Люди, столь ценившие свою независимость, сливались в единый народ. И хотя в домах многие пользовались своим родным языком, но в общественных делах компенсировали их разнообразие новым диалектом английского. Традиции сливались вместе, мутировали, вдруг врывались в жизнь. Например, в пору зимнего солнцестояния, когда холод, хмурая погода и снег приходили в эту часть континента, названную Ионией, они справляли святки (но не Рождество, отмечавшееся по земному календарю) веселыми пирушками, украшениями, подарками и свадьбами. Проходила половина деметрианского года, и появлялся новый повод для сборищ, более склонных к превращению в вакханалии. Тогда костер давал издали знаки костру, а люди вокруг них, от заката до восхода, плясали, пели, ели, шутили, играли, соревновались, занимались любовью. В течение трех последних лет Кейтлин Маргарет Малрайен пела всем, кто собирался на Тролльберге, — когда не отвлекали праздничные удовольствия. Она вновь шла туда пешком по фунтовой дороге, поскольку это путешествие составляло часть всей забавы. На ходу она разучивала последнюю песню, сочиненную специально к празднику, чистым сопрано выводя вальсовый ритм:
Пальцы Кейтлин бегали по клавиатуре сонадора, который она придерживала локтем левой руки; запрограммированный на голос флейты — хотя и громче ее, — ящик красного дерева выводил мелодию:
Пыль поднималась из-под ног. А вокруг дремали высоты в янтарных лучах клонящегося на запад Феба, и лишь на самом севере белели редкие облака. Дорога тянулась вдоль берега речки Астрид, журчавшей и бурлившей, еще отливавшей зеленью ледников, стремившейся по правую от нее руку вниз к Агуабракке, и дальше — к полноводной и могучей Европе. За рекой лежали нетронутые земли, крутой обрыв отделял их от уже полной сумрака долины, затканной сине-зеленой растительностью, повсюду пробивавшейся между скал… над похожими на клевер трилистниками лодикса горели лепестки стрелоцвета и солнечные шары. Между высоких зарослей красного копейника и изящной дафны кишели насекомоподобные: великолепно окрашенные пламекрылки, прыгучие скакуны и многочисленные жуки-надувалы. Среди них порхала яркая хрупконожка, на сучке посвистывал дьячок, парочка буцеаро кружила над головой, над всеми высоко парили дракончики — не птицы, а гиперзавроиды, как и все высокоразвитые позвоночные, которых породила Деметра. Южный ветер, быстро холодевший после полудня, нес ароматы смолы и корицы. Слева от Кейтлин тянулась ограда из рельсов. Участок равнины — до самого обрыва в трех или четырех километрах отсюда — был выгорожен под пастбища для земных животных и ячменные поля. Пришельцы с Земли находили мясо и растительность Деметры съедобной, иногда чрезвычайно приятной на вкус. Сойдя с автобуса во Фрейдорпе, Кейтлин и сама собирала плоды лунно-ягодника. Однако в них не было всего необходимого землянам набора витаминов и аминокислот, а из тех, что содержались в избытке, кое-какие были бесполезны. Завезенные с Земли растения процветали, на них буквально разъедался мясной скот. Позади Кейтлин дорога резко вильнула за холм. Перед нею колея змеилась подобно пресмыкающемуся. За очередным гребнем высился Тролльберг, покрытый лесами и лугами до самой вершины. За его спиной дальними призраками парили Феакийские пики, снежным великолепием хребтов повелевала гора Лорн.