Все эти факты всплыли на поверхность, лишь когда Пол Таттл вступил в права наследования, но и прежде имело место несколько странных случаев, которым следовало бы возбудить моё подозрение касаемо здешних легенд о некой могущественной сверхъестественной силе, витающей в старом доме. Первое происшествие почти не имело последствий в сравнении с остальными. Просто, когда я возвращал «Некрономикон» в библиотеку Мискатоникского университета в Аркхеме, необычайно молчаливый библиотекарь сразу провёл меня прямиком в кабинет директора, доктора Лланфера, который без всяких околичностей потребовал от меня отчёта, как эта книга оказалась в моих руках. Нимало не смутившись, я объяснил — и таким образом узнал, что этот редчайший том никогда не выносился из библиотеки, а Амос Таттл просто — напросто украл его в одно из своих редких посещений, не сумев убедить доктора Лланфера выдать ему книгу на дом. Мало того: Амос был хитёр и заблаговременно подготовил великолепную копию книги с переплётом, почти безупречным по сходству, и репродукциями титульного листа и первых страниц, выполненными вручную по памяти. Когда в библиотеке книга безумного араба оказалась у него в руках, он подменил своим дубликатом оригинал и удрал с одним из двух подлинных экземпляров этой пугающей книги на Североамериканском континенте; известно, что их общее количество во всём мире исчисляется пятью.
Второе происшествие оказалось несколько более тревожным, хоть и оно несло на себе отпечаток обычных историй о домах с привидениями. Ночью, пока в гостиной ещё лежало тело Амоса Таттла, мы с его племянником то и дело слышали какие — то шаги. Но вот в чём странность: они вовсе не походили на шаги человека, находящегося в пределах дома. Так могло перемещаться лишь какое — то существо размерами намного больше, нежели человек способен себе представить, — ходило оно будто бы в неизмеримой глубине под землёй и оттуда шаги его дрожью отдавались в доме. Причём я говорю о шагах единственно из неспособности точнее описать эти звуки, ибо они менее всего напоминали топот. Нет, они хлюпали губкой и чавкали, как желе; у нас, слышавших эти шаги, создалось впечатление передвигавшейся где — то внизу чудовищной массы, следствием чего было сотрясение земной поверхности. И более ничего, а вскоре и они затихли, что достаточно знаменательно — на заре того самого дня, когда тело Амоса Таттла вынесли из дома (на двое суток раньше, чем мы рассчитывали). Звуки же мы отнесли на счёт проседания почвы где — то дальше по берегу и не придали им большого значения, а последнее происшествие перед тем, как Пол Таттл стал полноправным владельцем старого дома на Эйлсбери — роуд и вовсе заставило о них позабыть.
Упомянутое происшествие потрясло нас больше прочего и из троих людей, о нём знавших, только я до сих пор жив. Доктор Спрейг скончался ровно через месяц, день в день, а ведь тогда он бросил всего один взгляд и сказал:
— Хороните сейчас же!
Так мы и поступили, ибо изменения в теле Амоса Таттла были немыслимо отвратительны — особенно от того, на что они собою намекали. Ибо тело не подверглось никакому видимому тлению, но постепенно видоизменилось совершенно иначе — сначала покрылось некими зловещими переливами, затем потемнело и цветом сравнялось с эбеновым деревом, а кожа на отёкших руках и лице трупа проросла мельчайшими чешуйками. Подобным же манером менялась и форма головы: казалось, череп удлиняется и принимает некое любопытное сходство с рыбьим; всё это сопровождалось слабым выделением вязкого рыбьего запаха из гроба. Перемены эти не были игрой нашего воображения — это поразительным образом подтвердилось, когда со временем тело обнаружили там, куда его доставил злокачественный посмертный насельник; и там тело это, поддавшееся наконец совсем иному разложению, вместе со мной увидели и другие — узрели эти жуткие перемены, которые много о чём могли бы поведать им, благословенно не ведавшим о произошедшем. Но в те часы, когда Амос Таттл ещё лежал в своём старом доме, у нас не возникло ни малейшего подозрения о том, что грядёт; мы лишь поспешно закрыли гроб и ещё поспешнее отвезли его в оплетённый плющом семейный склеп Таттлов на Аркхемском кладбище.
Пол Таттл в ту пору уже приближался к пятидесяти годам, но, как и многие мужчины его поколения, лицо и фигуру имел, как у двадцатилетнего юноши. Возраст его выдавали только лёгкие мазки седины в усах и на висках. То был высокий темноволосый человек, полноватый, с честными голубыми глазами, которым годы учёных занятий не навязали необходимости очков. Он явно разбирался в юриспруденции, поскольку быстро поставил меня в известность, что, если я как душеприказчик его дядюшки не буду расположен оставить без внимания тот пункт в завещании, где предписывается уничтожить дом на Эйлсбери — роуд, он опротестует документ в суде на оправданном основании, что Амос Таттл был психически ненормален. Я обратил его внимание, что в таком случае ему придётся выступать в одиночку против нас с доктором Спрейгом, однако я отдавал себе отчёт, что сама нелепость этого требования может запросто сыграть и против нас; помимо этого и сам я расценивал данный пункт завещания, как до удивления вздорный и не готов был оспаривать предполагаемый протест по столь незначительному поводу. Однако если б я только мог предвидеть, если б мог хоть помыслить о грядущем ужасе, я бы выполнил последнюю волю Амоса Таттла вне зависимости от каких бы то ни было решений суда. Тем не менее благоразумием тогда я не отличался.