Генерал опустился перед ним на колени, остальные стояли вокруг, со страхом наблюдая за происходящим. Услышав шаги Лэнсинга, генерал резко поднялся.
— Что там случилось? — спросил он повелительно. — Лэнсинг, что вы с ним сделали?
— Вы слышали вой?
— Да, и гадали, что бы это могло быть.
— Пастор испугался воя, зажал уши руками и побежал.
— Простой испуг?
— Думаю, да. Он уже перед этим был не в своей тарелке. Пастор произнес целую речь — бессвязную и нелогичную. Я пытался успокоить его, но он воздел руки и стал кричать, что Бог покинул его.
— Невероятно! — воскликнул генерал.
Сандра, сидевшая рядом с пастором, поднялась, обхватив руками голову.
— Он страшно напряжен, весь будто завязан узлами. Что нам с ним делать?
— Оставьте его в покое, — распорядился генерал, — пусть приходит в себя. Если он не справится сам, мы бессильны.
— Ему бы не повредила хорошая доза спиртного, — предположил Лэнсинг.
— Да, но как его заставить выпить? У него же зубы стиснуты; чтобы рот открыть, нужно сломать челюсть. Может быть, попозже?
— Как ужасно, что это случилось с ним! — воскликнула Сандра.
— С самого начала нашего путешествия он шел к этому, — произнес генерал.
— Как вы думаете, он выпутается? — спросила Мэри.
— Мне приходилось сталкиваться с подобными случаями, — ответил генерал, — в военной обстановке. Иногда все кончается благополучно, иногда — нет.
— Надо, чтобы он согрелся, — сказала Мэри. — У кого-нибудь есть одеяло?
— У меня два, — откликнулся Юргенс. — Я захватил их с собой, на всякий случай.
Генерал отозвал Лэнсинга в сторону и спросил:
— Действительно этот вой со стороны холмов был так ужасен? Мы слышали его, но приглушенным.
— Это на самом деле было ужасно, — ответил Лэнсинг.
— Но вы же выдержали?
— Ну да. Но во мне не было того эмоционального напряжения, что владело пастором. Он был в состоянии стресса, и едва он в крике обратил свою жалобу Богу, как с холмов понеслись жуткие тоскливые звуки.
— Испуг, — произнес генерал с отвращением. — Бесстыдная, неприкрытая трусость!
— Пастор ничего не мог поделать, он потерял контроль над собой.
— Надутый праведник, — выговорил генерал презрительно, — показал наконец себя во всей красе.
Мэри вспылила:
— Можно подумать, что вы рады случившемуся.
— Нет, — возразил генерал, — вовсе нет. Все это неприятно. У нас теперь двое калек, которых нам надо тащить с собой.
— Почему бы вам не приставить их к стенке и не расстрелять? — сквозь зубы спросил Лэнсинг. — О, извините, я забыл, что при вас нет оружия.
— Никто из вас не понимает простой вещи, — сказал генерал. — В рискованном предприятии, вроде нашего, только жесткость может обеспечить успех.
— Вы достаточно жесткий человек, — заметила Сандра, — чтобы восполнить возможный недостаток этого качества у всех остальных.
— Я вам не нравлюсь, — констатировал генерал, — но это меня не задевает. Никому не нравится жесткий командир.
— В том-то и дело, — возразила ему Мэри, — что вы вовсе не наш командир. Мы все прекрасно можем обойтись и без вас.
— Думаю, — сказал Лэнсинг, — настало время покончить с этим. Я высказал против вас, генерал, немало резких обвинений, и каждое сказанное мною слово было обдуманным. Но я готов взять их обратно, если вы их забудете. Если мы будем пускаться в пустые перебранки, вроде теперешней, наше рискованное предприятие, как вы его назвали, не кончится добром.
— Замечательно! — воскликнул генерал. — Вы заговорили как мужчина, Лэнсинг. Я рад, что вы на моей стороне.
— Не уверен, что дело обстоит именно так, — возразил Лэнсинг, — но охотно сделаю все от меня зависящее, чтобы ладить с вами.
— Тише, — перебила их Сандра, — замолчите и слушайте! Мне кажется, вой прекратился.
Они притихли и прислушались: вой действительно утих.
