Джейсон, сгорбившись, сидел в своем кресле. Он чувствовал себя одиноким и покинутым; он снова подумал, не ошибается ли он. Возможно, ошибается относительно себя, роботов, но не Красного Облака и его народа.
Он сознательно попытался выбросить все эти мысли из головы. Если ему удастся некоторое время ни о чем не думать, он сможет думать яснее, когда придет срок. Он уселся удобнее, чтобы отвлечься и расслабиться. Он видел, как лунный свет блестит на крышах монастырских зданий, как освещенные луной музыкальные деревья стоят подобно стройным белым призракам. Последнее время деревья музицировали гораздо лучше, подумал он. И случилось это, вспомнил он, вечером того дня, когда его брат Джон вернулся со звезд. Он заметил это и удивился, но было слишком много дел, слишком много забот и тревог, чтобы размышлять об этом. Вечером того дня, когда вернулся Джон, подумал он, однако то, что Джон вернулся, никак не могло повлиять на музыкальные деревья.
Джейсон услышал за спиной шаги и обернулся. К нему спешил Тэтчер.
— Мистер Джейсон, сэр, — проговорил робот, — там кто-то вызывает нас по радио. Я сказал ему, чтобы он подождал и что я позову вас.
Джейсон поднялся. Он почувствовал внезапную слабость в коленях, ощутил, как что-то опустилось внутри. Вот оно, подумал он. Он к этому не готов. И никогда не был бы готов.
— Спасибо, Тэтчер, — сказал он. — Я бы хотел, чтобы ты для меня кое-что сделал.
— Все что угодно, сэр.
Тэтчер был взволнован. Джейсон посмотрел на него с удивлением: никогда бы не подумал, что увидит взволнованного Тэтчера.
— Пошли, пожалуйста, одного из роботов в лагерь Красного Облака. Скажи ему, он мне нужен. Попроси его прийти.
— Сейчас, — сказал Тэтчер. — Я сам туда схожу.
— Замечательно. Я надеялся, что ты это сделаешь. Гораций тебя знает, но может возмутиться, если его поднимет с постели другой робот.
Тэтчер повернулся, чтобы уйти.
— Минутку, — остановил его Джейсон. — Еще попроси Красное Облако послать кого-нибудь за Стэнли. Ему тоже нужно быть здесь. И Езекии тоже.
Глава 26
Он убил того последнего медведя, хотя зверь был слишком близко, чтобы успеть выстрелить как следует. Точно так же он убил и всех остальных: один медведь — один коготь в его ожерелье. Убивали его стрелы, — прямые, прочные, хорошо оперенные стрелы, посланные мощным луком. Но теперь он в этом не был уверен.
Хотя он не только убивал. Он и исцелял.
Он убил медведей, но исцелил деревья. Теперь он был уверен в этом. Он почувствовал, что с ними что-то неладно, и помог, хотя на самом деле и не знал, что же с ними такое.
Между освещенных луной деревьев проковылял инопланетянин и припал к земле рядом с ним. Черви все шевелились и шевелились, ползли и ползли. Инопланетянин следовал за ним уже несколько дней, и Дэвид устал от него.
— Убирайся отсюда! — крикнул он. — Уходи!
Тот не тронулся с места, а черви все шевелились. Порой он испытывал искушение сделать с инопланетянином то же, что и с медведями, но говорил себе, что с инопланетянином так поступать нехорошо. Тот не представлял никакой опасности, по крайней мере он так не думал; но клубок червей ему надоедал.
Инопланетянин подобрался ближе.
— Я дал тебе то, что ты хотел, — закричал на него Дэвид Хант. — Я убрал боль. А теперь оставь меня в покое.
Инопланетянин попятился.
Дэвид присел на корточки у подножия могучего клена и стал думать. Хотя, в сущности, думать особенно не о чем. Все казалось достаточно ясным: он излечил деревья, излечил это странное существо, которое теперь следует за ним по пятам, вылечил сломанное крыло у птицы и больной зуб у старого медведя. А еще он очистил куст астр от какой-то ужасной штуки, которая высасывала из него жизнь. (Правда, он ощущал некоторую неуверенность: помогая астрам, он убил какую-то другую форму жизни — пусть низшего порядка, но все же нечто живое.) Из него словно бы изливался мощный поток сострадания, исцелявший всех страждущих, однако, как ни странно, в себе он не ощущал особого сострадания. Скорее неудобство от чьей-то боли или нездоровья, и должен был сделать что-то, чтобы его не беспокоили. Неужели мне придется жить, подумал он, воспринимая все, что есть неладного в мире? Все было в порядке, пока в тот вечер он не услышал музыкальные деревья, не ощутил их недуг. Может быть, дело в музыке? Или в роботе, который тогда стоял рядом с ним? И что, теперь он всю жизнь будет чувствовать все самые маленькие беды, все самые мелкие хвори, и не будет ему покоя, пока не излечит их все?