Свипдаг отошел в сторону.
— Как она смогла пережить столько зим, — сказал он глухо, — рядом с этим полутроллем-получеловеком… — Он с трудом справился с собой. — Но ничего, зато сегодня вечером она счастливейшая из смертных, ведь она наконец встретила своего сына.
Много было выпито в тот вечер и веселье не прерывалось ни на минуту. Часто ли бывает так, чтобы тринадцати воинам удалось захватить цитадель могучего конунга! Наконец датчанами овладела сонливость. Ирса послала за юношей, который должен был выполнять их поручения.
— Его зовут Вёгг, — сказала она Хрольфу, — он несколько глуповат, но зато добросердечен и ловок.
Новоявленный слуга вошел в залу. Он был мал ростом — кожа да кости — крючковатый, как у ворона, нос, небольшой подбородок и копна волос цвета спелой пшеницы. Одет он был в поношенную куртку. Парень забавно подпрыгивал на ходу и постоянно хихикал.
— Это твой новый господин, — сказала ему королева, указав на Хрольфа.
Бледно-голубые глаза Вёгга чуть не выскочили из орбит.
— Это и есть ваш конунг, датчане? — послышался его по-мальчишески надтреснутый голосок. — Это и есть великий конунг Хрольф? Но он ужасно костляв, как, впрочем, и я — ну прямо настоящая жердинка!
В те времена жердиной обычно называли не слишком толстое бревно, на котором оставляли короткие — не длиннее человеческой ступни — обрубки сучьев. Такие жердины использовали в качестве лестниц. Среди веселого пира, после блестящих подвигов, совершенных за день, слова Вёгга показались воинам самой забавной шуткой, которую им когда-либо доводилось слышать. Даже Свипдаг, грубо захохотав, присоединился к общим приветственным крикам:
— Жердинка! Эй, жердинка! Приветствуем тебя, конунг Хрольф Жердинка!
Тот, к кому относились эти слова, громко смеясь, обратился к юноше:
— Ты наградил меня прозвищем, которое мне отлично подходит. Что ты хочешь мне подарить на именины?
— Мне… нечего тебе дать, — ответил Вёгг, — я очень беден.
— Тогда пусть тот, у кого есть что дарить, поделится с тем, у кого ничего нет, — провозгласил Хрольф.
В течение вечера ему принесли несколько золотых запястий, привезенных сюда среди прочей поклажи на вьючных лошадях для того, чтобы конунг смог наградить кого-нибудь во время пира. Он выбрал одно из них и вручил Вёггу.
Мальчишка, пробормотав слова благодарности, надел запястье на правую руку и начал важно вышагивать, как петух, стараясь держать ее повыше, так, чтобы золото сверкало в отблесках пламени. При этом запястье постоянно съезжало к локтю. Левую руку он прятал за спиной. Конунг, указав на нее, спросил, зачем он держит ее так.
— О! — ответил Вёгг. — Рука, которой нечего показать, должна скрывать это со стыдом!
— Что ж, следует подумать и о ней, — улыбнулся Хрольф.
Он заметил, что этот паренек полюбился Ирсе. Тут же мальчишка получил второе запястье.
Вёгг чуть не упал от радости. Он только и смог ответить голосом, сбивающимся от волнения:
— Благодарю и славлю тебя, господин! Это слишком прекрасная вещь, чтобы я мог владеть ею!
Конунг улыбнулся:
— Не слишком ли восторженным растет наш Вёгг?
Подросток уселся на скамейку и, подняв обе руки над головой, закричал:
— Господин, я клянусь, что если тебя кто-нибудь сумеет победить, а я останусь в живых, — непременно отомщу за тебя.
— Спасибо и на том, — сказал конунг серьезно.
Его воины закивали, даже не стараясь спрятать улыбки. Несомненно, все они без исключения сумели бы доказать свою преданность конунгу, насколько это было в их силах, — так им, во всяком случае, казалось. Однако в пору невзгод и несчастий не всегда удается выполнить то, что желаешь.
