– Вот, значит, какие дела, – сказал Смыков, примостившись на скрипучем венском стуле. – Не хочется вас, конечно, беспокоить, но, как видно, придется. Такая уж жизнь наша хлопотная, одни заботы да недосуги. Вы нам, пожалуйста, все расскажите подробно, мы и пойдем себе…
– Что я должна рассказать? – Шансонетка прижала к груди пухлые кулачки.
– Скрывать от нас ничего не надо. Знаем, заходил тут к вам кое-кто на днях.
– Вы про варнаков спрашиваете? – Лицо девушки дрогнуло так, словно под кожей у нее была не упругая плоть, а хлипкий студень.
– Про них, родимых, – Смыков улыбнулся своей обычной кисло-сладкой улыбочкой. – Интересно знать, что они от вас такое хотели?
– А что, по-вашему, мужчина от женщины может хотеть? – Она уставилась в угол, где на фанерной тумбочке красовался старенький аккордеон.
– Так то от женщины! – не удержался Зяблик. – А ты же корова!
– Все, я больше вам ни слова не скажу, – Шансонетка спрятала лицо в ладони.
– Не обращайте внимания, – Смыков укоризненно глянул на Зяблика и откашлялся в кулак. – Вы нас правильно поймите… Варнаки нам враги. Но не такие, как, скажем, когда-то были арапы или нехристи. Они враги всем людям, которых и так осталось не очень-то много. Мы о них почти ничего не знаем. До сих пор к варнакам никто и пальцем не сумел прикоснуться. Единственное, чем мы располагаем, так это гипсовыми отливками их следов да некоторыми не совсем… а лучше сказать: совсем непонятными вещами. Так близко, как вы, их никто не видел. Мы просто обязаны подробно допросить вас.
– Тише дыши, командир! – озлился Зяблик. – Чего ты ей всю нашу подноготную выкладываешь?
– Не мешайте, братец вы мой, – Смыков отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
– Ладно, – после недолгого молчания выдавила Шансонетка. – Я все расскажу.
– Вот и ладненько, – кивнул Смыков. – Сколько их было?
– Трое.
– Все трое занимались с вами… этим?
– Нет. Только один.
– А остальные где были?
– Рядом стояли. Они накрыли нас чем-то вроде шатра или покрывала.
– Раньше вы знали мужчин? – Смыков вновь откашлялся в кулак. – Я имею в виду: вам есть с чем сравнить?
– Есть, – она покраснела, главным образом ушами и шеей.
– Ну и что вы можете сообщить нам по этому поводу? Разница между человеком и варнаком имеется?
– Не знаю… Кажется, нет.
– Говори, шалава, во всех деталях, как дело было! – вновь влез Зяблик.
– Дай Бог вам всем, как у него! – огрызнулась Шансонетка.
– Какой он на ощупь, – осведомился Смыков. – Кожа, мышцы, волосы?
– Обыкновенный. Только очень твердый. Как камень. Если бы захотел, из меня лепешку мог бы сделать.
– Какого-нибудь особенного запаха вы не ощущали?
– Нет.
– Звуки он издавал?
– Нет.
– Что – не дышал даже?
– Дышал, наверное. Но я как-то не прислушивалась.
– А сердце как билось?
– Не помню. Я очень испугалась. Они вошли, сняли с меня всю одежду, будто… с колбаски шкурку стянули, а потом покрыли этой попоной.
– Где все это происходило?
– Здесь. На полу.
– Вы убирали потом?
– Да. И полы помыла.
– Ничего примечательного не нашли?
– Нет.
– Эта женщина – врач, – Смыков кивнул на Верку. – Она должна осмотреть вас.
– Вы-то хоть выйдите отсюда, – взмолилась Шансонетка.
– Ага, стыдно теперь! – ухмыльнулся Зяблик. – А когда они тебя по полу валяли, не стыдилась?
– А вы меня защитили? Прогнали их? – девушка вскинула заплаканное лицо. – Сейчас-то вы все смелые…
– Пошли, – Смыков взял Зяблика под локоть. – Покурим.
На кухне Зяблик соорудил себе огромную самокрутку из целой горсти самосада и желтоватого клочка газетной бумаги (на вес золота шла нынче любая макулатура) и скрылся за вонючей дымовой завесой, а добросовестный Смыков принялся перетряхивать мусорное ведро. Вскоре к нему присоединился и Зяблик, обшаривший давно не топившийся самодельный очаг и посеявший тем самым страшную панику среди тараканов, глянцевато-черных и невиданно здоровенных, давно сживших со света своих рыжих собратьев – прусаков.
После того как на кухню, на ходу застегивая свой чемоданчик, явилась Верка, мужчины переместились в зал – переворачивать половики, отодвигать от стен мебель, ножами ковыряться в щелях. При этом была разбита стеклянная салатница и сломана ножка у тумбочки. Единственной же добычей оказалась бутылка самогона, спрятанная в побитом молью валенке.
– Ага, – зловеще констатировал Зяблик. – Продукты питания на бимбер переводишь? Ряху разъела! А люди кругом с голодухи дохнут!
– Да вы сами тоже вроде от ветра не качаетесь! – дерзко ответила осмелевшая хозяйка. – А бутылка бабушкина. Она на самогонке лекарственные травы настаивает.
– Побудьте пока здесь, – сказал Смыков и, поманив Зяблика пальцем, направился на кухню.
– Ну, как успехи, зайчики? – спросила Верка, мусолившая оставшийся от Зяблика бычок.
– Пустое дело, – махнул рукой Зяблик. – Локш потянули.
– Что? – переспросила она.
– Осечка, говорю. Дырка от бублика.
– И у меня ничего. Никаких признаков беременности, – сказала Верка, выкладывая на кухонный столик все, что полагалось Зяблику за сутки дежурства в засаде: нитку вяленой, сочившейся жиром саранчи, половинку черствой лепешки и кусок желтоватого неочищенного сахара.
– Эх и загужуем сейчас, – Зяблик с вожделением потер руки. – Жаль, баланды никакой нет. От сухомятки уже кишки склеиваются… Пить будете?
– Я не буду, – поспешно отмежевался Смыков.
– А мне плесни, зайчик, – Верка вытащила из чемоданчика аптечную мензурку.
После того как они, не чокаясь, выпили, Смыков глубокомысленно заметил:
– Значит, вариант кукушки исключается?
– Я вам это с самого начала доказывала, – Верка отщипнула себе крохотный кусочек лепешки. – Есть куда более простые и надежные способы репродукции потомства.
– Проще-то не бывает, – пожал плечами Смыков.
– А им, может, именно такой и нравится, – добавил Зяблик, энергично двигая челюстями.
– Похоть они свою тешат. Вроде как солдатня в захваченном городе, – высказался Смыков, не столько любопытный, сколько дотошный. – Правильно я мыслю, Вера Ивановна?
– Похоже на то, – кивнула она. – Заметьте, кого они выбирают. Под стать себе. Для варнаков это, наверное, и есть идеал красоты.
– Какой туфтой приходится заниматься, – Зяблик сплюнул. – У профурсеток в манде копаться… Еще будешь? – он щелкнул ногтем по бутылке.
– Нет, – Верка предусмотрительно пересела подальше от него.
– Как хочешь, – Зяблик жадно припал к выщербленной хозяйской чашке.
– Что теперь делать будем? – спросил Смыков.
Любил он интересоваться чужим мнением и редко оспаривал его при людях, но потом все всегда делал по-своему.
– Сами решайте, – устало сказала Верка. – Вы мужики, вам виднее.
– Что делать, спрашиваешь? – Зяблик уже немного захмелел. – Отодрать ее хором да еще припугнуть хорошенько, чтобы в следующий раз не скурвилась.
– Ну это вы, братец мой, бросьте, – покосился на него Смыков.
– Да шутит наш Зяблик, – через силу улыбнулась Верка. – Тоже мне насильник нашелся. Уж как я только к нему, бывало, не подкатывалась раньше – и ничего! Функциональная импотенция. Результат глубокого нервного потрясения. Тебе сколько лет было, зайчик, когда все это случилось? За двадцать перевалило?
– Не твое дело, – обиделся Зяблик. – На себя лучше посмотри. Да на такую, как ты, даже варнак не позарится. Одни кости. А еще докторша…
– Потише, – сказал Смыков. – Предлагаю бабенку с собой забрать и еще раз хорошенько допросить. Не может такого быть, чтобы она совсем ничего не знала. А здесь пока засаду оставим.
– Опять меня? – насупился Зяблик.
– Вас, братец вы мой, вас, – кивнул Смыков. – Кого же еще? Да не одного, а с Толгаем на пару.
– На фига он мне нужен? С ним ни покурить, ни поговорить. Лучше пусть Верка останется. Уж я ей покажу функциональную импотенцию!