И, стоя вот так в темноте, я вдруг понял, что я — единственный, кому действительно известно об убийстве Пескуарры. Конечно, мама, папа и Джо также знали об этом. Но именно я все раскрыл. Фанни, может быть, тоже прослышала кое о чем, но что от этого толку?
Меня начала бить дрожь. В темноте я быстро спустился по лестнице и споткнулся… Поняв, что это чье-то тело, я закричал. И тут же поднялся.
Но это был Сэм, который заснул прямо на полу. От него привычно разило ромом, и он лежал весь грязный и спал. Старый человек с морщинистым лицом.
Я выбежал на улицу и остановился у светофора. Дом, который я только что покинул, в темноте показался мне слишком большим и слишком мрачным. В этом доме жило довольно много людей. И один из них знал все, что касалось беспорядков, и делал все, чтобы пачучос их затевали. Флорианна знала, кто он такой.
Был ли это Пьетро, который пел и танцевал вместе со своими тявкающими собачками? Может быть, Пескуарре стало известив, что Пьетро был нацистом, и он пригрозил сообщить обо всем полиции? А за это Пьетро сунул его головой в бойлер? Или беднягу убил Вердугос? Он парень сообразительный и расторопный и к тому же любит деньги. А возможно, Сэм, который жить не может без выпивки? Ну а если это Джилберт Рамирес? Большой, неповоротливый и молчаливый… А вдруг это только видимость, а сам он парень не промах…
Неожиданно меня в плечо ударил камень. Я едва не упал. Второй камень просвистел мимо, не задев. Я помчался прочь. За мной погнались пятеро хулиганов.
— Это один из тех вшивых пачучос, который ударил Пита! — кричали они.
Я бросился бежать по аллее, перепрыгнул через какой-то забор, пересек двор, затем снова перемахнул через изгородь. Преследователи отстали: я не слышал больше их тяжелого дыхания и ругани. Я спрятался за куст и стал ждать. Сердце у меня громко стучало. Я припал к земле, готовый вскочить в любую минуту.
На меня устроили настоящую охоту, выслеживая словно дикого зверя. Но они не смогли найти меня ни по запаху чеснока и соуса «чили», ни по бешеному стуку моего сердца, который самому мне казался оглушительным.
Некоторое время спустя им надоела охота, и они ушли. Я решил вернуться домой намного позднее — через те же заборы и по тем же аллеям. По пути я останавливался и прислушивался. Издалека доносились крики людей, топот ног. Похоже было, что беспорядки снова набирают силу. И всего лишь в нескольких кварталах от нас.
Я начал пробираться вдоль аллеи к дому. Что-то заставило меня Остановиться возле ступеней, которые вели вниз, в сгоревший подвал. Мне показалось, что там, внизу, кто-то лежит.
Это был мой брат Джо. Ему уже не суждено больше вступать со мной в споры. Передо мной лежало изуродованное тело Джо. На голове у него виднелась глубокая рана с запекшимися сгустками крови.
Я упал на колени перед бездыханным телом и обхватил его руками.
— Джо! Джо! — звал я его.
О Боже, мир сошел с ума… Я оказался в центре событий, не будучи ни на чьей стороне. Эта мысль поразила и потрясла меня. Очевидно, Джо спустился в подвал для того, чтобы убедиться в правдивости моих слов насчет убийства Пескуарры. Убийца, по всей вероятности, заметил, как он пробирался в подвал, и убил его, опасаясь, что Джо может позвать полицию.
Все выглядело так, будто с Джо расправились хулиганы. Как будто произошел несчастный случай. Словом, привычное дело. Вроде убийства Пескуарры. Того могли убрать за то, что он слишком много знал о происходящих здесь беспорядках. А ведь Джо на самом деле убили из-за того, что я совал нос не в свое дело. Никто и никогда не узнает, кто убил моего брата.
Ну а что будет со мной?
Кто-то потихоньку крался за мной в доме, кто-то выслеживал меня на улице, выбирая момент для того, чтобы прикончить. Если бы это случилось, в завтрашних утренних газетах появились бы броские заголовки. А это подлило бы масла в огонь, и люди еще больше бы озлобились.
И тут я решил наконец, чью сторону мне следует принять. Это мне подсказал лежавший передо мной Джо, хотя он не мог уже произнести ни слова. Он сказал мне, на чьей стороне быть. Не на стороне Вердугоса и шайки, которая слепо исполняла его приказы. Они не давали себе труда над чем-либо задумываться. В головах у них гулял ветер — и ничего больше не было. Они просто не понимали, что делали, помогая нацистам.
