Мать приблизила свой рот к губам младенца и протолкнула кашицу ему в ротик. Он с бульканьем проглотил и снова заснул. Она пыталась убедить себя, что все с ним обойдется, хотя знала, что это далеко не так. Уже шесть дней прошло с рождения — четырнадцать со дня зачатия, — а он был такой несформировавшийся и слабый! Глаза еще четыре или пять дней не откроются, и раньше чем через полгода он не встанет на ноги.
Рядом ехал Робренг.
— Ну-ка, — сказала Йеввл, — возьми его. — Она протянула мужу Унгна, чтобы тот положил его в свой мешок, и, пристально поглядев на Робренга, спросила: — В чем дело?
Быстрый взгляд на его уши, на крепко сжатые в кулаки пальцы, сотрясаемые легкой дрожью, — все подсказывало ей, что он обеспокоен. В ответ он только промолвил:
— Какая-то беда подстерегает нас впереди.
Йеввл дотронулась до его правого бедра, ближе придвинула нож. На левом бедре был прикреплен мешочек с кремнем, огниво, трутница и еще кое-какое снаряжение.
— Что, звери?
Степные хищники редко нападали на людей, но голод мог вынудить к этому стаю волков или каких-нибудь других плотоядных.
— Чужаки?
Нескончаемый ночной кошмар мог наслать им на беду чужеземца, которого голод выгнал с собственной земли в поисках пропитания.
Респиратор у Робренга сдвинулся, обнажив зубы. Он отрицательно мотнул головой:
— Нет, пожалуй, не то. Однако что-то мне здесь не нравится. За двадцать лет совместной жизни она привыкла доверять его предчувствиям почти как своим собственным. Еще холостяком он немало постранствовал, два сезона провел севернее Стража, где охотился в бесплодных, не пригодных для человеческого обитания местах. А когда в последний раз представитель клана совещался с Повелителем Вулкана, — именно он настоял на том, чтобы не покидать страну. Пусть, говорил он, усохнут фруктовые сады и пастбища, пусть опустеют и зачахнут ранчо, — но жители здешних холодных земель должны оставаться на месте. Потом «золотой прилив» вернет им былое изобилие, пока же людей прокормит охота, и они не впадут в состояние варварства. Конечно, этот период охватит несколько поколений, и потомству придется очень нелегко, но помогут Звезды…
Поэтому теперь ее особенно испугало смятение мужа.
— Что же ты заметил? — спросила Йеввл.
— Не могу сказать определенно, — признался Робренг. — Я ведь давно не бывал в этих заснеженных горах. Один мой приятель свалился вниз, его унесло течение, и он едва не захлебнулся, нам с трудом удалось его откачать. Так вот, наш проводник всегда держался в стороне от высоких холмов, не могу вспомнить почему. Он знал всего несколько слов по-нашему.
— Бэннер, — вслух произнесла Йеввл, и каждое слово звучало как выстрел в пустыне, — тебе известно, какая опасность может нам угрожать?
И через сотни километров неслышный голос ответил:
— Нет. Но это не значит, что опасности не существует. Твой мир так отличается от моего, и за прошедшие столетия слишком мало вас побывало в моем мире, а теперь все с такой быстротой меняется! Как бы мне хотелось предостеречь тебя!
— Хорошо, спасибо, милая сестра. — Йеввл рассказала Робренгу, что ей ответила Бэннер. И внезапно пришло озарение. — Мне кажется, я поняла причину. Она внутри нас — и во мне самой тоже. Помню, какими животворными и цветущими были эти места в годы нашего детства. Помню сторожей, которые присматривали за домом, пилигримов, жертвоприношения, праздники и торжества. А сегодня, вернувшись сюда, мы нашли здесь убогость и запустение. Неудивительно, что нас охватила тревога!
Йих переехал горный перевал и скрылся из виду. В тот же миг Ледник и скалы огласились его криком. Он увидел гробницу.
Родители пришпорили онсаров, и те полетели вскачь. Массивные ноги скользили, как молнии, только камешки сыпались из-под копыт. Мышцы, казалось, не просто поддерживали тела: они сжимались, натягивались, выталкивали ноги вперед, расслаблялись, крепко вжимались в землю. Ближе к хвосту, где находились седла и поклажа, ходуном ходили ребра, треугольные головы двигались на высоте голов седоков. Громкое прерывистое дыхание со свистом вырывалось из ноздрей. В разметавшихся коричневых гривах сверкал пот. Мышцы пульсировали в такт скачкам.
