Руперт снова посмотрел через парапет вниз. Перед ним лежали развалины аббатства. Принц указал на них.
— Если вы так уважаете старину, — сказал он, — почему вы стремитесь уничтожить былую славу подобных мест?
Шелгрейв подошел ближе. Голос пуританина прозвучал резко и хрипло:
— Мы восстановим истинную древность — вернем времена Иеговы-Громовержца и его Сына, изгнавшего менял из храма… и лишь Он один останется в душах людей. О мой лорд, я думал, вы были протестантом.
— Прежде всего я просто христианин, — заметил Руперт, стараясь говорить спокойно. — И вопреки всем ошибкам, те стены были оплотом правды.
— Когда закончится эта братоубийственная война, я разрушу их, сровняю с землей и поставлю там железные моторы.
— Варварство! Зачем?
— Чтобы изгнать тех духов, что время от времени являются туда и которых видят преданные им люди, бродящие в развалинах и вон в том лесу, — Шелгрейв указал вдаль. — Да, верно, римская церковь сначала была непорочна — в те времена, когда блаженный Августин проповедовал в Саксонии. Но явился Змий, вместе с ересью и язычеством — и сильнее всего его влияние сказалось в западных землях, где так называемые христиане кельты творили свои обряды в Ирландии, Уэльсе и в самом Гластонбери…
— Говорят, Гластонбери был Авалоном короля Артура.
— Если и так, то после Артура там все разложилось. И здесь произошло то же самое, и вскоре католики примирились с язычеством. Святые являлись весной, чтобы благословить поля — какая им была разница, кого считали святым? Танцы Мая и Морриса стали в конце концов просто непристойными, а вместо Рождества праздновали зимнее солнцестояние. Местные жители продолжали подносить молоко и зерно эльфам, а священники закрывали на это глаза… ох, да ведь они требовали уже, чтобы Пака произвели в христианские святые! — Шелгрейв вцепился в рукав Руперта. — Но не ошибитесь, — прошипел он, — все эти твари и вправду существуют, и ведьмы, и дьяволы, и Люцифер, они насмехаются над Творцом и строят ловушки ада… У меня есть одна немецкая книга, которую вам следует прочесть, — Malleus Maleficarum, в ней объясняется все, и рассказывается, с какими муками добывается правда, и лишь огонь и вода могут уничтожить зло, лишь веревка и перекладина — задушить его!
Руперт некоторое время молча разглядывал Шелгрейва, потом сказал:
— И вы еще изучаете астрономию! Думаю, мне лучше вернуться вниз, в мою камеру!
Глава 4
Комната в башне
За стенами стоял серый день, солнце пряталось за низкими облаками, время от времени начинал моросить дождь. Коровы, пасшиеся на ближайшем выгоне, казались невероятно красными на фоне мокрой зеленой травы. Сквозь открытое окно в комнату проникала промозглая сырость, которой храбро противостоял стреляющий искрами огонь в очаге.
Конечно, назвав свою комнату камерой, Руперт был слишком энергичен в выражении. Это была широкая палата, удобно обставленная, устланная коврами. Но принц отодвинул в стороны большую часть обстановки, чтобы освободить место для рабочего стола. И теперь Руперт стоял возле него, осторожно ведя резцом по воску, наложенному на медную пластинку. Время от времени он брал кусок хлеба или мяса или делал глоток эля из стоящего рядом кубка.
Раздался стук в дверь, едва слышный сквозь ее дубово-металлическую толщу. Руперт раздраженно откликнулся. Но его раздражение растаяло, когда он увидел Дженифер. Один из стражей, стоявших на площадке лестницы, тут же занял пост в дверях.
— О, добро пожаловать, леди! Какой приятный сюрприз! — принц поклонился.
Хотя Руперт был одет в запятнанные кислотой рабочую блузу, бриджи и домашние туфли, а на девушке был хотя и темный и строгий, но очень дорогой наряд, принц выглядел более изысканным. Девушка вспыхнула, сжала руки и опустила глаза.
