— Вы не можете этого сделать, вы не можете этого сделать, — бормотал он, когда его вели по трапу в самолет.
Райднур задержался у двери и посмотрел вниз. Взгляд его как будто был насмешливым.
— Я приведен в замешательство вашим методом, — сказал он. — Как вы взорвете город и при этом сами не взлетите на воздух? Кажется, у вас отрывочные представления о приспосабливаемо- сти. Ведь это не просто — установить временной механизм.
— Непросто, — согласился Карлсарм. — Но запустить ракету под любым необходимым углом легче. — Он помахал невидимой Эвагайл. — Мы скоро присоединимся к вам.
Аэробус взлетел и вскоре исчез среди меркнущих звезд. Карлсарм дал своей команде распоряжение готовиться и вышел на улицу, чтобы посмотреть первую часть представления. От приземистой башни за его спиной до самых разрушенных бараков простиралось серое голое летное поле. Как отвратительны результаты деятельности роботов!
И тут взлетели ракеты. Карлсарм почувствовал, как в груди у него зашлось сердце.
Это были ракеты на твердом топливе, непонятно по каким причинам установленные в маленьком провинциальном городке, который находился так далеко от фронта, что арулиане вряд ли могли атаковать его всерьез.
Ракеты покинули свои пусковые установки, расположенные на некотором расстоянии друг от друга, и величаво взлетели, извергая огонь и белые облака дыма и ревя свою громовую песнь так, что дух захватывало. Карлсарм стиснул арбалет и свирепо воззрился на эту картину. А пламя поднималось все выше и выше, пока не забушевало перед его глазами, подхваченное ветром, искривлявшееся под воздействием вращения планеты, созданное ракетами на том месте, которое они должны были защищать.
Вскоре к небу взлетела вторая тройка ракет. И третья. Карлсарм решил спуститься в убежище.
Сидя со своими людьми в нижней части бункера, он чувствовал, как все вокруг сотрясалось, — это тонны металла и бетона взлетали в небо, когда ракеты попадали в цель.
Через некоторое время над городом взметнулся многокилометровый столб пыли и дыма. Вскоре после этого на землю опустился командирский самолет, поспешно забрал на борт оставшихся и улетел. С воздуха Карлсарм уже не увидел ни церкви, ни Домкирка — ничего, кроме широкого черного кратера, окруженного горящими полями.
Он содрогнулся, точно от удара, и сказал всем и никому: «Вот что они сделали бы с нами!»
* * *
Уехав утром, они вернулись в сумерках до рассвета. Остальные участники рейда уже находились здесь. Это было в восточной части дикой местности, где холмы, резко поднимаясь вверх, тянулись до гор Виндхука.
Райднур отошел на некоторое расстояние: не то чтобы ему хотелось побыть одному — он нуждался в обществе, чтобы избавиться от мысли, что от Лиссы и детей, от дома и Терры его отделяют двести световых лет. Но он должен был отойти от Уриасона — или совершить насилие. Все время, пока они были в воздухе, тот что‑то лепетал, бормотал, ораторствовал или принимался жевать. Но его не осудишь. Место, где он родился и работал, стерто с лица земли и превратилось в пепелище. А работой Райднура был сбор информации, и та крупная рыжеволосая женщина Эвагайл, к которой он отнесся дружелюбно, еще когда она была пленницей, изъявила желание поговорить с ним, если когда‑нибудь представится случай.
Никто не остановил Райднура. Да и куда он мог сбежать? Он взобрался на гребень холма и посмотрел вокруг.
В долине под ним росло всего лишь несколько небольших деревьев. Возможно, это было результатом лесного пожара, хотя природа — невероятно живучая, пока цивилизация не истощила ее, — уже покрыла все рубцы толстым пологом из серебристозеленой трехлопастной «травы» и сапфирами цветов. Нет сомнений, что для свиданий это было очень удобное место.
Мягко приземлился самолет. На месте его посадки находились сотни разнообразных орудий, оставленных здесь ранее или украденных из города; они были предназначены для людей, которые атаковали транспортные средства как муравьи. Лязг, стук, звон, оклики осквернили тишину ночи.
