Морт вглядывался в заросли обоих берегов, мысленно молясь Монку оградить их от внимания злодеев. Остальные молились не меньше и, если работяги ещё имели шанс стать рабами, а торговец выкупить свою жизнь, воинов, ещё и не оказавших сопротивление, обычно ждала смерть. Можно конечно ещё до схватки, в обмен на сохранение жизни, сдаться на милость врага. Однако остальные выжившие непременно разнесут по всем городам весть о трусах. Наёмниками им уж точно тогда не быть. И всё же в сердце Дирка закрался страх. Несмотря на хорошую оплату и бремя позора, он готов был в случае опасности предать товарищей. Наёмники с работягами вновь налегли на вёсла, а утреннее солнце, постепенно поднимаясь всё выше, уже светило им прямо в глаза. Оттого гребцы опустили головы и лишь слушали размеренный счёт командира. Торговец, щурясь и прикрывая глаза ладонью, правил судно так, чтобы идти подальше от берега, полагая что основная опасность именно там. Ладья приближалась к узкому месту реки, где раскидистые ивы свесили свои ветви прямо в воду. Боялся ли торговец Морт? Определённо нет. Просто в поворотный момент своей жизни он понял, что страх мешает жить, тем более побеждать, и перестал бояться. Ну или почти перестал, ведь полностью управлять своим страхом не может никто. Он изменился тогда, раз и навсегда.
Морт вспоминал, когда это произошло. Момент чётко запечатлелся в его памяти. Он вернулся из Эшта, провернув очередное выгодное дело. Вернулся на день раньше обычного, тогда как обычно наоборот задерживался. Сразу же направился домой к своей любимой жене и сыну. Застал её с мастером, у которого та недавно заказала себе платье, а раньше покупала ещё много чего и для себя, и для Морта. Грешники как раз совокуплялись, так страстно, что даже не слышали, как он вошёл. За одно мгновенье весь мир для него перевернулся. Предательство любимой женщины, что может быть больнее?! Стоял там и смотрел сквозь них, ничего не видя, не слыша, не понимая. Пелена скорби заволокла разум. Морт не чувствовал ни рук, ни ног. Вскоре они заметили его и, после некоторого замешательства, стали объяснять почему и зачем. Жена даже стала обвинять его самого. Он, как оказалось, виноват в том, что она перестала любить и теперь полюбила другого. Мастер заверял его, что они поженятся, как только этот, уже никому ненужный союз, будет разорван пред богами и людьми. Морт молчал. Его молчание ещё больше распалило жену, девушку которую он ещё совсем недавно боготворил и казалось любил всем сердцем, женщину бывшую ему такой родной. Она стала кричать, что по его вине у них долго не было детей, а сын вовсе не его, а мастера. Сын, который обнимал его своими крохотными ручонками и был для него божьим благословением, теперь для него чужой! Это откровение было похуже измены. Они собрали её вещи и ушли. Увели с собой не его сына, а он продолжал стоять на одном месте, так и не проронив ни слова. Внутрь торговца вползла ледяная пустота и на время лишила его всех чувств.
Это изменило его. Именно этот момент, словно ключ, открыл в нём тёмные стороны. Он не сломался, но стал сильнее. После того дня стал бесстрашным, жёстким и пристрастился к игре в кости. Морт, благодаря своей смелости и безрассудному напору, теперь имел больший навар, чем любой из торговцев Рица. Однако частые проигрыши в игре сводили на нет всю его успешность. Долгое время вынашивал планы мести, но нужный момент не наступал. Купил себе меч и тренировался с одним из стражников за щедрую плату. Воином он не стал, но защитить себя уже был способен вполне. Часто размышлял о переезде. Всё в Рице напоминало о боли предательства: и его дом, ставший вдруг таким пустым, и случайные встречи с женой, и тем более с оказавшимся чужим сыном, и даже сам город, который он так любил раннее. Всё раздражало теперь в Рице. Оба его брата пытались отвлечь Морта от мрачных мыслей и поддерживали всё это время, а он до сих пор не вернул им долг. На этот раз, думал торговец, он уж не подведёт их и вообще никогда не возьмёт в руки проклятые кости.
Ладья, стремительно рассекая водную гладь, приближалась к узкому месту. Гребцы старались, надеясь на скорый отдых. Солнечные лучи исчезли за большим, лохматым облаком. Уставшие щуриться глаза торговца впились в обрывистые берега. Река, бывшая до того не меньше сотни, а часто и более, садий вширь, стала сужаться до каких-то сорока. Поросший кустарником берег даже по весне способен укрыть немалый отряд.
— Опасное место. Для засады само… — стрела, попавшая прямо в правый глаз сидевшего в первом ряду вёсел наёмника, оборвала его на полуслове и подтвердила их опасения.
Не успели ещё остальные осознать, что произошло, как сразу несколько стрел прилетели за первой. Одна из них вонзилась в шею второго наёмника, также сидевшего в первом ряду. Другая пробила грудь работяги Кирша. Ещё одна попала в плечо Золе. Стрела, явно предназначенная для вмиг пригнувшегося Дирка, лишь ударила того по шлему и оцарапала руку Морта. Немало стрел пролетели мимо, но, учитывая столь опустошительный урон по движущейся ладье, враги явно мастерски владели луками. Наёмник, сидевший рядом с Дирком, внезапно вскочил, намереваясь то ли прыгнуть за борт, то ли достать атакующих прямо с ладьи выхваченным из ножен мечом. Глупец получил аж две стрелы в лицо и третью в горло. Он так и упал за борт, во всеоружии, захлёбываясь собственной кровью. Наёмник, исчезая в водных объятиях Агра, продолжал сжимать мертвеющей рукой направленный в сторону врагов меч. Кирш, хрипя завалился на бок, схватившись за торчащую в груди стрелу. Ещё две впились в бок бедолаге, прекратив его страданья. Враги знали своё дело, намеренно убивая охранников и никому не нужных работяг, чтобы добраться до торговца и груза.