В ее взгляде промелькнуло удивление:
— Император поддерживает тебя?
— Да, пожалуй. Мы по–прежнему не питаем особой симпатии друг к другу, но он понимает, что я могу оказаться полезен. И я действительно готов дать ему дельный совет. Что же касается его сына и наследника, тот вообще малый что надо. Похоже, я кончу свои дни признанной знаменитостью. — Он помолчал. — Хотя, наверное, в очень узких кругах.
— Ты потом расскажешь все подробнее, — сказала она. Голос ее задрожал: — А что насчет Рамну?
— Как, разве ты не знаешь? Одобрен проект улучшения климата!
— Знаю. — И почти неслышно добавила: — Это будет лучшим памятником Йеввл.
— Работы не начнут, пока не наладят соответствующую организацию. На это уйдет года два, я думаю. А еще лет десять продлятся сами работы. И еще тридцать или сорок лет, пока не очистится ото льда вся территория. Но на это время рамнуанам будет предоставлена помощь — обещаю тебе.
— Спасибо, — выдохнула она. Большие зеленые глаза загорелись.
— Скоро будет наложен запрет на путешествия. А тебе очень хочется вернуться?
— Я могу оказаться там полезной!
Флэндри пощипал усы.
— Ты не ответила на мой вопрос. Тебе ведь не обязательно оставаться на Терре. Могла бы поехать к семье, на Дейан!
— Да, могла бы.
— Но не поехала. Почему?
Она остановилась, он тоже. Так они стояли под аркой, образованной кронами деревьев. Желтый лист упал ей на волосы. Он взял обе ее руки в свои. Руки были холодные. С решительностью, которая, должно быть, далась ей нелегко, Бэннер заговорила:
— Мне нужно было подумать. Многое понять. Все изменилось, все пошатнулось; возможно, кое‑что удастся восстановить, но прежнего не вернуть. Половина меня умерла вместе с Йеввл. Мне нужна перемена, и я поняла… — Она говорила медленно, с трудом подбирая слова, потому что правда открылась ей ценой мучительных раздумий. — Я не хочу начинать все заново с другими рамнуанами. Наше сестринство — мое и Йеввл — было чудом. Мысль о нем всегда будет согревать мне душу. Но оно возникло, когда мы обе были молоды, а это — не восстановимо.
Шелестел лес. Из каньона несло ветерком.
— Я осталась на Терре потому, Доминик, что надеялась снова встретить тебя.
— А я все время мечтал услышать от тебя эти слова, — ответил он.
Поцелуй длился долго. Потом Флэндри сказал:
— Мы должны быть всегда честны друг с другом. Мы не влюбленная юношеская пара. Мы люди уже немолодые и не очень веселые. Но главное — мы друзья. И вместе составляем отличную команду! Будет жаль, если она распадется. Хочешь сохранить ее?
— Пожалуй. Во всяком случае хочу попытаться. Спасибо, дорогой мой друг.
И они вместе вошли в осень…
Игра Империи
Глава 1
Она сидела на башне Санта–Барбары, барабаня пятками по парапету. Над ней было чистое, глубокой голубизны небо; маленькое, но яростное солнце — Патриций — стояло в зените. Бледнели над головой две луны. К горизонту небо выцветало, скрываясь на востоке за белым облачным морем. Ветер был прохладен. До того как ее народ пришел на Имхотеп и изменил климат, было бы гораздо холоднее: вершина Маунт–Хорн возвышалась над уровнем моря на все двенадцать километров.
На западе Диане горизонт виден не был — центр города сильно вырос вверх за последние десятилетия. Там, над городком института, состоявшим почти сплошь из новых домов, возвышалась Пирамида, в которой располагались имперские учреждения, а от нее расходились ряды фабрик, магазинов, отелей, жилых домов.
Диане больше нравился старый квартал, где она сейчас и находилась. Он тоже изменился, но больше по численности жителей, чем по размерам или архитектурному стилю. Кипящий, многоязычный, многорасовый, половина — приезжие, заброшенные сюда космическими приливами.
«Кто владеет Санта–Барбарой, владеет планетой».
