Миры Пола Андерсона
Том четырнадцатый
От издательства
С четырнадцатого тома «Миров Пола Андерсона» начинается самый длинный и подробно разработанный сериал в творчестве писателя — «Терранская Империя», входящий в состав эпического цикла о Технической цивилизации.
Историю становления и развития Империи писатель оставляет как бы за кадром. Во всем цикле этим темам посвящены только два произведения — повесть «Героическая личность», вошедшая в предыдущий том, и роман «Дети ветра», описывающий один из переломных моментов галактической истории: столкновение двух могущественных звездных держав, Терранской Империи и Сферы Ифри.
Возникшая на развалинах Торгово-технической Лиги, Империя принесла мир и стабильность разрозненным мирам, рушащимся под натиском космических варваров. Многие системы не только добровольно входили в ее состав, но даже умоляли об аннексии. Лишь немногие миры приходилось поначалу присоединять силой.
Но когда пространство, занятое земными поселенцами, было покорено, Империя столкнулась с соперниками, не менее развитыми технически и культурно. Это были Сфера Ифри, населенная птицеподобными летающими существами — ифрианами, и Ройдхунат Мерсейи, основная раса которого походила на помесь человека с крокодилом.
Первый и последний удар завоевательной войны был нанесен по Сфере Ифри, менее централизованной и более слабой в военном отношении, чем Мерсейя. Несколько ифрийских планет пали под натиском Империи, но решающая битва, в которой натиск Империи был остановлен, произошла на и близ планеты Авалон, заселенной совместно людьми, колонию которых основал там Дэвид Фолкейн, и ифрианами. Совместная колония смогла отбить атаку имперских войск. История сражения при Авалоне и стала основой сюжета романа «Дети ветра».
Эта битва, дорого обошедшаяся Империи, стала поворотным пунктом в ее истории, ознаменовав переход от расширения к стагнации, стремлению лишь сохранять достигнутое, но не идти вперед. К моменту рождения Доминика Флэндри этот период длился уже почти три века.
Альфзарский договор, разграничивший сферы влияния Терры и ее основного соперника, Мерсейи, стал лишь символом перехода «горячей» войны в «холодную». Мерсейцы, молодая раса, одержимая идеей собственного превосходства и стремящаяся подчинить себе Галактику, были в этом конфликте нападающей стороной. Возможно, им и удалось бы раздуть тлеющие угли войны, если бы на межзвездной сцене не появился молодой и энергичный военный, лишенный пока титулов и званий, но в избытке наделенный умом и амбициями. Это и был Доминик Флэндри, один из самых обаятельных персонажей Пола Андерсона. Описанием его судьбы и карьеры — от кадета до «серого кардинала» за троном — и заполнен в основном цикл «Терранская Империя».
А в романе «Мичман Флэндри» Доминик еще совсем молод. Ему предстоит раскрыть первый свой заговор, спасти первый народ — и потерять юность вместе с чужой любовью и верой в лучшие порывы души…
Дети ветра
Глава 1
— Нельзя тебе улетать сейчас, — сказал сыну Дэниел Холм. — Война может начаться со дня на день. Возможно, она уже началась.
— Именно поэтому мне и надо лететь, — ответил молодой человек. — Из-за войны созываются круаты по всей планете. Где же мне быть в это время, как не в своем чоте?
В его речи не только проскальзывали птичьи слова — у него даже произношение изменилось. Англик, язык Авалона, складывавшийся под влиянием планха — чистые гласные, переливчатое «р», приглушенные «м» и «н», глубокий, медленный и распевный, — звучал в его устах так, будто он пытался довести до человеческого понимания ифрийские мысли.
Человек на экране воздержался от ответа, который непременно высказал бы в прежние годы: «Ты мог бы побыть и со своей семьей», — и вместо этого спокойно ответил:
— Понятно. Ты сейчас не Крис, ты Аринниан. — Отец выглядел очень старым, когда говорил это, и взволнованный сын потянулся к нему, но наткнулся на экран.