Я дотронулся до ладони Джо:
— Я с тобой, Джо. Честное слово. Мне жаль, что мы с тобой ссорились. Господь свидетель, честно говорю, мне жаль. Напрасно я сказал тебе обидные слова…
Я встал. Гнев кипел в моей груди, когда я поднимался по ступеням из подвала. Я не понимал, куда иду, и опомнился только тогда, когда увидел, что держу пальцами ручку двери Фанни Флорианны. Она знала все. Скрипя зубами, сжимая кулаки, я решил, что заставлю ее сказать, кто повинен в убийстве Джо. Я добуду правду, даже если мне придется убить…
Я отворил дверь в ее комнату и остолбенел. Все получилось гораздо проще. Проще, чем найти Джо. Флорианна лежала на полу, посреди комнаты, лицом вверх. Оно было синевато-бледное. Врач мог бы сказать, что она умерла от сердечного приступа.
Меня не слишком интересовало, на месте ли нацистская свастика и нацистская газета. Скорее всего их взяли.
Стоя над Фанни, я пришел к выводу, что это так. Я взглянул на ее постель, в которой Фанни не спала годами. Ведь она не могла нормально лежать. Она была настолько тучная, что не могла дышать лежа.
Вероятно, кто-то вошел в ее комнату, толкнул ее так, что она упала на пол, и не давал вставать.
А больше ничего и не требовалось. Не нужно было ее бить дубинкой, душить или стрелять. Требовалось только держать Фанни лежащей на полу, пока полнота не задушит женщину и ее округлое розовое лицо не приобретет синюшный оттенок.
Словом, все похоже на еще один несчастный случай. Все сделано очень аккуратно, чистая работа. Произошло три убийства, и все они выглядели как несчастные случаи.
Теперь в живых оставался я один.
Наверху, на третьем этаже, набирали номер на телефоне-автомате. Я потихоньку приоткрыл дверь и прислушался. Кто-то говорил шепотом. Я разобрал лишь несколько слов:
— Полиция, да… Пришлите патрульную машину. На улице лежит труп человека. Да, это все хулиганы…
Я рванулся наверх, перескакивая по три ступеньки сразу и не заботясь о том, что произвожу сильный шум.
Когда я добрался до телефона, то увидел лишь висящую на шнуре трубку, которая раскачивалась, словно маятник. Говоривший уже убежал вниз. Я видел лишь какую-то быструю тень и крикнул что-то ей вдогонку. В холл выходило два десятка дверей, неизвестный мог скрыться в любой из них. И оттуда можно было спуститься вниз по трем лестницам. Тень исчезла.
Я вернулся к телефону и повесил трубку на рычаг. В этот момент я уже все знал. Я знал, кто убил Пескуарру. Я знал, кто был нацистом и как ловко он маскировался. Сначала убил Пескуарру. Затем — Джо. И вот теперь — Флорианну.
Сейчас наступила моя очередь. У убийцы все было точно рассчитано.
Толпа погромщиков появилась неожиданно и поднялась по лестнице. Я не успел убежать, и они меня поймали. Было их примерно человек двадцать — похоже, парни, которые учились в школе или в колледже, и явились сюда поразвлечься.
— Хватайте проклятых пачучос!
— Есть еще кто-нибудь в этом доме? Тащите их сюда!
— Стучите во все двери! Ломайте их и вытаскивайте этих ублюдков!
— Эй, вы там! Открывайте!
Меня поволокли по лестнице и дальше на улицу. Там было очень светло. Сотни автомобилей выстроились в ряд с включенными фарами. Трамваи стояли, поскольку пути были заблокированы машинами. Потоки людей двигались в разных направлениях, волнуясь, словно весенние воды. Все оживленно переговаривались и чего-то ждали. Увидев, как меня вытаскивают на улицу, толпа разразилась дикими криками.
Орудовавший у нас убийца сказал им, что в доме находятся пачучос. Вот они и пришли за мной. Сам убийца в этот момент тоже находился в толпе — смешался с ней и ждал развязки. Я пытался узнать его среди сотен лиц.
Я сопротивлялся. Брыкался и размахивал кулаками. Выкрикивал что-то хриплым голосом… Меня били в зубы, так что губы мои были в крови и распухли.