Она шла сквозь утреннее солнце, и вокруг нее золотилось и пламенело разноцветное великолепие редколесья. Она видела металлически блестевший золотарник, небесно-голубые астры. Она ступала по траве, когда-то сочной и зеленой, а теперь побуревшей и скользкой. Она опустилась на колени и провела рукой по зелено-алому ковру лишайника, пятнами покрывшего старый серый валун, и внутри у нее все пело, ибо она была частью всего этого — да, даже частью лишайника, даже частью валуна.
Она взобралась на вершину гряды, и теперь внизу лежал густой лес, покрывавший холмы по берегам реки. Здесь начиналось ущелье, и она стала спускаться по нему вниз. В одном месте из земли бил родничок, и девушка шла по ущелью, а где-то рядом, прячась в камнях, бежал и пел ручеек. Ей вспомнился тот, другой, день.
Тогда было лето, холмы покрывала зеленая пена листвы, и на деревьях пели птицы. Она крепко прижала к груди амулет, и опять услышала слова, сказанные ей деревом. Это, конечно, очень нехорошо, женщина не должна заключать соглашение с деревом. И ладно бы с березой, или тополем, или каким-нибудь другим деревом, поменьше, более женственным. Но с ней говорил старый белый дуб — дерево охотника. Дуб стоял впереди, старый, в наростах, сучковатый, могучий, но, несмотря на всю свою толщину и мощь, казался припавшим к земле, словно приготовился к бою. Листья его побурели и начали сохнуть, однако не успели опасть. Дуб все еще кутался в свой воинственный плащ, хотя деревья вокруг уже стояли совсем обнаженные.
Она спустилась к нему по склону и нашла в могучем стволе дупло, древесина вокруг которого гнила и отслаивалась. Привстав на цыпочки, она увидела в тайнике амулет, положенный туда много лет назад, — маленькая куколка из стержня кукурузного початка, одетая в лоскутки шерстяной материи. Амулет попортился и потемнел от дождя, просачивавшегося в дупло, однако сохранил свою форму.
Девушка положила в дупло новое приношение, аккуратно поместив его рядом с первым.
— Дедушка Дуб, — сказала она, уважительно опустив глаза, — я уходила, но не забывала о тебе. И долгой ночью, и ярким днем я тебя помнила. Теперь я вернулась, чтобы сказать, что могу снова уйти, хотя и иначе. Но я никогда не покину этот мир вовсе, потому что слишком сильно люблю его. И я всегда буду тянуться к тебе, и ты будешь знать, когда я протяну к тебе руки, и я буду знать, что на этой земле есть кто-то, кому я могу довериться и на кого могу положиться. Я тебе искренне благодарна, Дедушка Дуб, за ту силу, что ты мне даешь, и за твое понимание.
Она замолчала и подождала ответа, но его не последовало. Дерево не заговорило с ней, как в тот, первый, раз.
— Я не ведаю, куда пойду, — продолжала она, — и отправлюсь ли вообще, но я пришла сказать тебе об этом. Чтобы разделить с тобой чувство, которое не могу разделить ни с кем другим.
Она опять подождала, чтобы дерево ответило, и не дождалась слов, но ей показалось, что могучий дуб встрепенулся, словно пробуждаясь ото сна, и будто огромные руки поднялись и простерлись над ее головой, и нечто — благословение? — снизошло на нее с ветвей дерева.
Она медленно, шаг за шагом, попятилась, не отрывая от земли глаз, затем повернулась и бросилась бежать прочь, вверх по склону холма, словно дерево коснулось ее, наполнив неведомым прежде чувством.
Она споткнулась о корень, петлей торчавший из земли, упала на руки на огромный ствол поваленного дерева. Отсюда старого дуба она уже не видела.
Вокруг тихо, ничто не шелохнется в подлеске, и птиц не видно. Весной и летом их было здесь множество, но сейчас они либо улетели на юг, либо находились где-то в другом месте, собираясь в стаи перед отлетом. Внизу, на реке, стаи уток ссорились и шумели на заводях, а заросли тростника кишели черными дроздами, которые свистящей бурей взмывали в небо. Но отсюда птицы улетели, и в лесу стояла тишина, торжественный покой с легким привкусом одиночества.
Что она сказала дереву? То ли сказала, что действительно имела в виду, и что она знает об этом? Иногда ей казалось, что она собирается в какое-то другое место, — так ли это? В ней жило чувство смутного беспокойства, ожидания, покалывающее ощущение, что вот-вот произойдет что-то чрезвычайно важное, нечто незнакомое, даже пугающее. Мир ее был полон друзей — не только среди людей: маленькие пташки в лесах и кустарниках, застенчивые цветы, прячущиеся в лесных укромных уголках, стройные деревья, тянущиеся к небу, самый ветер, и солнце, и дождь.