Поговорка устарела уже на несколько столетий, но определенное уважение к месту сохранялось. Хотя старой исследовательской базе больше не угрожали топочущие стада ледовых быков, хотя Смута, выбросившая на планету десятки враждующих мародерствующих отрядов, окончилась, когда до планеты дотянулась рука Терранской Империи, хотя старые оборонительные сооружения стали бесполезны против тех переворотов, что сотрясали планету прошлое столетие, и давно были снесены — но все же один реликт сохранился в Лагере Ольги — там, где теперь расположилась базарная площадь. Пушки давно отправили на переплавку, в казематах гудело эхо, вьюнок карабкался по желтому крошащемуся камню стен, но Санта–Барбара все еще стояла; со стороны девчонки- сорванца было довольно дерзко вот так залезть и усесться наверху.
Но Диана часто так делала. Соседи уже привыкли и не обращали внимания — в конце концов, она была им другом, а для чужих это ничего не значило; только мужчины–люди иногда махали рукой и кричали приветствия симпатичной девчонке. Диана улыбалась и махала в ответ, однако научилась отклонять приглашения.
Она забиралась не просто полюбоваться на постоянно меняющийся вид. Иногда выпадал шанс заработать кредит–другой, когда приезжему требовался гид — показать местные виды и развлечь. С не–людьми это было безопасно. А иногда знакомый — тогда это мог быть и мужчина — мог попросить ее сбегать по делу или раскопать нужную информацию. Если у него не было денег с ней расплатиться, можно было накормить ее обедом или сделать подарок или еще что. Сейчас у нее своего дома не было, если не считать разрушенного храма, где она прятала свои небогатые пожитки и, если не подворачивалось ничего лучшего, расстилала на ночь спальный мешок.
Жизнь выхлестывала из узких улиц и закипала прибоем между ограничивающими площадь стенами. Самые первые дома строились из кирпича и никогда в условиях гравитации Имхотепа не поднимались выше трех–четырех этажей. Выцветшие, невыразительной архитектуры, они все же были очень заметны, поскольку двери их были распахнуты и вели в лавки, а вокруг них повсюду сгрудились лотки, киоски, будочки. Товары были так же разнообразны, как и продавцы — все что угодно, от плодов из лесной глуши и зерна до железного товара из кузниц, от которого наполнялся грохочущим звоном воздух, от вельветовых тканей и микрокомпьютеров из внутренней Империи до драгоценностей, кож и резьбы из сотни разных миров. Рядом с дешевой терранской видеопьеской на соседнем экране показывали редчайший танец, записанный за морями Ян и Инь, где жили вазшираво. Тут же предлагал свой товар торговец оружием: самодельные химические винтовки, станнеры военного образца и — из‑под полы — парочку бластеров, несомненно, найденных на разбитом космолете после отраженного мерсейского вторжения. Доносились из харчевен горячие заманчивые запахи. Летела музыка, хохот и звуки танца из окон нескольких таверн. Моторные экипажи попадались редко и небольшие, но рикши так и кишели. То тут, то там пробивался через толпу фургон, влекомый домашним копытным.
Народ в основном состоял из людей, но вряд ли многие из них видали мать–Терру. В их облике сказывалось влияние родных планет. Жители Имхотепа поневоле были мускулистыми и никогда — толстыми. Те, кто жили здесь уже поколения, с тех пор как Лагерь Ольги был научной базой, образовали новый тип — темнокожий, с орлиными чертами лица. У мужчин обычной одеждой были свободные брюки и рубашки, они были коротко стрижены и носили бороды. Женщины предпочитали юбки, блузки и косы. В этих краях одежду шили из простых тканей, но красочных до вульгарности. Военнослужащие в увольнении — несколько из местного гарнизона, большинство с Дедала — своей формой создавали резкий контраст, как бы ни веселились сами. У этих хватало сил нормально ходить в условиях гравитации выше терранской, а вот люди из экипажей торгового флота зачастую шагали неуверенно и очень боялись упасть.
Мимо башни прошли космолетчик с космическим пехотинцем. Увлеченные разговором, они не заметили Диану, что было необычно. До нее донесся обрывок едкой фразы: