— Прости, я не понял раньше. У нас ведь не было времени для объяснений. Ты, конечно, не считаешь свою миссию законченной. Нашу миссию. Ты ведь дочь Макса Абрамса. Ты верна себе.
— Похоже, ты меня переоцениваешь, — прошептала она.
— Нет — скорее недооцениваю, — ответил он. — Я все время считал тебя девочкой, думал, как много у тебя впереди радостей! Хотелось бы узнавать тебя вновь и вновь, но… — Речь его уже не была беспечной, как обычно. — Бэннер, ты очень… настоящий человек. Такие люди встречаются нечасто. Спасибо тебе за все.
Она могла ответить только поцелуем — в нем был вкус соли и слез.
Открылся люк. Флэндри и Чайвз вышли в открытый космос.
Они не могли сразу оторваться от корабля, шедшего на орбитальной скорости. Корпус казался неподвижным в слепящем сиянии солнца. Где‑то вдали мерцали мириады звезд, серебряные в свете Млечного Пути, туманные — там, где зарождались новые солнца или новые миры, таинственно поблескивающие — в скоплении сестринских галактик. Элавли заполняла собой большое пространство — три освещенных сектора, мешанина из горных вершин, гребней, крутых откосов, расселин, пустынных равнин, протяженных топей — и все это лишено воздуха, жизни — камень в небесах… Рамну была сейчас серпиком, тоненьким и голубым.
«Сапфир, — подумал Флэндри. Да — еще один камень в небесах, который вполне мог бы стать расплавленным шаром звездного шлака, но сохранился как самоцвет, потому что есть существа, которые заботятся об этом. Какое счастье, что последний мой эксперимент связан с таким замечательным явлением… — Губы сложились в непроизвольную улыбку. — С этим чудесным камнем!»
В наушниках раздался голос Чайвза:
— Выпускаю снаряды, сэр. — И впереди, в пространстве, проплыл шалмуанин, нелепый в своем снаряжении; его широкая зеленоватая физиономия была хорошо видна в окошках шлема.
Из «Хулигана» низвергся посланный с минимальным ускорением снаряд. Цилиндр пятиметровой длины со статически нагруженным приводом медленно пошел вниз. Из смертоносного срезанного носа корабля за ним тянулся кабель, который служил движущей силой для обоих. У хвоста Флэндри закрепил буксирный трос с автоматическим электропереключателем. Между носовой и хвостовой частями установил коробку управления. Все это было ему не в новинку: в прошлом не раз случалось использовать торпеду в качестве вспомогательного средства. Аэросани Бэннер не годились для этой цели: во–первых, они оказались бы перегружены, а во–вторых, вообще не приспособлены к планетарным полетам.
Сам Флэндри тоже не сидел без дела. С помощью грузового приспособления он выдвинул из носителей дюжину ракет с боеголовками. Закругленные головки длиной в метр были соединены стальным проводом. Теперь этот агрегат медленно покачивался, словно многоголовая цепь. Однако смельчак, ухватившийся за нее, попал бы в серьезную переделку. Каждая такая серая камера таила в себе мегатонны эквивалентной взрывчатки. Флэндри прошел вдоль всей цепочки, выдвигая одни и задвигая другие снаряды, пока не получилась желаемая форма. Чайвз приготовился управлять снарядами. Теперь вместе с терранином они сбросят эту цепочку…
Задача нелегкая, она могла усугубиться еще многими непредсказуемыми осложнениями. Белье на Флэндри насквозь пропиталось потом. Ныла каждая мышца — лишнее напоминание о том, что он уже немолод. А Чайвз дрожал так, что одежда на нем коробилась.
— Ну и ну, вот так работенка! — тяжело вздохнул Флэндри. — Давай‑ка отдохнем немного… Ну а теперь — «по коням», и скажи- ка мне — ты знаешь какие‑нибудь древние ковбойские баллады?
— Нет, сэр. К сожалению, я даже не знаю, что такое «ковбойские», — ответил шалмуанин. — Но я помню арии из «Риголетто», которые вы когда‑то заставили меня выучить.
— Ну хорошо, хорошо. Пошли.
Широко расставив ноги, он стоял на цилиндре, подкрепленном жесткими ребрами, держа в руках коробку управления. Чайв: маячил за его спиной. Бросив прощальный взгляд на «Хулигана», Флэндри отметил, каким заброшенным и потерянным выглядит корабль в этом звездном окружении… Захотелось сказать Бэннер последнее «прости». Но нет, она ведь не сможет ответить — нельзя тревожить эфир, и ей станет еще тоскливее. «Удачи тебе», — мысленно пожелал он — и привел механизм в действие.
Ускорение отбросило его назад, но не очень сильно; ему удалось удержаться на ногах. Взгляд в хвостовую часть позволил убедиться, что ракеты идут в стороне, как было задумано. Он вынул из кармашка на поясе секстант. Секстант, телескоп и калькулятор — вот все его приборы, да еще, пожалуй, сердце, удары которого заметно участились. Он занялся делом.
Обогнув луну, он взял курс на Порт–Асмундсен. Пришлось всю оставшуюся часть пути ничем другим не заниматься, как следить за курсом. Следовало выбрать очень точную траекторию полета, ибо потом у него будут считанные секунды, пока береговая служба не попытается его сбить. В былые времена ему не раз приходилось при виде базы корректировать по люверсу траекторию в космосе. Это немного походило на то, как ведешь метловище при игре в поло, — только здесь играешь ракетой… Установив прицел, произведя точные расчеты и определив векторы снарядов, он убрал приборы.
— Прошу прощения, сэр, — прокашлялся Чайвз. — Не хотите ли чашечку чая?
— Как?
— У меня здесь термос с превосходным горячим чаем, сэр, очень рекомендую. Фигурально выражаясь, это поможет встряхнуться.
— П… пожалуй, спасибо. — Взяв протянутую флягу, он присоединил идущий от нее шланг к входному отверстию шлема, прижал губы к ниппелю и стал потягивать вкусную крепкую жидкость.
— Это «лапсан сучон», сэр, — объявил Чайвз. — Знаю, вы не очень любите этот сорт, но я боялся, что более тонкий меньше подойдет к данным условиям.
— Полагаю, ты был прав, — сказал Флэндри, — как обычно, впрочем. Но даже если ты не прав, все равно подчиняюсь. — Он помолчал. — Чайвз, старина, — голос его задрожал, — мне чертовски неловко, что втянул тебя в эту заваруху!
— Сэр, мой долг — всегда помогать вам!
— Да, но… ты мог бы вернуться на корабль, когда мы все отрегулировали. Я думал об этом. Но все эти неожиданности — ты можешь очень помочь в данной ситуации.
— Постараюсь оправдать ваше доверие, сэр.
— Хорошо; и потом, ради всех святых, не позволяй мне ругаться! А как насчет дуэта, — чтобы скоротать время? Например, «Лори из Центавра» — прелестная бессмертная баллада!
— Боюсь, я не знаю ее, сэр.
Флэндри засмеялся:
— Лгунишка! Ты ее слышал сотни раз на моих пьяных вечеринках, а память у тебя — как груз нейтронной бомбы. Просто тебе претят людские непристойности!
— Как прикажете, сэр, — сказал Чайвз. — Если вы настаиваете…
Проходили часы.
Большую часть времени Флэндри отдал воспоминаниям. Он сказал Бэннер правду — в общем, он доволен тем, как прошла жизнь. Приходилось, конечно, падать духом, но всякий раз удавалось вновь обрести силу и способность жить дальше. Самым болезненным, пожалуй, была постепенная утрата веры; совершенное зло, ничем не оправданные разрушения, незаслуженно причиненная боль повергли его в смятение, и во имя чего? Цивилизации? Отпавший от Бога и живущий земными законами, лишенными, как он теперь понимал, смысла. Корпус разведки был, пожалуй, хотя и менее коррумпированной, но такой же бездушной машиной. Карьера? Да, она придавала жизни остроту, но золото ее было оплачено той же ценой, какую пришлось заплатить Нибелунгам!
И все же были и сожаления. Все эти бесшабашные приключения, его кажущаяся безмятежность, все эти тайны, красота, роскошь, спорт, лавры, почет и восхищение — бесконечные отражения одного и того же сюжета в разных мирах, на разных планетах, в бескрайнем космосе… А дорогие вина, женщины, враги, достойные того, чтобы сразиться с ними и победить, общение с умными, интересными людьми — да, все это было. Но не было домашнего очага, не было семьи. Казалось, он испытал все наслаждения, какие только могут выпасть на долю человека, и к тому же больше спасал, чем разрушал. Помог сохранить мир миллиардам существ; в будущем, возможно, возникнет новая, более совершенная цивилизация, — и он был в числе тех, кто творил это неведомое будущее…