Если бы не это, пейзаж выглядел бы великолепно. На востоке показалась первая бледная полоска зари, забрезжившая сквозь океан листвы, который раскинулся до самого горизонта, — океан, шелестевший и переливавшийся под дуновением легкого бриза. На западе в сливово–темном небе над снежными вершинами Виндхука блестело несколько звезд. Всюду искрилась роса.
Райднур вынул табак, трубку и закурил. Это вызвало у него небольшую икоту, поскольку желудок был пуст, но сняло усталость. И страх. Он и не предполагал, что дикари могут представлять собой угрозу. И, по–видимому, не только он. Райднур вспомнил, что слышал о них в Нордайке и (еще вчера!) в Домкирке.
«Несчастные бедняги… Мне говорили, что они много едят и мало работают. Но подумать только — ни постоянного жилья, ни книг, ни школ, никакого общения с человеческой цивилизацией, мало металла, никаких источников энергии, кроме мышечной силы. Не называется ли это нищенским существованием? Как в культурном, так и в материальном смысле».
«Угрюмые, вероломные, высокомерные. Говорю вам, я имел с ними дело. На обменных пунктах на краю дикой местности. Они в основном приносят мех и дикие плоды и обменивают их на металлические орудия, но только тогда, когда хотят потрудиться, что случается нечасто; и тогда они обращаются с тобой как с презренным существом».
Но с одним молодым человеком случилась другая история. «Конечно, если кто‑нибудь из нас посмотрит на живущих в лесу свысока, они ответят тем же. Но я был заинтересован и действовал дружелюбно, и они пригласили меня переночевать в их лагере. Их пение — настоящий кошачий концерт, но я никогда не видел танцев лучше, даже в записи концерта Имперской балетной труппы, и к тому же девушки… Я подумываю о том, чтобы запастись кое–каким товаром и вернуться к ним когда‑нибудь».
«Неряшливые. Ленивые. Опасные, конечно, тоже, я согласен. Посмотрите, что они делали каждый раз, когда кто‑либо пытался основать аванпост цивилизации в центре варварства. Мы должны будем вычистить их отсюда, прежде чем расширяться дальше. Когда- нибудь эта проклятая арулианская война закончится… Нет, поймите меня правильно, я не мстителен. Давайте рассмотрим их как обычных преступников: реабилитация, реинтеграция в общество. И еще: я допущу скорее, что это культурный конфликт, а не просто нарушение законов. Почему бы не позволить этим непримиримым жить где‑нибудь в резервации? До тех пор, пока их дети не станут цивилизованными…
Если вы спросите меня, то я думаю, здесь играет свою роль наследственность. Было нелегко создать Города, поддерживать и расширять их первые несколько веков на такой изолированной и бедной металлами планете, как эта. Те, кто не смог выдержать, отказались от ее освоения. Как только были искоренены эпидемии и решена проблема питания, стало возможным жить в лесах и меньше работать — если вы не имеете ничего против превращения в дикаря и не чувствуете обязательств перед цивилизацией, благодаря которой появился шанс выжить. Далее началась та же самая история. Лень, криминал, мятежи, эксцентричность, распутство, безответственность, подлость… и так по сей день. Ничего удивительного, что дикари ничего не достигли. И никогда не достигнут. Я не надеюсь ни на их реабилитацию, ни на реабилитацию их отродий, которых мы перевоспитываем с момента их рождения. Недоросли несчастные!
Ну да, я прожил с ними некоторое время. Сбежал, когда мне было шестнадцать лет. Сейчас, я думаю, в основном из‑за девушек— это дело тонкое, знаете ли, если вы не желаете встретить такую, которую сможете уважать и на которой согласны жениться. И я думал, что буду романтиком. Примитивным охотником или кем‑то в этом роде. О, они были добры. Но они хотели, чтобы я выучил их бесконечную чепуху, слишком глупую и сложную, чтобы она могла удержаться в голове,— ритуалы и суеверия. Охотятся они мало; у них есть какое‑то смешное подобие стада, и ни стерео, ни автомобилей, ни кондиционеров — нужно ходить пешком целый день. А знаете ли вы, что чувствует человек, попавший в бурю на Фригольде?.. Ну и к тому же я соскучился по дому через некоторое время. Они думают, говорят и ведут себя не так, как мы. Вот я и вернулся. Нет, они меня не задерживали. Один из них проводил меня до ближайшей культивированной земли.