— Почему мы теперь никогда не говорим наедине, Доминик? — спросила она. Ее взгляд был серьезен, а руки сжали обе его ладони.
Он пожал плечами:
— Слишком много дел.
— Нет, тут что-то другое. Мы не осмеливаемся. Каждый раз, когда я вижу вас, я думаю о… Кроме Хью, вы единственный человек на свете, которого я ни за что не хотела бы обидеть.
— После Хью, значит.
— Вы же возвращаете мне его! Никакой Бог не смог бы сделать больше, чем вы!
— Из этого я делаю вывод, — сказал он, сжимая зубы, — что вы не переменили своего решения в том, что касается нас?
— Нет. Но вы заставили меня желать этого. Но… ах, мне так жаль… Я так надеюсь, что вы найдете себе наконец нужную вам женщину.
— Уже нашел, — ответил он. Она поморщилась. Только тогда он понял, что с такой силой сжимает ее руки, что Кэтрин с трудом удерживается от стона, и тут же ослабил хватку. — Кэтрин, любимая, мы уже вышли на финишную прямую, но мое предложение все еще в силе. Мы с тобой… отсюда и до Порт-Фредериксена… а потом я перехожу на вашу сторону.
— Это недостойно вас, — ответила она, бледнея.
— Я это знаю, — ощерился он. — Обыкновенная измена. Но за тебя я продам и душу. Впрочем, она и без того — твоя.
— Как вы смеете произносить такие слова… измена? — воскликнула Кэтрин, как будто он ее ударил.
— Еще как смею! Измена, измена, измена! Слышите? А ваш мятеж не только зло, он еще и глупость! Вы…
Она вырвалась из его рук и убежала. Он долго стоял в одиночестве — пока тьма не укутала его. «Ну, Флэндри, — подумал он, — и как это ты посмел когда-то предположить, что весь космос создан специально для твоих развлечений?»
После этого Кэтрин не то чтобы избегала его. В их ситуации такое было бы просто невозможно. Да, пожалуй, она к этому не очень стремилась. Напротив, она часто улыбалась ему с застенчивостью, которая глубоко ранила его, а в ее голосе звучала теплота, когда им случалось о чем-то заговорить. Он старался отвечать ей тем же. Но теперь они никогда не оставались наедине.
А спутники их были вполне довольны таким исходом. Они прямо вились вокруг Кэтрин при каждом удобном случае, а эта плоская равнина создавала для этого массу возможностей. Нет сомнения, Кэтрин в глубине души искренне сожалела, что она обидела Флэндри, но что она могла сделать, если с каждым километром, пройденным на запад, в ней поднималась радость, которая вырывалась наружу смехом, изяществом жестов, готовностью с охотой отозваться на каждое доброе слово. Хэвлок с легкостью выяснил у нее все, что она знала об энейской базе, причем она даже не заподозрила, зачем ему нужны эти сведения.
— Черт побери, мне просто отвратительно использовать ее таким образом, — сказал тот своему командиру, оставшись с ним наедине и докладывая ему о результатах разговора.
— Вы делаете это ради ее собственного счастливого будущего, — ответил Флэндри.
— Ничего себе возмещение за ту жестокость и предательство, с которыми ей пришлось встретиться в прошлом!
— А возможно, придется и в будущем. Да. Но тем не менее… Том, мы же только собираем информацию. А будем ли мы действовать на ее основе, зависит исключительно от того, какова будет обстановка, которая сложится в Порт-Фредериксене к моменту нашего прихода. Я уже говорил вам, что не собираюсь пытаться совершить невозможное. Вполне вероятно, что мы спокойно отдадимся в руки властей.
— А если нет, то…
— Тогда мы постараемся нанести этой с самого начала обреченной затее такой удар, чтобы она рухнула чуть пораньше, что даст нам возможность спасти какое-то количество жизней. И мы очень постараемся, чтобы среди этих жизней была и жизнь Кэтрин. — Флэндри хлопнул мичмана по спине. — Не вешай нос, сынок! Все это, так сказать, образные выражения. Я был бы большим дураком, чем есть на самом деле, если бы имел в виду именно это. И тем не менее не вешай нос, сынок. Помни о девушке, которая ждет тебя.
Хэвлок ухмыльнулся и удалился, расправив плечи. Флэндри остался один. «Для меня никогда не найдется нужной девушки, — думал он, — если Хью Мак-Кормак не будет столь любезен и не нарвется на пулю. Может быть, тогда…
А не смогу ли я это как-нибудь сорганизовать? Но если она о том узнает… А мог бы я? Да нет, все это всего лишь пустые мечтания… Однако если предположить, что случай подвернулся… Мог бы? По чести говоря, не знаю».
