Кевин тихо рассмеялся:
— Так-то ты отзываешься о своём короле?
— Прежде всего, Колин мой друг. И наша дружба даёт мне право критиковать его. Он дурак, что комплексует из-за своей внешности. Дейдра отказывалась выйти за него замуж вовсе не потому, что он некрасив, дело в другом… Кстати, тебе известно, что ты у неё первый колдун?
— Правда? — произнёс Кевин, чувствуя, что краснеет.
Морган пожал плечами:
— Это вполне естественно. Дейдра тянется к себе подобным и чурается нашего брата. Я давно хочу подружиться с ней… нет-нет, ничего такого, не пойми меня превратно. Дейдра очень умная и образованная девушка, у неё свой, особенный взгляд на вещи, и мне доставляет огромное удовольствие общение с ней. К сожалению, она избегает меня, потому что я колдун. А колдуны не в её вкусе… кроме тебя. Ты — поразительное исключение из этого правила. Она не изменила своего отношения к тебе даже после того как Колин обнаружил у тебя Дар. Кое-кто, например МакКормак, объясняет это благодарностью за своё спасение, но я так не считаю. Дейдра не из тех девушек, что…
— Пожалуйста, Морган, — прервал его смущённый Кевин. — Давай не будем об этом.
— Хорошо, — сказал Фергюсон и сразу же перевёл разговор на другую тему. Как и догадался Кевин с самого начала, он пришёл посмотреть на шпагу, которую Колин уже успел расхвалить ему. И так же, как и Колин, Морган потерпел неудачу. Скреплявшие клинок чары поставили в тупик даже самого искусного колдуна Логриса, коим по праву считался Фергюсон.
Огорчённо вздохнув, Морган вернул Кевину шпагу, а на перстень и вовсе не стал смотреть — очевидно, чтобы ещё больше не расстраиваться. Затем они ещё с полчаса говорили на разные нейтральные темы. Обнаружив у своего собеседника явную склонность к сплетням, Кевин спросил его об архиепископе и услышал в ответ грустную историю любви молодой ведьмы-аристократки к обедневшему провинциальному помещику. Наконец Морган сказал:
— Ну, ладно, мне пора. Не то, чего доброго, жена подумает, что я ошиваюсь у девок.
— А она имеет основания так думать? — поинтересовался Кевин.
Морган развязно ухмыльнулся:
— Конечно, имеет. Но я не люблю, когда меня обвиняют в грехах, которые я не совершал. Спокойной ночи, Кевин МакШон. Приятно было потолковать с тобой на сон грядущий.
— Постой, Морган, — остановил его Кевин после некоторых колебаний. — Что ты можешь сказать про Бронвен?
— А в чём дело?
— Ну… Сегодня в аббатстве она как-то странно смотрела на меня. Очень странно — как будто я что-то ей сделал, чем-то её обидел. А я даже не разговаривал с ней.
Морган нахмурился.
— Остерегайся её, Кевин. С Бронвен лучше не заводиться. Если она невзлюбит тебя — плохи твои дела. Все считают её ещё ребёнком, легкомысленной и беззаботной девчёнкой, но на самом деле за этой маской скрывается очень умная, хитрая и коварная ведьма. Я обучал её магии и знаю, на что она способна. А ещё у неё ужасный характер. — Фергюсон покачал головой. — Мне заранее жаль того бедолагу, который возьмёт её в жёны. Лучше сразу убить его, чтоб долго не мучился.
Глава 8
— Колин, — промолвил архиепископ. — Признаёшь ли ты Отца, Сына и Святого Духа как Бога единого?
— Да, — последовал ответ.
Облачённый в бело-золотые королевские одежды, Колин стоял коленопреклонённый на возвышении перед алтарём кафедрального собора святого Андрея Авалонского. Архиепископ держал его правую руку на Библии.
— Обязуешься ли ты любить и почитать Святую Церковь Христову, беречь её от язычников, реформаторов и осквернителей и нести свет её истинной веры по всему миру?
— Да.
— Обязуешься ли ты править своим государством по закону и справедливости, защищать правду и добро и, сколько станет тебе сил, искоренять зло и несправедливость?