— Я не перестаю быть Крисом, папа, оттого, что я еще и Аринниан, — выпалил он. — И если война близка, чоты должны быть готовы к ней, ведь так? Я хочу им в этом помочь — и надолго не задержусь, честно.
— Конечно. Счастливого пути.
— Передай привет маме и всем остальным.
— Почему ты сам ей не позвонишь?
— Ну, я и правда спешу, и что такого особенного в том, что я собрался в горы?..
— Ладно, — сказал Дэниел Холм. — Передам. А ты передай мой привет своим товарищам. — Второй маршал системы Лауры исчез с экрана.
Аринниан отвернулся от аппарата, прикусив губу. Он очень страдал, когда приходилось причинять боль любящим его людям. Но как они не понимают? Если ты вступаешь в чот, про тебя говорят: «ушел в птицы», будто ты как-то отрекаешься от расы, к которой принадлежишь. Сколько времени он потратил, убеждая своих родителей и несчетное число ортодоксов в том, что он как раз расширяет и очищает свою человеческую сущность…
Ему вспомнился давний разговор с отцом:
— Слушай, папа, не могут два вида обитать на одной планете на протяжении многих поколений без того, чтобы не влиять друг на друга. Почему ты охотишься в воздухе? Почему у Феруна к столу подают вино? А это еще самые поверхностные явления.
— Я все это знаю. Не такой уж я косный, согласись. Все дело в том, что ты совершаешь количественный скачок.
— Тем, что вступаю в клан Ворота Бури? Но ведь чоты принимают людей вот уже сотню лет.
— Не такими толпами, как теперь. И среди них не было моего сына. Я предпочел бы, чтобы ты продолжал наши традиции.
— Кто сказал, что я не стану их продолжать?
— Начнем с того, что ты теперь будешь жить не по человеческим законам, а по законам и обычаям чота. Погоди. Это было бы прекрасно, будь ты ифрианином. Но у тебя другие хромосомы, Крис. Те, кто это отрицают, никогда не станут своими ни в той, ни в другой расе.
— Черт, я вовсе этого не отрицаю…
Аринниан отбросил от себя это воспоминание, как будто оно было чем-то вещественным. Необходимость заняться сборами радовала его. Если он хочет добраться до гнезда Литрана засветло, надо поспешить. Конечно, на машине он долетел бы туда меньше чем за час — но кому охота путешествовать закупоренным в металле и пластике?
Дома он ходил голым. Многие люди, ведущие его образ жизни, склонялись к тому, чтобы вовсе отказаться от одежды, заменяя ее узором на коже. Но совсем без одежды тоже нельзя. Даже ифриане почти всегда носят на себе пояс с кошельком. В полете будет прохладно, а перьев у него нет. Аринниан отыскал в своей крошечной квартирке комбинезон и сапоги.
Мимоходом он взглянул на письменный стол, где были нагромождены учебники, справочники, копии из Центральной библиотеки. «Черт! — подумал он. — Жаль бросать — я уже почти доказал эту теорему».
Математика была его небом. Занимаясь ею, он познавал тот же чистый экстаз, который, как казалось ему, испытывает ифрианин, парящий один в вышине. Здесь он соглашался на компромисс со своим отцом. Он продолжит занятия и станет, как задумал, профессиональным математиком. До тех пор он согласен принимать некоторую финансовую помощь, хотя с семьей жить больше не будет. То немногое, что нужно ему сверх пособия, он заработает сам, как охотник и пастух, живя у ифриан.
Дэниел Холм проворчал тогда, скрывая усмешку:
— У тебя хорошая голова, сынок. Жаль будет, если она пропадет. Но уж слишком много ты в нее вложил. Если бы не твои птичьи дела, ты бы так зарылся в книги, рисование и стихи, что совсем перестал бы двигаться; и твоя задница в конце концов приросла бы к стулу, а ты бы и не заметил. Пожалуй, мне следует сказать спасибо твоим друзьям за то, что они сделали из тебя атлета на свой лад.