Нарбут ли предложил Катаеву-старшему написать «антилевацкий» роман, Катаев ли был инициатором — все это одинаково вероятно. В любом случае никаких случайностей, никаких чудесных совпадений, которые охотно живописали мемуаристы, здесь не было. «Социальный заказ» был. И кандидатура исполнителя далеко не случайна: не просто популярный писатель, драматург, фельетонист, «золотое перо», но и давний приятель главного редактора, многим Нарбуту обязанный. Кому ж и доверять, как не Катаеву. Ну а если заказ срочный, значит, и формирование «писательской бригады» целесообразно, тем более что в 1920-е годы «писательские бригады» формировались часто. Катаеву же кого и привлекать к совместной работе, если не брата и друга-земляка. Трудно сказать, когда конкретно обратился он к Ильфу и Петрову, но хронологические рамки определить можно: не раньше мая 1927 года и не позже начала сентября. В июне Ильф и Петров, может быть, еще и не соавторы, однако первый раз проводят отпуск вместе, в августе-сентябре они уже денно и нощно пишут «антилевацкий» роман, действие которого начинается 15 апреля 1927 года. Они торопятся, экономя время на сне и отдыхе, чтобы успеть сдать главы в первый номер, соответственно в октябре-ноябре закончена первая часть романа, ее срочно готовят к журнальной публикации, с января 1928 года идет публикация, при этом подготовка книги в издательстве «ЗиФ» — вопрос решенный.
Есть в этой истории еще один аспект, ныне забытый. Игра в «литературного отца». Традиция, отсылавшая читателей к хрестоматийно известной строке А.С. Пушкина: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил».
Многие советские писатели, следуя традиции, ссылались на бесспорные авторитеты, например Максима Горького. Но в данном случае традиция пародировалась, ведь «литературным отцом» объявлен Катаич, Валюн, как называли его друзья. И не случайно в черновиках есть намек на один из тогдашних катаевских псевдонимов — «Старик Саббакин». Этот псевдоним изменен пародийно: будущих соавторов благословил Старик Собакин[18].
Подводя некоторые итоги, можно отметить: Ильф и Петров приняли участие в политической интриге. Нет оснований считать, что они этого не понимали. Чем же они руководствовались, кроме, конечно, соображений конъюнктуры?
Похоже, тем же, чем и ряд других писателей, чьи литературные репутации обычно ассоциируются с идеей нонконформизма. М.А. Булгаков, например.
Тогда многие интеллектуалы верили: с падением Троцкого нэп утвердится навсегда, уровень жизни будет расти, политические ограничения, как и эпоха «перманентной революции», «военного коммунизма», «красного террора» — безвозвратно уйдут в прошлое. Но при всем том ни Ильф и Петров, ни тем более Нарбут вовсе не фрондировали. Они старались оставаться «в пределах дозволенного», точнее, дозволенного именно тогда.
В 1938 году, когда Петров задумал написать об Ильфе, нельзя было упоминать не только о Нарбуте, но и об антитроцкистской кампании, способствовавшей появлению романа. Зато созданная Петровым легенда — о катаевском «подарке» и случайной удаче трудолюбивых соавторов — была чрезвычайно удобна. Удобной она осталась и в послесталинские годы: Нарбута уже реабилитировали, но само имя Троцкого по-прежнему было «неупоминаемым». Как и методы борьбы с опальным лидером.
Первое зифовское издание открывалось посвящением Катаеву. Оно сохранялось во всех последующих изданиях, а вот сам роман быстро менялся. В журнальной публикации было тридцать семь глав, в первом зифовском отдельном издании 1928 года — сорок одна, и, наконец, во втором, тоже зифовском, выпущенном в 1929 году, осталось сорок. Столько же оставалось во всех последующих.
Советские текстологи настаивали, что журнальная публикация романа и первое книжное издание — художественно неполноценны. Подразумевалось, что журнальная редакция постольку неполноценна, поскольку соавторы текст сокращали применительно к журнальному объему. Соответственно, в книжной редакции 1928 года соавторы хоть и восстановили ряд купюр, но сделали это наспех, так сказать, по инерции. Ну а позже сочли сделанное нецелесообразным, что и подтверждается вторым зифовским изданием.
В 1938 году, т. е. при жизни одного из соавторов, сокращенный и выправленный роман был включен в четырехтомное собрание сочинений, выпускавшееся издательством «Советский писатель». Эта редакция считается «канонической» и тиражируется десятилетиями.
Такой подход использовался при подготовке к публикации пятитомного собрания сочинений, изданного в 1961 году. О чем сказано Б.Е. Галановым в кратком текстологическом комментарии[19].
18
См.:
19
См.: