А почему сама Бэннер не может поговорить с ним — лично или на расстоянии, как, мы знаем, они умеют?
— Она боится, что получит отказ. Помните: она нарушает запрет, выдавая нам то, что не имеет права говорить! Она сомневается, хватит ли у меня мудрости. И потом, в людях очень развито соперничество и зависть. Другие руководители могут не одобрить предложение, которое возвысило бы ее над ними, они могут даже подслушать нас сейчас, если ее там нет.
Еще кто‑то высказался. А потом вниз сошел Эрранда, и Йеввл прошептала — одной Бэннер: Начинается борьба.
Кажущийся в своем белом облачении особенно высоким, Искатель Мудрости извлек дрожащий звук из своей арфы. Воцарилось мертвое молчание. И тогда раздался его голос:
— О Повелитель Вулкана, мои друзья и соплеменники! Выслушайте меня. Поверьте: то, что вам сейчас предлагают, — самая безумная из всех когда‑либо прозвучавших идей, или самая злонамеренная.
…Осторожно — о, неторопливо и хитро! — чужаки давно стараются прибрать нас к рукам. Минули столетия с той поры, когда они пришли сюда, — пришли как завоеватели, но якобы только для того, чтобы получше узнать нас и нашу планету. Бог свидетель, Колледж приветствовал их тогда, видя в них просвещенных людей и надеясь с их помощью самим приобщиться к высотам науки. Да, мы поверили им… тогда. Но у Колледжа хорошая память, и, оглядываясь теперь назад, мы видим, что получили не то, что ожидали.
…Постепенно мы открывали для себя новые миры, осваивали новые понятия, веря в то, что все это необходимо нам, — и никогда не оставались в долгу. Мы постигли новые ремесла, новые искусства, новые профессии, — и жизнь, казалось нам, становилась богаче. Однако овладевшие этими ремеслами не были больше ни вольными странниками, ни хозяевами, способными обеспечить свой дом всем необходимым. И нарушилось единство нашего народа.
…Возьмем, к примеру, этот венок. Искусство чеканки его веками переходило от старых мастеров к молодым. Теперь секрет этот утерян. Никогда уже столь красивое бронзовое изделие не изготовит ни один ремесленник. Это может показаться незначительным — у нас ведь теперь есть поделки из стали, но сегодняшние уродливые стальные поковки не могут влить в душу бодрости. Это лишь маленький пример нашей нынешней душевной пустоты. А кто теперь поет древние наши былины, кто почитает старинные обычаи, кто чтит прежнюю свободу? Прервалась связь поколений, и молодые ныне смеются над старостью и хотят идти своим путем. Да почему бы и нет? Разве весь наш мир — не брошенная на произвол судьбы, плывущая наугад ладья? И разве сами мы — не рожденные ветром существа, бессильные и обреченные? Именно такие мысли внушают нам чужеземцы — мысли, вселяющие отчаяние, но столь потаенные, что осознать их могут лишь немногие.
Опять раздались звуки арфы.
— Но я не раз говорил все это и раньше. Какой же смысл в сегодняшнем собрании? Каков будет наш ответ? Умоляю вас, одумайтесь! Йеввл никогда не скрывала, что она — сторонница чужеземцев. А вот что она действительно от нас скрывает — это о чем просила ее та чужачка, преследуя свои эгоистические цели? В Доме Бэннер нам всегда говорили, что наша жизнь не должна зависеть от их подачек. И это верно. Но не для того ли это говорилось, чтобы усыпить нашу бдительность? Наконец Йеввл объявила, что именно мы должны сделать, чтобы выжить. Говорю вам: если мы пойдем на это, то станем беспомощны, попадем в зависимость от их произвола. И что это могут быть за требования? Кто знает? Йеввл сама признается, что не может понять чужаков!
…Возможно, — в голосе его зазвучал сарказм, — она искренна в своих намерениях, в том, что думает и говорит. Возможно. Но как она может решать за нас? А если возникнет взаимное недоверие, то какие ужасные последствия ждут нас! Пусть уж лучше ледник накроет всю нашу землю, и мы покоримся неизбежному. По крайней мере, останемся свободными.
…Скажите «нет» этой колдунье. Прогоните ее отсюда! — Арфа издала прощальный звук.
Скогда вскочил на скамью, расправил крылья.
— Ты, слизняк, как ты смеешь так говорить о моей матери! — зарычал он.
Он собрался было наброситься на Мудреца^ но двое друзей с трудом оттащили его и успокоили. Эрранда с торжеством посмотрел на Йеввл:
— Этот поступок заслуживает того, чтобы я сложил сатиру!
Бэннер, что мне делать? Я не так красноречива, как он. Если он сложит сатиру на меня, то меня лишат права голоса до конца моих дней!
Ну ничего, держись, Йеввл, не впадай в панику! Я уже давно, много лет назад предвидела, что тебя поджидает такая опасность. Я не говорила с тобой об этом, потому что тема очень неприятная,— больше для тебя, чем для меня. Но я приготовилась к этому…
Вайон зашевелился на своем помосте.
— Нехорошую вещь ты задумал, Эрранда, — сказал он. — Это слишком жестокое наказание для молодого, уставшего с дороги юнца. Такой поступок может вызвать нарекание как тебе, так и всему Колледжу. Лучше позволь ему извиниться перед тобой.
— Хорошо, только пусть его мать и ее команда откажутся от своей безумной затеи, — ответил Эрранда.
Бэннер что‑то быстро и взволнованно шептала. Сознание того, что сестра думает так же, как она, Йеввл, успокоило ее. Выступив вперед, Йеввл сказала:
— Нет. Пора покончить с бессмысленной говорильней. К чему он призывает нас — к страху и повиновению! К страху перед завтрашним днем, к повиновению сначала ему, а потом судьбе? Да, Люди со Звезд принесли нам перемены, и не все они к добру. Но как вы будете чувствовать себя, если ваш новорожденный младенец замерзнет у вас на руках? Разве не предпочтительнее, чтобы он рос и становился сильным?
…Разве нам когда‑нибудь угрожали Люди со Звезд? Нет, нам угрожают именно те, кто тянет нас в пропасть! Кто требует от нас повиновения! Как раз они и угрожают нам. И если они победят, то погибнет все то, чего мы добились для себя, для своих детей и для детей своих детей. Разве нет смысла в попытке получить помощь?
Ошеломленная аудитория молча слушала. Никогда никто еще не осмеливался так открыто нападать на старейшего Искателя Мудрости, да еще в присутствии Повелителя Вулкана.
До этого Йеввл говорила собственными словами, лишь повинуясь совету Бэннер. Произнеся их, она направилась к Эрранде — крылья распростерты, шерсть вздыбилась, ногти выпущены… И, не дожидаясь, пока ее призовут к порядку, вымолвила:
— Я сама сложу на тебя сатиру, и пусть все узнают, кто ты на самом деле!
С трудом сдержав гнев, он взял аккорд на арфе и спросил:
— Ты? Какую же сатиру ты способна сложить?
— Вот, послушай, — ответила она, приблизившись к нему вплотную. И продекламировала услышанное от Бэннер:
О ветер! Стань свидетелем того, что слышишь здесь,
И вдаль неси, ревя и завывая,
То имя, что я назову сейчас. И пусть никто
Не позабудет этого безумца, ни
Глупого совета, что он дал в момент тревожный…
— Замолчи! — зарычал Эрранда, отшатнулся от нее, и арфа его упала на земляной пол.
Ему бы понадобилось не меньше ночи, чтобы сложить сатиру. Она же мгновенно бросила ему в лицо свои стихи, да еще столь совершенные по форме!
— Не будь мстительной,— предупредила Бэннер. — Дай ему шанс.
— Да, конечно, — согласилась Йеввл. Великодушие сестры удивило ее.
Эрранда выпрямился, огляделся, как бы собирая остатки былого величия, и сказал едва слышно:
— Повелитель Вулкана, собратья мои и сородичи! Я противился этому предложению. Возможно, я был не прав. Во всяком случае, ссоры между нами… подобные той, что произошла… — самое худшее, что может быть. Я беру обратно свои возражения.
Повернувшись, он опустился на скамью. Влекомая неожиданным порывом, Йеввл подняла с пола арфу, подошла и подала ему.
После небольшой паузы Вайон — не очень, впрочем, уверенно — произнес:
— Если других мнений нет, будем считать вопрос решенным.
Несгибаемый пергамент с написанным на нем стихотворением холодил руку. Она аккуратно положила лист в дорожный мешок, лежавший на седле. Невдалеке пасся привязанный онсар и громко чавкал в наступившей тишине. Йеввл нужно было побыть какое‑то время одной, чтобы собраться с мыслями. Теперь она шла по направлению к лагерю — предстояло еще сделать общее заявление.