Также характерно, что о «шанхайском перевороте» А. Мальро опубликовал в 1933 году роман «Условия человеческого существования». Роман и ныне считается классическим. Сюжет его строится именно на событиях в Шанхае, главные герои — китайские и русские коммунисты. Причем русский Катов даже получил боевое крещение в Одессе 1905 года. Коммунисты организуют шанхайское восстание, но Коминтерн их не поддерживает. Герои погибают, кантонцы сжигают их заживо в паровозной топке.
Ныне основой проблематики романа считается одиночество героев, преодолевающих его в величественном и безнадежном деянии. Это и прежде вполне отвечало настроениям будущих экзистенциалистов, почему и литературно востребованным оказалось. В момент же публикации роман был воспринят как повествование о бесстрашных революционерах. Потому в СССР публиковались его переводы, разумеется с купюрами, а С.М. Эйзенштейн планировал снять фильм по сценарию автора «Условий человеческого существования». Кстати, роман французского антифашиста начинается почти так, как завершается роман «Двенадцать стульев»: революционер Чэн, вооруженный бритвенным лезвием и кинжалом, убивает спящего противника.
Совпадение, надо полагать, случайное. Неслучайно же принципиально различное осмысление масштаба событий — «шанхайского переворота». То, что Мальро и многими другими европейскими «левыми» интеллектуалами было воспринято как событие глобально трагическое, Ильф и Петров трактовали в качестве лишь газетной новости, относящейся исключительно к далекому Китаю. И теряющей актуальность буквально на следующий день — с новым газетным выпуском.
Роман «Двенадцать стульев» строился на тезисах официальной пропаганды. Главные герои романа — люди прошлого. Не только «лишние», но и «бывшие», как тогда говорили. Прошлым живет делопроизводитель загса Ипполит Воробьянинов, бывший помещик, бывший уездный предводитель дворянства, категориями прошлого мыслит священник Федор Востриков, бывший студент, мечтающий разбогатеть и открыть собственный «свечной заводик», мечтами о богатстве и праздности живет профессиональный мошенник Остап Бендер, «великий комбинатор», не желающий принять условия советского быта. Их ценностные установки соотносимы не с «новым социалистическим бытом», а с бытом прошлым. Заговоры потенциальных врагов советского режима вероятны лишь в безвредном и шутовском варианте «Союза меча и орала». И никакой военной опасности не предвидится. Скорой войны боятся только те же недалекие заговорщики (снова выделены снятые фрагменты).
Заговорили о войне.
— Не сегодня завтра, — сказал Дядьев.
— Будет война, будет.
— Советую запастись кое-чем, пока не поздно.
— Вы думаете? — встревожился Кислярский.
— А вы как полагаете? Вы думаете, что во время войны можно будет что-нибудь достать? Сейчас же мука с рынка долой! Серебряные монетки, как сквозь землю, — бумажечки пойдут всякие, почтовые марки, имеющие хождение наравне, и всякая такая штука.
— Война дело решенное.
— Мне один видный коммунист уже об этом говорил. Говорил, что будто бы СТО уже решительно повернуло в сторону войны.
Дядьев напоминает собеседникам реалии незабытой еще мировой войны 1914–1918 годов. Тогда действительно выпускались в Российской империи почтовые марки, объявленные эквивалентом некоторых монет. Зато в остальном Дядьев, как намекают авторы романа, врет. Желаемое выдает за действительное. Почему и упоминает СТО — Совет труда и обороны — одну из влиятельнейших комиссий Совета народных комиссаров, созданную в 1920 году для оперативного решения вопросов промышленных и военных. Читателям соавторы подсказывали, что весной 1927 года СТО, разумеется, не «повернул» куда-либо, да и «видный коммунист» не стал бы с глуповатым паникером обсуждать проблемы внешней или внутренней политики. Но слишком уж велика жажда перемен, соответственно немедленно формируется аргументация: «— Вы как знаете, — сказал Дядьев, — а я все свободные средства бросаю на закупку предметов первой необходимости».
Установка на актуальность конструирует специфическую поэтику времени, которая в романе обусловлена скрупулезным вниманием к датам — точнее, к датам, актуализированным на страницах советской прессы.
Дядьев, как намекают авторы романа, комичен именно потому, что воспроизводит аргументы «левой оппозиции». Явно бессмысленные, к актуальной политической ситуации не имеющие отношения. Война отнюдь не прогнозировалась.