— Я очень благодарен тебе, моя госпожа мать! — сказал Хрольф.
Конунг передал рог Бейгаду. Бьярки восторженно кивнул. Мудрым показалось ему, что такая высокая честь оказана тому, кто получил увечье на королевской службе.
— Теперь вы, насколько это возможно, готовы в путь, и никто не сможет вас одолеть, — сказала им Ирса, — хоть и многие будут пытаться.
Она никак не могла удержаться от бесполезных предупреждений. Ранее королева настаивала, чтобы Хрольф взял с собой несколько ее воинов. Но конунг чувствовал, что ей они нужнее. Кроме того, те, кто покинул свои семьи, вряд ли будут хорошо сражаться.
— О, пусть удача всегда будет с тобой, — прошептала она, — а я буду приносить жертвы в капище и на могиле твоего отца…
Он взглянул сверху вниз ей в лицо, в котором было так много его черт, положил руку на ее узкие плечи и сказал:
— Лучшего ты не можешь нам пожелать, сестра моя. Все это богатство не идет ни в какое сравнение с любовью, которую мы нашли здесь, мать моя.
Его кречет простер крылья над ней, а пес конунга лизнул ее пальцы.
— То, что ты навестил меня, превыше любых даров, какие я только могу тебе дать.
— Люди стремятся к тому, чтобы память о них не умерла вместе с ними. Тебя же всегда будут помнить в Дании, Ирса.
— Только потому, что люди не забудут тебя и Хельги.
— Нет, из-за тебя самой.
Когда их голоса заглушил шум толпы, они замолчали. Ирсу окружили воины Хрольфа. Она взяла его за руку, прощаясь с ним так же, как и с другими его соратниками. Затем, поспешно обняв Хрольфа, отошла в сторону, пока тот садился в седло. Он вынул свой меч и поцеловал клинок, глядя на нее. Она махала им вслед до тех пор, пока конунг со своей дружиной не выехали за ворота.
Когда датчане уехали, она сказала вождю своих воинов:
— Теперь следует подумать, как сохранить мир в нашей державе. Прежде всего, я желаю видеть главного управляющего, чтоб поговорить с ним о том, как обстоят дела в нашем королевстве.
Датчане возвращались из Упсалы гораздо медленней, чем добирались туда, так как повозка с сокровищами не могла двигаться быстро. Всадники часто поднимали своих новых норовистых коней на дыбы, гарцуя в седлах. Хьялти окликал всех девушек, встречавшихся им по дороге. Несомненно, местные жители были рады поскорее избавиться от этих опасных гостей, хотя везде, где ни толпился народ — будь то на дорогах, у окон домов или на городских стенах, — им вслед не было сказано ни одного враждебного слова. Еще долго старики рассказывали внукам о том, что они видели Хрольфа и его дружину, когда сами были малышами.
Мост гремел под копытами коней и скрипел под колесами повозки. Конунг Хрольф, переехав реку, повел своих воинов прямо на юг по долине Фюрис. Не так-то легко было доставить домой огромный груз захваченной добычи. Он надеялся ехать через поля, где земля еще не оттаяла, хотя снег лежал только небольшими кучами среди луж, и чем дальше они уезжали на юг, тем его становилось все меньше.
Упсала пропала из виду; последним напоминанием о ней стало карканье воронов над священной рощей. День перевалил за полдень. Поехали быстрее, чаще замелькали деревянные вехи, расставленные вдоль межи. Здесь не встречалось почти никаких хуторов, сплошь летние пастбища для коров и свиней. Ветер усилился, заставляя Хрольфа смотреть сквозь смеженные веки; плащ конунга развевался как пламя, а кречет на плече вытянулся вперед, глубоко вонзив когти в кольца кольчуги. Этот ветер, пропитанный сыростью, был уже не столь холодным, как зимой. Он гнал огромные белые облака, и их тени ползли по земле.
Конунг скакал в отличном настроении. Вдруг облако открыло солнце, и сноп яркого света упал впереди них на дорогу, изрытую колеями. Там лежало тяжелое золотое запястье. Воины, увидав его, закричали. Как только конь конунга проскакал мимо, оно загудело, как колокол.
Хрольф дернул поводья.
— Оно так шумит, — сказал он, — наверное, потому, что не желает лежать здесь в одиночестве. — Сняв запястье со своей руки, он кинул его рядом с тем, что гудело на земле. — Я оставлю его здесь, — сказал он своим воинам, — не стоит подбирать золото, даже если оно валяется на дороге. И пусть никто из вас не осмелится поступить по-иному, ибо оно брошено здесь не случайно, а для того, чтобы помешать нашему походу.
— С чистой совестью мы обещаем это, мой господин, — воскликнул Свипдаг. — Похоже, рука Адильса дотянулась и сюда.
Отряд приветствовал его слова громкими криками. Вёгг на козлах повозки с трудом пытался унять дрожь. Воины строго смотрели на него. В тишине они услышали низкое гудение зарождающегося ветра. Бьярки поднял руку.
— Тихо! — сказал он. — Эй, други! Рука Адильса может дотянуться и до нас.
— Трогай! — приказал Хрольф. — Хлещи коней, Вёгг.
Телега с трудом сдвинулась с громким скрипом и треском.
Вскоре датчане увидели группу всадников, преследующую их. Сначала это было всего лишь темное пятно на гребне холма, но вскоре можно было различить штандарты и блеск оружия, послышались трубные звуки рогов, грохот копыт и гневные выкрики.
— Все они верхом, — сказал Свипдаг. — Так вот как Адильс сумел привести их сюда так быстро.
— Две или три сотни, я полагаю, — добавил Хьялти. — Похоже, нас ожидает хлопотный денек.
Бьярки погладил свою рыжую бороду.
— Действительно, они живо собрались после нашего отъезда, — сказал он веско. — Сдается мне, они сегодня дождутся беды на свою голову.
— Давайте не будем сетовать по этому поводу, — сказал конунг Хрольф. — Возможно, они помешают себе сами.
Он взял у Бейгада рог, который Ирса дала ему, и, криком «Хо-хэй!» подбодрив своего белого коня, проскакал галопом милю вправо, а затем милю влево, на скаку запуская руку в рог и выхватывая полные пригоршни золота. Далеко вокруг он разбрасывал золотые кольца и запястья, словно хотел засыпать ими всю долину Фюрис.
— Нам следует быть не менее щедрыми, чем наш господин, — воскликнул Бьярки, — ведь часть этих сокровищ — наша!
Он подъехал к повозке, сгреб пару изрядных пригоршней драгоценностей и швырнул их на дорогу, так же как конунг. Другие воины последовали их примеру. Золото и серебро сверкало в воздухе, как падающие звезды, пока вся дорога не заискрилась в солнечных лучах.
Преследователи засуетились, увидев перед собой богатство, сверкавшее всеми цветами радуги в дорожной грязи. Большинство из них спешилось и бросилось вперед, стараясь показать свою ловкость и захватить больше других. Оглянувшись назад, Хрольф и его воины увидели, что среди шведов вспыхнула драка из-за сокровищ. Датчане громко захохотали.
Конунг Адильс попал впросак со своими новобранцами. Несмотря на дородность, он был большим любителем лошадей и умел прекрасно держаться в седле, хотя его изрядный вес не способствовал скорости бега любого из его скакунов. Лицо Адильса раскраснелось, как петушиный гребень, борода спадала локонами на огромный живот.
— Что это такое?! — кричал он сквозь беспорядочную суету, царившую вокруг. — И вы смеете называть себя мужчинами! Вы, подбирающие остатки и позволяющие главному уплыть из ваших рук! — Он принялся бить воинов вокруг себя древком копья.
— Слушайте, вы, болваны! Остановитесь же и слушайте своего конунга! Этот позор, несомненно, наделает много шума во всех уголках мира, ведь вы позволяете всего двенадцати воинам увезти от вас добычу, которую даже трудно подсчитать. А эти двенадцать к тому же поубивали ваших родственников!
Постепенно ему и еще нескольким воинам, обладавшим холодным рассудком, удалось привести многих в чувство, хотя оставшиеся продолжали драться и ругаться еще больше. Наконец половина толпы поостыла. Остальные продолжали яростно браниться из-за своей добычи. Некоторые даже были убиты в свалке. Вражда с этих дней будет терзать людей Адильса долгие годы.