Йеввл поднялась на вершину и огляделась. В чистом и прозрачном горном воздухе уже видна была конечная цель их путешествия.
Гробница Кулембарахов стояла на уступе, третьем на пути вверх по горному склону. Это был дольмен[2]; грубые гранитные плиты, извлеченные из карьера, каким-то образом доставлены сюда, и из них, наверное еще в каменном веке, была сложена гробница. Поколение за поколением возводили вокруг нее террасы, сооружали здания и воздвигали статуи, разводили роскошные сады, где пели фонтаны и им вторили флейты. Здесь были собраны все богатства, которыми владел клан, и все самое дорогое, что приобреталось у заезжих купцов: картины, драгоценности, тканые изделия, книги. Здесь хранились драгоценнейшие реликвии — Меч, на Котором Держался Мост, Чаша Амарао, Черепа Семи Героев, Ручная Мельница Гоо-Целителя.
Но сейчас…
Подойдя, Йеввл с трудом узнала засыпанную снегом террасу. Многие статуи разрушены морозом. Одни скульптуры упали, другие стояли заброшенные, словно раненые деревья. Наверное, после того как умерли или ушли последние сторожа, охранявшие строение, все здесь пришло в упадок; огонь в каминах погас, а со вкусом обставленные дома превратились в руины. Теперь, когда деревянная ограда разрушилась, арка, ведущая к гробнице, выглядит устрашающе обнаженной…
Всадники свернули на дорогу, ведущую к гробнице. Дорога была так крута, что медленный спуск казался невозможным, а каменные плиты, которыми она была вымощена, иссохли, искрошились, потрескались, а во многих местах и вывернулись. Они звенели под копытами, вторя завыванию ветра, который нес с собой сухую льдистую пелену, как бы стараясь затмить солнечный свет, просачивающийся с востока в темное ущелье. За гробницей высилась плотная гряда гор, похожая на каменный пояс. Некогда эти горы были густо покрыты растительностью и выглядели очень живописно; теперь они стояли голые, не защищенные от стихий. Выше, там, где склон был более пологим, начинался снежный завал, который простирался до самой вершины, образуя крутой нарост высотой в несколько метров, таинственно белеющий в голубоватой тени.
Но, несмотря ни на что, посреди руин, под грузом навалившего за ночь снега, возвышался квадратный дольмен. Клан Кулембарахов воздвиг этот дольмен, где покоились его усопшие члены. Тот, кто искал и находил в этом клане поддержку, мог обрести здесь хотя бы надежду на удачу. Или, во всяком случае, веру в то, что клан еще вернет былое могущество и влияние, что кровь его еще не иссякла… Пульс Йеввл учащенно бился.
Йих был уже здесь. Вырвавшись из-под присмотра родителей, он спешил теперь первым поклониться гробнице предков от всей группы паломников. Отстегнув охотничий рог от седельной сумки, Йих поднес его к губам. Он объезжал гробницу, трубя в охотничий рог и как бы бросая тем самым вызов царящему вокруг запустению.
И вдруг покрытый снегом утес пришел в движение…
Из его нутра взметнулся мощный порыв ветра и с грохотом понесся вниз. Под его напором валились статуи и низко клонились деревья.
Задрожала земля. С обрыва низвергались гигантские лавины снега, сметая, круша, раздавливая и погребая под собой все, что попадалось на пути. И неся роковой исход…
Впоследствии Йеввл не могла припомнить, как все произошло. Помнила только, что подпрыгнула в седле и соскочила, простирая крылья и как бы вступая в единоборство со стихией. Вероятно, она ощупью пробиралась вперед и оказалась внизу уже после того, как лавина пронеслась, не успев поглотить ее. Поэтому, наверное, ей удалось подняться, а потом, под ударами ледяного вала, которые швыряли ее из стороны в сторону, оглушенную, разбитую, но, по-видимому, избежавшую серьезных телесных повреждений, — она добралась до грады над тем местом, где произошла катастрофа.