— Скоро ли начнется опасный отрезок пути?
— Когда мы свернем с дороги, милорд муж.
Проехали мы с милю. Наконец Стар застенчиво обратилась ко мне:
— Милорд муж?
— Что, жена?
— Ты все еще думаешь, что я фригидна и неуклюжа?
— М-м-м… — промычал я, как бы обдумывая каждое слово. — «Фригидная» — нет, честно говоря, я это утверждать не могу. А «неуклюжая»… ну, в сравнении с такой артисткой своего дела, как Мьюри, можно сказать…
— Милорд муж!
— Что? Я только говорю…
— Ты что, набиваешься на пинок в брюхо? — И добавила: — Это такая американская идиома.
— Женушка… Уж не ты ли собираешься дать мне пинок в брюхо?
Она помедлила с ответом, голос ее звучал еле слышно:
— Нет, милорд муж. Никогда!
— Рад слышать. Но если бы ты попыталась, что бы произошло?
— Ты… Ты бы меня отшлепал. Моей шпагой. Но не своей. Пожалуйста, не бей меня своей шпагой никогда, муж мой.
— И твоей тоже не буду. Рукой — да. Больно. Сначала отшлепаю тебя, а потом…
— Что будет потом?
— Но не следует доводить меня до этого сейчас. Согласно плану, мне предстоит сегодня вечером сражаться. И в будущем меня тоже не перебивай.
— Хорошо, милорд муж.
— Отлично. Теперь, если мы дадим Мьюри судейскую оценку в десять баллов, то по этой шкале ты заслуживаешь… Дай-ка мне посчитать…
— Балла три-четыре? Или даже пять?
— Молчание! Я дал бы тысячу. Да, тысячу плюс-минус один балл. И у меня нет под рукой подходящего измерителя.
— Ах, ты плутишка! Любимый мой! Наклонись ко мне и поцелуй. И берегись — как бы я все это не рассказала Мьюри.
— Ничего ты Мьюри не расскажешь, жёнушка, иначе тебе влетит как следует. И перестань набиваться на комплименты. Ты же сама знаешь о себе все, ты — прыгающая через шпаги девчонка!
— И какова же я?
— Ты — моя принцесса!
— Ох!
— И еще норка с пылающим хвостом. И сама это знаешь.
— А это хорошо? Знаешь, я изучала американские идиомы очень внимательно, но не уверена, что всегда правильно их понимаю.
— Это означает высший класс. Просто такой оборот речи, хотя я лично никогда не был близко знаком с норками. А теперь давай подумаем о вещах более важных, иначе ты можешь стать вдовой в день своего бракосочетания. Так ты говоришь — драконы?
— Они будут только ночью, милорд муж, да, по правде говоря, они не совсем драконы.
— Из твоего описания следует, что разницу ощущают только другие драконы. Восемь футов в холке, вес две тонны, зубы длиной в мою руку, только что пламенем не дышат.
— О нет! Они огнедышащие! Разве я не говорила?
— Нет, не говорила, — вздохнул я.
— По существу-то, они огнем не дышат. Это их бы убило. Они задерживают дыхание, выпуская огонь. Это болотный газ — метан, он вырабатывается в пищеварительном тракте. Всего лишь контролируемая отрыжка с эффектом самовоспламенения, которое вызывается энзимом, скрытым между первым и вторым рядом зубов. Газ вспыхивает уже по выходе из пасти.
— Как они это делают, меня мало интересует, раз уж они все равно огнеметы. Ну, и как же ты хочешь, чтобы я с ними расправился?
— Надеюсь, у тебя самого возникнет какая-нибудь идея. Видишь ли, — сказала она извиняющимся тоном, — я ничего не планировала, поскольку не собиралась пользоваться этой дорогой.
— Что ж… Женушка, давай вернемся обратно в ту деревушку. Вступим в конкурентную борьбу с нашим другом — Глашатаем, спорю, мы его переплюнем…
— Милорд муж!
— Ладно, ладно… Если ты желаешь, чтобы я по вторникам и средам убивал драконов, я к твоим услугам. Этот метан… они его выпускают с обоих концов?
— О, только из переднего! Как это так — с обоих?
— Очень просто. Увидишь в модели будущего года. А сейчас — тихо! Мне нужен Руфо. Он-то, думаю, убивал драконов в прошлом?
— Мне не известен ни один человек, который бы это сделал, милорд муж.
— Вот как! Моя принцесса, я, конечно, горжусь доверием, которое ты мне оказываешь. Или тобой двигает отчаяние? Не отвечай, не хочу об этом знать. Помолчи, дай мне подумать.
Доехав до ближайшей фермы, мы отправили туда Руфо, чтобы он договорился о доставке обратно многоножек. Они были наши — дар Дораля, но нам приходилось их отправлять назад; там, куда мы направлялись, они бы не выжили. Мьюри обещала мне присмотреть за Арс Лонга и даже выгуливать ее.
Руфо вернулся, сопровождаемый деревенским парнишкой, восседавшим на тяжелой рабочей скотине — он ерзал между второй и третьей парами ног, чтобы не обременять спину животного, и управлял им голосом.
Когда мы спустились с седел, забрав с собой луки и колчаны, и уже готовились в путь, подошел Руфо:
— Босс, этот навозник мечтает поговорить с Героем и коснуться его шпаги. Гнать его в шею?
Положение обязывает, а не только дает привилегии.
— Зови сюда.
Парень — уже вышедший из детского возраста — с реденькой порослью на подбородке, подходил почтительно, заплетающейся походкой, и расшаркивался так, что чуть не упал.
— Держись смелее, сынок! — подбодрил я. — Как тебя звать?
— Паг, милорд Герой, — ответил он ломающимся голосом. (Паг [85]— сойдет. Значение этого слова на невианском языке сродни грубым шуткам Джоко.)
— Достойное имя. Кем хочешь стать, когда вырастешь?
— Героем, милорд. Как ты.
Подумал, не рассказать ли ему о булыжниках на Дороге Доблести. Но он и сам обнаружит их очень скоро, если только выйдет на нее, и либо пойдет по ней дальше, не обращая внимания, либо вернется и забудет эти глупости. Я одобрительно кивнул и заверил, что на верхних ступенях геройской профессии всегда найдется место для парня крепкого духом и, что чем ниже будет лежать начальная точка отсчета, тем больше славы… Главное — трудиться не покладая рук, учиться изо всех сил и ждать случая. Постоянно быть настороже, беседовать с незнакомыми дамами… и приключения сами найдут тебя. Потом я дал ему дотронуться до своей шпаги — только дотронуться, но не в руки. Леди Вивамус — моя, и я скорее разделю с кем-нибудь свою зубную щетку.
Когда-то, когда я был еще мальчуганом, меня представили конгрессмену. Он всучил мне ту же отеческую жвачку, которую я сейчас произносил от своего лица. Подобно молитве, она не может принести вреда, но способна дать и пользу. Обнаружилось, что я был совершенно искренен, говоря все сказанное выше, как был искренен и конгрессмен. Впрочем, вред возможен — парнишку ведь могут убить на самой первой миле Дороги Доблести. Но это лучше, чем в старости сидеть у огня, жевать смолку и думать об упущенных шансах и о девчонках, которых не потискал. Верно, не так ли?
Я решил, что этот случай достаточно серьезен для Пага и надо отметить его по-настоящему. Я порылся в своей сумке и нашел там американскую монетку в 25 центов.
— Как твое полное имя, Паг?
— Просто Паг, милорд. Из дома Лердики, конечно.
— Теперь у тебя будет три имени: я дам тебе одно из моих. — У меня было одно, в котором я не нуждался, поскольку имя «Оскар Гордон» меня вполне устраивало. И конечно, не «Флэш», этой клички я никогда не признавал. И не мое армейское прозвище — его я даже на стенах уборной не писал бы. «Изи» — было имя, которым я мог пожертвовать. Я всегда предпочитал писать И. С. Гордон вместо Ивлин Сирил, а в школе «И. С.» превратились в «Изи» [86], что в свою очередь происходило из моего поведения на поле — я никогда не бегал скорее или медленнее, чем того требовали обстоятельства.
— Властью, данной мне штабом командования армии США в Юго-Восточной Азии, я, Герой Оскар, повелеваю, чтобы с этого дня ты был известен под именем Лердики 'т Паг Изи. Носи его с честью. — Потом я дал ему четвертак и показал изображение Джорджа Вашингтона на аверсе. — Это глава моего Дома, Герой более великий, чем я смогу стать когда-либо. Он был храбр и горд, он говорил правду и сражался за Право так, как он его понимал, против страшных опасностей. А тут, — я перевернул монету другой стороной, — герб моего Дома, который он основал. Эта птица олицетворяет храбрость, свободу и высшие идеалы.