— Да.
— Обязуешься ли ты употреблять свою Силу, дарованную тебе свыше, только в богоугодных целях, вести непримиримую борьбу с дьяволом и прислужниками его, чёрными магами?
— Да.
Колин скрепил текст королевской клятвы своей подписью, и архиепископ положил пергамент на алтарь, как бы призывая в свидетели самого Всевышнего. Красочная церемония коронации подходила к своему кульминационному моменту.
Когда отзвучала молитва во славу короля, монсеньор Корунн МакКонн при помощи длинной тонкой трубки из чистого золота набрал из священной ампулы немного елея и капнул его в золотую чашу. Присутствующие в соборе затаили дыхание. Архиепископ макнул палец в елей.
— Сим миром от имени Всевышнего помазываю тебя на царство, и да пребудет с тобой Сила и благословение Господне во всех твоих праведных начинаниях. Аминь!
С этими словами он начертал на лбу Колина крест. В толпе пронёсся облегчённый вздох. Многим показалось, что на какое-то мгновение над головой короля вспыхнуло сияние, а кое-кто мог даже поклясться, что видел парившего над алтарём святого Андрея, издревле считавшегося покровителем Логриса. И только несколько человек знало, что никакой передачи Силы ещё не состоялось.
Снова зазвучала музыка и церковный хор запел очередную молитву. Двое младших епископов закрепили на плечах Колина пурпурную королевскую мантию, затем символически коснулись его башмаков золотыми шпорами и тут же убрали их. Архиепископ взял с алтаря меч в украшенных драгоценными камнями ножнах и с напутственными словами протянул его молодому королю.
Колин принял меч, поцеловал головку его эфеса и передал его лорду Дункану Энгусу, мужу своей тётки Алисы. Преклонив колени, Дункан Энгус положил меч на алтарь, вручая военное могущество государства в руки Божьи, перекрестился, после чего встал на ноги и отошёл в сторону.
По знаку одного из епископов Кевин и Дана поднялись к алтарю. На груди у обоих висели камни — Знак Жизни у Даны и Знак Мудрости у Кевина. Они опустились на колени по обе руки от короля. Тем временем архиепископ достал из дарохранительницы усыпанную драгоценными камнями золотую корону, которую венчал огромный остроконечный алмаз чистой воды.
— Венчает тебя Господь, сын мой, короной славы и справедливости! Будь верным защитником и слугой своего государства, и да поможет тебе Всевышний, творец всего сущего на земле. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь!
Он возложил на голову Колина корону. Знак Силы на груди у короля засветился мягким красным светом. Внутри двух других камней, Знака Мудрости и Знака Жизни также вспыхнули огоньки — голубой и фиолетовый. Левая рука Кевина и правая Даны потянулись к алмазу на короне и одновременно прикоснулись к нему кончиками пальцев.
«Холодный, как лёд», — подумал про алмаз Кевин, и тут его слегка зазнобило, а к горлу подступила тошнота.
Врата отворились, пропуская к Источнику очередного неофита. Колин исчез из собора — но никаких чар, чтобы скрыть его отсутствие, накладывать не пришлось, поскольку…
…Колин стоял на коленях у подножия высокого холма, сплошь покрытого растительностью какого-то странного лилового цвета. Кое-где виднелись цветы — белые, алые, оранжевые, фиолетовые, жёлто-золотые, серебряные, небесные… то есть зелёные — так как небо здесь было ярко-зелёное, то тут то там отливавшее бирюзой. Солнца видно не было; свет излучало само небо — сияющее, сверкающее…
По пологому склону холма к Колину не спеша спускалась стройная золотоволосая женщина в ослепительно-белых одеждах. Её походка была величественной, упругой и грациозной. Когда она подошла ближе, он разглядел черты её лица — чёткие, строгие, безукоризненно правильные. Её суровая красота дышала холодом снежных вершин.
Женщина остановилась в трёх шагах от него.
— Приветствую тебя, Колин Лейнстер из Авалона!
Губы её шевелились в полном соответствии с произносимыми словами, но её серебристый с властными нотками голос звучал, казалось, отовсюду, обрушиваясь на Колина подобно водопаду.