Выбрать главу

— Да, я думаю, такая странная раса должна отличаться весьма интересным сексуальным поведением, — сказал Флэндри. Кэтрин вспыхнула и отвернулась. Почему она так реагирует, она, которая смотрит на мир глазами ученого? Может быть, возникают какие-то ассоциации со временем ее плена? Нет, подумал он. В ней слишком много жизненной силы, чтобы это могло искалечить ее надолго. Шрамы останутся навсегда, но уже сейчас она вернула себе жизнерадостность. Тогда почему такая застенчивость?

Они шли вдоль гряды. Земли эти принадлежали другой общине, которая, будучи родственной Ревущему Камню, легко согласилась дать разрешение на проход по своей территории. Отряд уже поднялся выше зоны джунглей. Атмосфера тут еще была тропической — по стандартам Терры, — но здесь дул более сухой ветер, который овевал лица, ласково ворошил волосы и почему-то разносил запах имбиря. Земля была одета бурым губчатым ковровым сорняком, массой цветов самых разных окрасок, отдельными кустами стрелолиста и фонарными деревьями. Слева поднималась вершина массива сухопутных кораллов, чьи синие и красные тона ярко выделялись на вечно серебристо-сером фоне неба.

Ни один из дидонцев не был в комплекте. Один хииш состоял из рукаса и ногаса, два рукаса отправились собирать ягоды, три крылоса взмыли в воздух — на разведку. Отдельные части единств могли выполнять простые задачи и хорошо понимали необходимость объединения, когда таковая наступала.

Ногасы легко несли на себе, помимо того, что было произведено рукасами — копий, луков и боевых топоров, — еще и грузы из космической шлюпки. Освобожденные от такой тяжести люди легко обгоняли пасущихся четвероногих. Отсутствие опасности и невозможность заблудиться позволили Флэндри дать своим людям распоряжение помочь рукасам в сборе продовольствия. Теперь они рассыпались где-то по склону холма.

Оставив его тем самым наедине с Кэтрин.

Он ощущал ее присутствие всем телом. Изгиб груди и бедер под комбинезоном; свободную, покачивающуюся походку; локоны, то развеваемые ветром, то липнущие к загорелой бронзовой коже; большие зелено-золотые глаза; запах теплой плоти… Он немедленно переменил тему разговора:

— А присуща ли дидонцам… хм… естественная пантеистическая концепция?

— Не более, чем людям присуща естественная монотеистическая концепция, — ответила Кэтрин. — Некоторые почитают самую коммуну как Единство, отличное от всего остального мира, включая в него и прочие коммуны. Их обряды напоминают мне о человеческих толпах, прославляющих свои государства и их вождей. Подобный культ связан с воинственностью и жестокостью. — Она показала на горные пики, смутно рисующиеся в вышине. — Боюсь, что нам предстоит переход именно по территории такого общества. Именно поэтому в Ревущем Камне так настороженно отнеслись к нашему путешествию. Слухи-то путешествуют независимо от странствий самих хиишей. Мне пришлось напомнить Многомудрому о нашем огнестрельном оружии.

— Народ, который не боится смерти, — опасный противник, — сказал Флэндри. — Однако я сомневаюсь, чтобы дидонцам нравилось терять свои части. Кроме того, хиишам должно быть присуще желание избежать боли.

Кэтрин улыбнулась:

— Вы быстро обучаетесь. Из вас получился бы первоклассный ксенолог.

Он пожал плечами:

— Мне по своим делам приходилось немало контактировать с другими расами. И я убедился, что мы — люди — самый странный народ. Впрочем, ваши дидонцы нам почти не уступают. Вам что-нибудь известно о их происхождении?

— Да. Проводились кое-какие палеонтологические изыскания. Но очень скромные. Почему-то всегда получается, что на войну деньги находятся, а на все остальное — нет. Может быть, первое обуславливает второе?

— Сомневаюсь. Думаю, люди просто любят воевать.

— Когда-нибудь они об этом пожалеют.