Ирса повела их через двор к дому для гостей. Хотя помещение внутри было несколько меньше, чем королевские палаты, но оно было достаточно светлым, уютным и к тому же без всей этой вызывающей мурашки колдовской утвари. Пес Грам прибежал с воинами, а их кречетов поместили в конюшню. На морозе, под бесчисленными звездами Ирса, вновь сжав руку сына, произнесла:
— Спокойной ночи и хорошего отдыха тебе, мой дорогой. Но продолжай быть бдительным, ибо зло окружает тебя.
— Может быть, нам стоит охранять тебя, госпожа? — спросил Свипдаг.
— Благодарю тебя, старый друг! Но в этом нет необходимости. Ему нужна лишь ваша кровь.
— Надеюсь, что мы не навлекли на тебя беды.
— Спокойной ночи, — сказала Ирса и удалилась со своими служанками.
Пламя костра, бросая отблески по стенам залы, дарило свет и тепло, хотя воздух был дымным. Вёгг показал воинам, как он разложил их вещи и подготовил скамьи для ночлега. Бьярки предупредил:
— Здесь нам будет спокойно, ведь королева Ирса желает нам добра. Однако она права, конунг Адильс непременно даст волю своей злобе. Меня бы удивило, если б все продолжалось так же, как нынче.
Вёгг чурался, дрожа всем телом.
— Конунг Адильс знает толк в кровавых жертвоприношениях и заклятиях, — зашептал он. — Нет ему в этом равных. О, как часто по ночам я слышал, как веревки скрипели под тяжестью тел, а потом, днем, крики воронов заглушали шум ветра. Он приносит верховным богам обычные жертвы, но есть еще особый культ, которому он служит, это культ огромного жуткого в-в-вепря. — Вёгг постарался овладеть собой, но его зубы продолжали стучать. — Я не знаю, как избежать новых напастей, — продолжал он удрученно, — поэтому будьте бдительны! Этот убийца, прославившийся своими злодеяниями, сделает все возможное, чтобы покончить с… нами… любой ценой.
— Я думаю, нам не стоит выставлять охрану сегодня вечером, — сказал Хьялти, — так как Вёгг все равно не заснет этой ночью.
Воины сонно заулыбались и начали устраиваться на ночлег. Давно они не снимали кольчуг. Огонь почти догорел. Все крепко спали, и только Вёгг постоянно просыпался, его радость сменилась всепоглощающим страхом.
Вдруг послышался ужасный шум, прокатившийся по всей зале гулким эхом: какое-то существо ревело, визжало и хрюкало снаружи. Оно ломилось в дом, раскачивая его так, как если бы он вдруг поплыл по морским волнам.
Вёгг вскрикнул:
— Помогите! Это тот ужасный вепрь за стенами дома, бог-кабан конунга Адильса! Он послал его, чтобы отомстить нам, — и никто не сможет справиться с этой нежитью!
Дверь гремела и скрипела под ударами. Бьярки выхватил меч.
— Не беритесь за оружье, мой господин и мои товарищи, — сказал он. — Я постараюсь сам справиться с этим чудовищем.
Дверь разлетелась в щепки. Стало видно, как на улице серебрятся покрытые инеем плиты двора да чернеют стены и коньки крыш под высоким звездным небом. Но большую часть этой мирной картины заслонила огромная горбатая туша, заполнившая собой почти весь дверной проем. Даже при тусклом свете гаснущего костра было видно, что зверь зарос длинной косматой шерстью и рыло его ощетинилось мощными клыками, похожими на изогнутые клинки. Тошнотворный кабаний запах ударил в ноздри. От его рыка и хрюканья содрогалась земля, как при землетрясении.
— Хэй-я! — закричал Бьярки и закрутил вихрем свой клинок. Ударил он, но меч отскочил с такой силой, что чуть было не остался с одной рукоятью в руке. С тех пор как меч Луви порешил крылатое чудовище, впервые он отказался повиноваться хозяину.
Пес Грам бросился вперед. Как только его челюсти сомкнулись на шее вепря, тот пронзительно завизжал, и этот визг вонзился в плоть как пила. Оба зверя выкатились во двор. Бьярки последовал за ними. Вепрь подскочил к норвежцу и зарычал. Грам всем своим весом отбросил его назад, и Бьярки смог подойти к кабану сбоку. Вепрь вертел головой, стараясь сбросить пса. Но Грам не давал ему освободиться от своей мертвой хватки.