— Чем обязан вашему визиту? — спросил Руперт. И добавил с усмешкой: — И где ваша дуэнья?
— Я… я от нее сбежала, — прошептала Дженифер. — Она бы ни за что сюда не пошла.
— А, боится испачкать свои крахмальные юбки и свою непорочность в моей пропитанной серой берлоге? Бедная Пруденс! — Руперт громко расхохотался. — Но ведь и вы пришли сюда впервые с тех пор, как я заключен в этой башне, а прошло уже четыре недели! — Веселость принца угасла. Шагнув ближе к девушке, он осторожно сказал: — Вашему дядюшке это не слишком понравится, даже если он и ничего не скажет… ему давно не по душе то, что мы с вами слишком много гуляем вместе, играем в шашки и шахматы — и все это на глазах у всех. — Тут принц вспомнил о Круглоголовом, стоявшем в дверном проеме, и одарил его язвительным взглядом, добавив: — А впрочем, вас все равно охраняют.
— Но в том нет необходимости. — Дженифер говорила, уставясь на собственные пальцы. — Ваше высочество — человек чести. Я пришла… потому что вы давно не выходили… я боялась, что вы заболели. — Зеленые глаза внимательно глянули на Руперта. — Но у вас здоровый вид.
— Я здоров.
— Слава Богу… — Она произнесла эти слова так, словно молилась.
— Как мило с вашей стороны, что вы обо мне беспокоились. С того дня как зарядил дождь, за дверью просто нечего делать, и я занялся искусством, как я это делал когда-то в Лидсе, и я настолько увлекся делом, что мне не хотелось отрываться от него. — Руперт внимательно посмотрел на девушку. — Я только теперь понял, как мне не хватало вас.
— Ох… — Она нервно сглотнула. — Можно мне взглянуть, что вы делаете, ваше высочество?
— Это гравюра, изображающая святого Георгия и дракона, но это еще не победа, это сама схватка. — Дженифер следом за принцем подошла к столу. Ее нетренированный взгляд не мог разобраться в линиях на медной пластинке, и она посмотрела на рисунок, с которого делалась гравюра.
— Как это прекрасно, все как живое! — вздохнула она.
— И весьма современно, — сказал Руперт, усмехнувшись. — Ну, спасибо вам, Дженифер. — Он встряхнул головой, пытаясь сбросить уныние. — Может быть, посидите немного со мной, поболтаем?
Он придвинул к очагу два кресла. Девушка подождала, пока не сел принц, и лишь после того опустилась в кресло. Руперт улыбнулся, глядя на нее, и улыбка смягчила обычную суровость его черт.
— Во многом это место напоминает мне Лидс, — заметил он. — Включая и присутствие прекрасной дамы.
Дженифер застыла. Огонь бросал отблески на ее лицо; голос девушки прозвучал едва ли громче треска искр в очаге:
— Кто это был? — И, помедлив немного, Дженифер смущенно добавила: — Простите мою бесцеремонность, лорд.
— Вам не за что просить прощения, моя леди. Хотя это странно… разве я не рассказывал вам о дочери графа Куфстейна? Вы так горячо расспрашивали меня о прошлом — а это лестно любому мужчине, — что я думал, вы знаете все подробности моей биографии.
— Нет, вы ничего не говорили о тех трех годах, когда вы были в плену в Австрии, — сказала девушка и наклонилась к принцу: — Я это понимаю. Сходство ситуаций… — Голос ее чуть дрогнул. — Так что не нужно мне рассказывать об этом, принц Руперт.
— Думаю, я бы с удовольствием рассказал, если вы не возражаете, — медленно произнес он.
— Тогда говорите.
Их глаза встретились. Но тут же Руперт перевел взгляд на огонь в очаге.
— Такое сердечное тепло, — задумчиво проговорил он, — для сына Ледяного короля…
— Ледяной король?..
— Вы не знали о его прозвище? — Руперт с легким удивлением посмотрел на Дженифер. — Да, моего отца звали именно так в то время, когда он правил в Богемии. Уверен, вы знаете, как Англию раздражала политика пфальцграфства.