— В вас говорит слабость веры в блистательное качество мужчин — игнорировать то, что история кричит им во весь голос, — ответил Флэндри. И немедленно, пока мысли Кэтрин не обратились к Хью Мак-Кормаку, который возжелал реформировать Империю, он продолжил: — Впрочем, ископаемые остатки куда более жизнерадостная проблема. Так как же насчет эволюции на Дидоне?

— Насколько можно судить, имел место очень длительный жаркий период — возможно, в несколько миллионов лет. Предки ногасов кормились сочными растениями, которых из-за засухи стало мало. Предполагается, что ногасы стали собираться вблизи еще остававшихся деревьев, чтобы собирать листву, которую бросали на землю древние рукасы, очищая сорванные плоды. Примерно тогда же у ногасов установились контакты с пракрылосами, примерно того же типа, который возникает у птиц, выбирающих насекомых из шкур млекопитающих. Деревья тоже стали вымирать. Крылосы же были способны издалека выискивать зелень и направляли туда ногасов. Следовавшие за ними по пятам рукасы получали защиту, за которую платили тем, что обрывали листву и бросали ее на землю.

В конце концов некоторые из этих животных добрались до восточных пределов континента Барка. Их миграции были вызваны отвратительным паразитом — гигантским клещом, который не только сосал кровь, но и заражал ее вирусом, из-за которого раны не заживали днями и даже неделями. Древние ногасы были ростом меньше современных и имели гораздо более тонкую шкуру. Они сильно страдали от клещей. Вполне возможно, что рукасы и крылосы помогали им освободиться от паразитов, вылавливая и поедая последних. Но тогда же, вероятно, они научились и сами сосать кровь ногасов, чтобы хоть как-то обогатить свою скудную диету.

— Отсюда я могу и сам домыслить все остальное, — прервал ее Флэндри, — включая обмен гормонами, выгодный для всех и сцементировавший создавшееся сообщество. Еще счастье, что какой-нибудь одиночный организм в те ранние времена не развил в себе сознания, иначе он наверняка бы уничтожил это неуклюжее трехчленное симбиотическое сообщество еще на начальных стадиях существования. Но теперь симбиоз явно работает. Заманчивые возможности для цивилизации.

— Мы их почти не знакомили с достижениями нашей, — ответила Кэтрин. — И не только потому, что хотим изучать их такими, какие они есть. Мы просто не знаем, что для них хорошо, а что может закончиться катастрофой.

— Боюсь, такие вещи познаются только методом проб и ошибок, — задумчиво сказал Флэндри. — Хотелось бы мне понаблюдать процесс воспитания дидонцев, начиная со дня рождения, в технологическом обществе…

— А почему бы не попробовать воспитывать наших детей среди дидонцев? — вспыхнула Кэтрин.

— Извините. — Ты и в негодовании прекрасна. — Я просто неудачно сболтнул. На практике я такого ни за какие коврижки не сделал бы. Сам нагляделся на печальные результаты сходных опытов. А кроме того, я забыл, что они ваши друзья.

«Но какая мысль!»

— Я тоже хотел бы стать их другом, — продолжал Флэндри. — Нам предстоит идти вместе с ними еще два-три месяца, а в лагере свободное время просто некуда девать. Почему бы вам не поучить меня их языку?

Она поглядела на него в изумлении.

— Вы это серьезно, Доминик?

— Еще как! Только я не обещаю сохранить эти знания на всю жизнь. Моя голова и без того забита как паутиной всякого рода информацией. Но сейчас мне бы очень хотелось научиться разговаривать с ними напрямую. В какой-то степени это нас подстрахует. И кто знает, а вдруг я выдам какую-нибудь хилую гипотезу насчет аборигенов, слишком заумную, чтоб она могла родиться в голове энейца?

Кэтрин положила руку на плечо Флэндри. Жест был типичен для нее. Она любила касаться тех, кто ей нравился.

— Вы не похожи на имперца, Доминик, — сказала она. — Вы наш.

— Даже если и так… — начал он смущенно.

— Ну почему вы на стороне Джосипа? Вы же знаете, каков он есть? Вы же видели его приятелей вроде Снелунда, который вскоре подменит его во всем, только что не будет именоваться императором. Почему же вы не присоединитесь к нам, кто той же породы, что и вы?