В одиночестве, и все же не одна, королева Скульд гадала, разбрасывала кости, покрытые рунами, и размахивала своим колдовским посохом. Огонь взмыл ввысь, и всякая нечисть заклубилась в дыму и в облаках пара над кипящем котлом.
Прямо из рядов дружины Хьёрварда выскочил жуткого вида вепрь — серый, как волк, и огромный, как бык. Земля дрожала под его копытами, клыки сверкали подобно мечам, дикое рычание и вой вселяли ужас в слабые души.
Датские псы окружили вепря. Заливаясь лаем, они взяли его в кольцо. Зверь поворачивал свою морду то вправо, то влево, разя и калеча тех, что были ближе. Вскоре все боевые псы, изорванные и раздавленные, лежали валом вокруг него. Дольше всех Грам висел у него на горле. Но кабан яростно подбросил пса вверх и, когда тот упал, пронзил его насквозь своими клыками.
И тогда кинулся вперед страшный зверь. Из щетины его полетели стрелы. Ни один щит не мог спасти от них. Под напором этой сверкающей смерти дружинники конунга Хрольфа падали как подкошенные. В их рядах появились прорехи, которые некем было заполнить.
Свипдаг начал раскручивать свою секиру над головой.
— Сомкнитесь! — рявкнул он. — Убейте эту нечисть, прежде чем она доберется до конунга!
Он бросился вперед. Кречет Хайбрикс парил над его головой.
Стрела поразила Свипдага в левое плечо. Он продолжал крутить свое оружие, готовый в любой момент раскроить череп вепрю. Два ворона подлетели к Хайбриксу. Он отважно встретил их когтями и клювом. Неуязвимые, они забили ястреба до смерти. Глянул на них Свипдаг. Всего на миг отвел он взгляд единственного своего глаза от чародейского вепря, и тут же острые клыки вонзились в его живот. Высоко взлетело тело Свипдага в облаке кровавых брызг и долго падало вниз.
А вепрь прорывался сквозь боевые порядки Хрольфа Жердинки, проникал все дальше, сокрушая все на своем пути.
Но так было не везде. Только один фланг был смят, другой продолжал сопротивляться. Держался и центр, где сверкали клинки конунга Хрольфа, Бьярки и Хьялти.
Вскоре, однако, под натиском врагов смешались и другие шеренги королевской дружины.
Битва бросала воина на воина, шеренгу щитов — на шеренгу щитов, ярость находила выход в неистовстве, сталь рассекала воздух со свистом, отовсюду сыпались удары.
Тяжело дыша, сраженные падали на окрашенную кровью мерзлую землю, над которой сгущались морозные сумерки.
Громче, чем вепрь, рычал Будвар-Бьярки. Его звенящий меч метался, как ураган, сокрушая всех и вся. Там падала голова, рука или нога, щит или шлем отлетал в сторону вместе с костями его владельца, но на место павшего становился новый воин — и руки Бьярки были в крови по самые плечи. Он не желал ничего другого, как только убить побольше врагов, пред тем как сам он падет.
Хрольф Жердинка больше не смеялся. Он только бил мечом, раз за разом. Хьялти стоял рядом, стараясь прикрыть конунга от ударов. Остальные защитники Лейдры сражались не менее отважно.
Уже совсем стемнело, однако было похоже, что, хотя много воинов Хьёрварда пало, их не становилось меньше. Бьярки узнал одного из нападавших. Он помнил его еще с тех времен, когда держава Хрольфа процветала. Теперь этот воин сражался на стороне Хьёрварда. Изрубленный, многократно раненный, норвежец не слишком хорошо защищался. Бьярки почувствовал, как копье пробивает кольчугу, но удар не причинил ему большого вреда. Меч Луви расщепил щит врага. Несколько мгновений противники обменивались ударами. Бьярки отсек противнику руку и ногу и, изловчившись, вонзил клинок ему в грудь. Тот упал так быстро, что норвежец даже не заметил этого.
Битва разгоралась с новой силой. Воинов Хрольфа Жердинки постепенно оттесняли назад. Вдруг Бьярки снова увидел того воина. На его лице, искаженном диким оскалом, зияли пустые глазницы, но сам он продолжал сражаться. Бьярки нанес ему еще несколько ударов, пока в вихре битвы не потерял его из виду. Это был не единственный случай, когда он нарывался на подобную нежить. Оставшиеся в живых вожди дружины Хрольфа затрубили в рога, призывая всех, кто может, сомкнуться у ворот города. Здесь некоторое время им удавалось удерживать несколько пядей земли. Они так яростно рубились во мраке, что враги начали поспешно отступать от этого узкого прохода. Еще несколько усилий, и защитники смогли передохнуть.
Бьярки, узнав Хьялти в темноте, крикнул ему:
— Наш противник наделен особым могуществом. Я думаю, много воинов, восстав из мертвых, бьется здесь против нас, и с ними невозможно сладить. Где тот воин из дружины конунга Хрольфа, что назвал меня трусом?
— Ты сказал правду, — ответил его побратим, — и сказал ее без обиды. Здесь плечом к плечу с тобой стоит тот, кто зовется Хьялти. Сейчас я особенно нуждаюсь в бесстрашных товарищах, брат мой по клятве, ибо мои щит, кольчуга и шлем пришли в негодность. И хотя я убил не меньше врагов, чем бывало, я не в состоянии ответить на все удары, которые мне предстоит принять. Не стоит теперь нам спорить друг с другом.
В ворота проходили последние воины Лейдры. Их конунг и еще несколько дружинников сдерживали натиск неприятеля, пока заколдованный вепрь не напал на них. Он разбивал щиты в щепки, подминая людей и разбрасывая их в стороны. Бьярки вышел навстречу зверю. Его меч Луви сверкнул, как падающая звезда. Кабан упал замертво, но сначала он все-таки успел пробить клыком кольчугу норвежца.
— Велика моя скорбь, — прошептал Бьярки, — ибо я уже не смогу помочь своему господину…
Хьялти подал ему руку, помогая подняться. Бьярки успел сделать девять шагов, перед тем как пасть. Щитоносцы, сомкнувшись вокруг конунга Хрольфа, отступили за частокол. Их преследовали враги. Вперед устремилась худенькая фигура Вёгга.
— Я задержу их! — крикнул он.
Какой-то воин, усмехнувшись, огрел его секирой. Удар не пробил котелка-шлема, но Вёгг упал оглушенный.
Битва все еще продолжалась. Автор Песни о Бьярки вкладывает в уста Хьялти следующие слова: