Он остановился в дверях и, тщательно артикулируя, сказал:
— Вы пойдете со мной.
— Роско! — воскликнул я. — Спасибо тебе, что вернулся! Что-нибудь случилось?
Он постоял с минуту, вперив в меня свой глупый взгляд, а потом сказал все так же осторожно:
— Если математика дейст… — Тут он запнулся, но вскоре продолжил: — Была неисправность. Я устранил ее. Ее устранение пошло мне на пользу…
Он говорил теперь гораздо лучше, но чувствовалось, что это стоит ему больших усилий.
— Успокойся, Роско, — сказал я. — Не следует так напрягаться. У тебя прекрасно получается!
Но он не собирался успокаиваться. Его переполняло то, что он должен был сказать. Оно наконец-то имело возможность вырваться наружу.
— Капитан Росс, — сказал он. — Все это время я опасался. Я опасался, что никогда не решу эту задачу. На планете существуют две вещи, настолько сходные по интенсивности, что мне никак не удавалось разделить их… тих, чих, лих…
— Ради Бога, успокойся! — воскликнул я, схватив его за руку. — Не нужно торопиться! У тебя есть время! Я выслушаю все!
— Благодарю вас, капитан, — с усилием сказал Роско, — за ваше терпение и уважение.
— Мы проделали большой путь, Роско. Теперь мы отдыхаем. Так что не торопись. Если у тебя есть какие-то соображения насчет этой планеты — выкладывай. Тем более, что у меня они отсутствуют.
— Это структура, белая структура. Из нее сделан город, ею покрыт космодром и запечатаны корабли…
Он остановился и молчал так долго, что я начал за него беспокоиться. Но он заговорил опять:
— В обычном веществе связь атомов затрагивает только внешние слои, понимаете?
— Смутно, но понимаю, — ответил я.
— В этом белом веществе связь простирается гораздо глубже электронных орбит… Вы улавливаете смысл?
Я открыл рот от изумления, хотя из сказанного понял совсем мало.
— Все силы ада, — сказал я, — не смогли бы разрушить эту связь.
— Совершенно верно, — кивнул Роско. — Именно так и было задумано… А теперь пойдемте, капитан, если вы не против…
— Минуточку! — протестующе вскричал я. — Ты еще не все сказал! Ведь речь шла о двух вещах?
Он пристально посмотрел на меня, а потом спросил:
— Что вы знаете о реальности, капитан?
Это был глупый вопрос.
— Когда-то я мог ее отличить. Теперь — не знаю… — туманно ответил я.
— Эта планета, — сказал Роско, — состоит из пластов реальностей. Здесь по крайней мере две реальности. Но может быть, и намного больше.
Он говорил теперь свободно, хотя изредка и запинался.
— Но как, — спросил я, — ты узнал все это?! Про связь и про реальность!
— Я не знаю, — ответил он. — Я только знаю, что я это знаю. А теперь пойдемте, пожалуйста!
Развернувшись, он двинулся по скату вниз. Я последовал за ним. Мне нечего было терять. Нельзя было, конечно, исключать, что все им сказанное — вдохновенная чушь, но мне ничего не оставалось, как ухватиться за эту соломинку!
Мысль о более прочной атомной связи, несмотря на необычность, выглядела вполне здравой. Но эта многослойная реальность была совершенной ерундой…
Выйдя на улицу, Роско повернул в сторону космодрома. Он не бормотал себе под нос и шел таким целеустремленным шагом, что я едва поспевал за ним. Он изменился — в этом не было сомнений, но не являлись ли эти изменения лишь новой фазой его сумасшествия?..
Когда мы вышли на космодром, уже было утро. Солнце находилось в полпути от зенита, и молочно-белое поле блестело так ослепительно, что корабли едва можно было разглядеть.
Роско двигался все быстрее, и я уже перешел на легкую трусцу. Мне хотелось спросить, к чему такая спешка, но я не был уверен, что он ответит.
Долгое время казалось, что в своем марш-броске мы ничуть не продвигаемся вперед, но потом, довольно внезапно, городские стены отступили назад, а корабли приблизились.
У основания нашего корабля я вскоре разглядел какое-то приспособление. Это была несуразного вида штуковина с зеркалом и тем, что я сначала принял за блок питания, а также со множеством проводов и трубок. Довольно небольшая по размерам — фута три в высоту, и примерно столько же в длину и ширину, — издалека она выглядела, как куча хлама. При ближайшем рассмотрении впечатление менялось. Штуковина становилась похожей на нечто, построенное маленькими детьми из, опять-таки, различного хлама.
Я смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова. Из всех глупостей, виденных мною когда-либо, — эта была вне конкуренции… Значит, пока я в поте лица своего просматривал эти чертовы миры, умница робот носился по городу, подбирал все, что валяется — и вот, построил монумент…