Подобно Тихоокеанскому побережью Америки (на Терре, на матушке Терре), западный берег Барки весь состоял из возвышенностей, круто обрывающихся в океан. Когда Кэтрин увидела блеск Великих вод, она вскарабкалась на самое высокое дерево, которое ей удалось отыскать. Ее голос, казалось, падал к ним с ветки на ветку, подобно солнечному лучу.
— Бирса-Хед! Точно! Мы находимся менее чем в пятидесяти километрах от Порт-Фредериксена!
Она спустилась, вся светясь от счастья. А Доминик Флэндри не нашел ничего лучшего, как сказать:
— Отсюда я пойду один.
— Как это?..
— Порхать буду. В одном из скафандров. Сначала мы разобьем лагерь в каком-нибудь приятном и легко узнаваемом местечке. Затем я разузнаю, не смогут ли местные одолжить нам что-то вроде летающего аппарата. Летать-то скорее, чем переть пешедралом.
— Возьмите меня с собой, — попросила она, дрожа от нетерпения.
«Со мной ты можешь идти, пока не погаснет последняя звезда во вселенной. Только вряд ли захочешь».
— Очень сожалею, нет. И не пытайтесь связываться по радио. Слушать — пожалуйста, передавать — нет. Откуда нам знать, какая там ситуация? Может, плохая. Например, варвары могли воспользоваться нашей семейной перебранкой и оккупировать базу. Я все проверю. Если я не вернусь через… э-э… двое этих маленьких и дешевеньких суток… — Всегда кривляешься, шут! — Тогда лейтенант Валенсия примет команду и будет действовать по своему разумению. Я бы предпочел Хэвлока, Валенсия симпатизирует мятежникам. И все же приходится учитывать субординацию, раз уж я лгу даже тебе, моя дорогая, и если хочу получить шанс повредить твоему Делу, моя вечная любовь.
Его распоряжение вылило ведро холодной воды на возбуждение Кэтрин. Отряд расположился лагерем на берегу ручья, под сенью укрывавших его деревьев. Костров не жгли. Флэндри натянул скафандр. Он ничего не сказал ни Исполненному Печали, ни своим единомышленникам среди команды. Они договорились еще несколько ночевок назад о системе сигналов.
— Будьте осторожны, Доминик, — сказала Кэтрин. Ее заботливость была ему острее ножа. — Не рискуйте собой. Ради нас всех.
— Не буду, — пообещал он. — Я люблю жить. — О да, и я надеюсь, что еще буду наслаждаться жизнью, независимо от того, добавишь ты к ней радости или нет. — Держитесь!
Он активизировал антигравы. Через минуту или две он потерял из виду Кэтрин, все еще машущую ему рукой.
Флэндри летел медленно, с открытым забралом шлема, наслаждаясь ветром и соленым привкусом в воздухе. Он направлялся на север, следуя очертаниям береговой линии. Океан безлунной Дидоны не имел настоящего прибоя. Он лежал безбрежным серым покрывалом под серой пеленой неба, но как в каждом большом водном пространстве, в нем присутствовало и движение, и таинственность. Флэндри любовался сложным рисунком океанской ряби, видел пену, огромные полосы водорослей, стаи плывущих куда-то морских животных, дождь, прошедший на самом горизонте. Справа от него суша круто поднималась от широких пляжей, представляя собой мозаику лесов и полян, где паслись стада травоядных и кормились косяки птиц. «В общем, — думал он, — планеты процветают, если человек оставляет их в покое».
При всем при том пульс Флэндри заметно ускорился, когда вдали показался Порт-Фредериксен. Это была его первоочередная цель. База занимала небольшой, четко очерченный мыс. Она была довольно старой и успела превратиться в симпатичный поселок. Складские помещения и лаборатории, построенные из готовых деталей, и жилые дома носили на себе следы пережитых штормов, обросли лозами винограда и стали неотъемлемой частью ландшафта. Были тут и дома, сооруженные из местных материалов — дерева и камня, — особого архитектурного стиля, разработанного специально для Дидоны и обеспечивающего постоянные легкие сквозняки в помещении. Кое-где виднелись сады и даже парк. Кэтрин говорила, что население обычно составляет здесь около тысячи человек, но в нынешние тяжелые времена, надо думать, гораздо меньше. На улицах Флэндри никого не увидел.