Глава 16
Лэнсинг проснулся раньше всех и огляделся. Рядом под грудой одеял лежал пастор, чуть расслабившись, но по-прежнему сохраняя позу зародыша в чреве матери.
Юргенс сидел у костра, присматривая за кипящим котелком с овсянкой. Заботливо собранная кучка углей окружала кофейник, не давая ему остыть.
Лэнсинг вылез из спальника и присел рядом с Юргенсом.
— Как пастор? — спросил Лэнсинг.
— Сейчас вроде ничего. — Юргенс позволил себе отвлечься от овсянки. — Последние несколько часов он чувствует себя неплохо. У него был озноб, его всего трясло. Я не стал никого будить — все равно ему нечем помочь. Я присматривал за ним и следил, чтобы он был хорошо укрыт. В конце концов озноб прекратился, и ему удалось заснуть. Знаете, Лэнсинг, ведь мы могли взять с собой какие-нибудь лекарства. Почему никто из нас об этом не подумал?
— У нас есть бинты, обезболивающие и дезинфицирующие средства, — возразил Лэнсинг, — полагаю, это все, что было нам доступно. Боюсь, пользы от других лекарств мало — ни у кого из нас нет никаких медицинских познаний.
— Мне кажется, — заметил Юргенс, — генерал был ужасно груб с пастором.
— Генерал испугался. У него и у самого проблем довольно.
— Не вижу с чего бы.
— Он считает, что отвечает за нас. Для людей его типа это вполне естественно. Его беспокоит любой наш шаг, любая мелочь. Это нелегко.
— Лэнсинг, мы в состоянии сами отвечать за свои поступки.
— Я-то знаю это, но он так не думает. Скорее всего, он упрекает себя за то, что произошло с пастором.
— Но он ведь не любит пастора.
— Да. Пастора никто не любит. С ним трудно ужиться.
— Почему же вы пошли с ним гулять?
— Не знаю. Наверное, просто из жалости. Он кажется таким одиноким. Человек не должен быть так одинок.
— На самом деле именно вы заботитесь обо всех нас, хотя и не демонстрируете этого. Вы ведь никому не рассказали обо мне, о том, кто я и откуда прибыл.
— Когда Мэри спросила о мире, из которого вы прибыли, вы предпочли не отвечать. Я сделал вывод — вы не хотите, чтобы о вашей истории знал еще кто-то, помимо меня.
— Но вам я сказал. Вы понимаете, что я имею в виду. Вам я все рассказал. Я доверяю вам. Не знаю почему, но думаю, что поступил правильно. Я хотел, чтобы вы все знали.
— Наверное, я похож на отца-исповедника.
— Я думаю, вы больше чем духовник, — сказал Юргенс с чувством.
Лэнсинг поднялся и пошел к выходу. Остановившись на ступеньках лестницы, он оглядел площадь. Какая мирная картина! Восток уже посветлел, однако солнце еще не взошло. В неярком утреннем свете стены домов, окружающих площадь, казались розовыми, а не красными, как при дневном освещении. В воздухе еще чувствовался ночной холод. Где-то в руинах попискивала одинокая птичка.
Лэнсинг услышал шаги за спиной и обернулся. По ступенькам спускался генерал.
— Кажется, пастору лучше, — произнес он вместо приветствия.
— По словам Юргенса, сначала у него был сильный озноб, но последние несколько часов он спит.
— Он создает нам дополнительные сложности, — нахмурился генерал.
— Каким образом?
— Мы должны продолжать поиски. Нам надо прочесать город. Я убежден, здесь существует нечто, что должно быть обнаружено.
— Давайте потратим несколько минут на анализ ситуации, — предложил Лэнсинг, — мы ни разу не пытались этого сделать. Полагаю, вы уверены, что существует ключ, найдя который, мы сможем вернуться в наши миры.
— Нет, — покачал головой генерал, — не думаю. Нам не удастся попасть обратно. Этот путь закрыт для нас. Но должна существовать другая дорога, куда-то еще.
— Вы думаете, мы были доставлены сюда кем-то или чем-то, специализирующимся на головоломках? По замыслу неведомого автора существует место, куда мы должны добраться, и мы должны найти его, самостоятельно. Как крысы в лабиринте?