Хотя, по правде говоря, я вовсе не чувствовал себя смущенным.
Позднее меня разыскал мистер Ортега и вручил черный покореженный кусочек металла размером не больше пуговицы.
— Вот все, что от него осталось, — сказал он. — Но я подумал, что тебе будет приятно взять его на память — в виде компенсации за скаутский костюм.
Я поблагодарил его и сказал, что не жалею о форме; в конце концов, мою собственную шкуру она тоже спасла.
— Мистер Ортега, а можно как-нибудь определить, откуда он сюда залетел? — спросил я, глядя на метеорит.
— Вряд ли, — ответил он. — Хотя можно, конечно, отдать его на растерзание ученым умникам — пусть выскажут свои соображения, если хочешь.
Я сказал, что не хочу. Лучше сохраню его как талисман; я до сих пор таскаю его с собой в кармане.
— То ли это осколок кометы, то ли кусочек из пояса астероидов, — продолжал инженер, — трудно сказать, поскольку здесь, по идее, не должно быть ни того ни другого.
— Не должно, — согласился я. — Но ведь было!
— Твоя правда.
— Мистер Ортега, а почему бы корпус корабля не сделать толще, чтобы такая козявка не могла его пробить? — Я вдруг вспомнил, какой тоненькой показалась мне обшивка в месте пробоины: просто пленочка, а не обшивка.
— Ну, во-первых, для метеорита это настоящий великан, если хочешь знать. А во-вторых — ты имеешь представление о космической радиации, Билл?
— Боюсь, очень смутное.
— Но тебе наверняка известно, что первичная космическая радиация не вредит человеческому организму, хотя и свободно проникает сквозь него. Однако через металл она проходит не так свободно — и при этом образуется вторичная, и третичная, и четвертичная радиация, а этот каскад излучений уже отнюдь не безобиден. Он может вызвать различные мутации и причинить тебе и твоему потомству массу неприятностей. Получается, что человеку в космосе нужна такая обшивка, которая удерживала бы воздух внутри корабля, а ультрафиолетовые лучи — снаружи.
Пару дней после аварии Горлодер ходил тише воды, ниже травы. Я решил, что недавний урок пошел ему на пользу. Но я ошибся. Мы столкнулись с ним лицом к лицу в одном из нижних коридоров. Поблизости никого не было. Я хотел пройти мимо, но он загородил проход.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— О'кей, — сказал я. — Валяй, я слушаю.
— Думаешь, ты самый крутой, да?
Мне не понравилось ни то, что он сказал, ни то, как он это сказал.
— А чего мне думать? — ответил я. — Я и в самом деле крутой.
Он мне надоел.
— Строишь из себя, да? Думаешь, я буду руки тебе целовать, благодарить за спасение?
— Так вот что тебя волнует? Можешь расслабиться: я старался вовсе не ради тебя.
— Я в этом не сомневаюсь, — заявил он. — И не испытываю к тебе никакой благодарности.
— Ну и слава Богу, — сказал я. — Можешь мне поверить, твоя благодарность мне нужна как мертвому припарка.
Он тяжело задышал.
— Ты меня достал, — тихо сказал он, и в то же мгновение солидная зуботычина свалила меня на пол.
Я осторожно встал, надеясь застать его врасплох, но не тут-то было. Он сбил меня с ног еще раз. Я попробовал двинуть ему из положения лежа, однако этот гад все время увертывался от ударов.
После третьей плюхи я остался лежать на полу. Когда в глазах перестали вспыхивать искры, Горлодера уже след простыл. А я ему так ни разу и не врезал. Вот черт, ну не везет мне в драках! Я все еще разговариваю, когда пора уже бить.
Я подошел к бачку с водой и сполоснул лицо. За этим занятием меня застукал Хэнк и очень изумился. Пришлось объяснить, что я налетел на дверь. Отцу я сказал то же самое.
Больше Горлодер ко мне не вязался. Мы просто игнорировали друг друга. Но в ту ночь я никак не мог заснуть, все лежал и пытался понять. И не мог. Парень, сочинивший эту муру: «В бою я стою десяти, поскольку сердцем чист», — наверняка не сталкивался с типами вроде Горлодера. По-моему, Горлодер обыкновенная сволочь; жаль, что я не заткнул пробоину его физиономией. Я все думал, как бы его проучить, но так ничего и не придумал. Как говорит отец, в жизни бывают безвыходные положения.
Глава 9
Спутники Юпитера
Никаких особых происшествий по пути к Юпитеру больше не было. Правда, как-то раз потерялся четырехгодовалый мальчуган. Родители обыскали чуть не весь корабль, из рулевой рубки по громкоговорителю всех пассажиров попросили сообщить, если кто его увидит, но парнишка как в воду канул.
Мы подняли на ноги всех скаутов: самый тот случай проверить, какие из нас следопыты. Экипаж не мог организовать поиски, их всего-то раз два и обчелся — капитан, двое помощников, мистер Ортега и его заместитель. Капитан Харкнесс снабдил наших руководителей планами корабля, и мы облазили все закоулки, как в той игре, когда надо найти спрятанный предмет. Выудили мы его через двадцать минут. Бесенок, оказывается, пробрался в теплицы, и там его благополучно заперли.
Пока он сидел взаперти, ему захотелось пить, и он попробовал глотнуть растворчика для поливки растений. Результат не заставил себя ждать. Парень не отравился, ничего страшного, но теплицы уделал — не дай Бог!
Вечером за картами я обсудил с отцом этот случай. Пегги ушла на собрание девчонок-скаутов, Молли куда-то удалилась, и мы остались одни. Мамаша пропавшего пацаненка подняла такой шум, будто случилось что-то ужасное. Я хочу сказать: ну что могло случиться с ним на корабле? За борт-то выпасть он никак не мог.
Отец возразил, что ее реакция кажется ему совершенно естественной.
— Слушай, Джордж, а ты не думаешь, что не все пассажиры достойны быть колонистами?
— М-м-м… может быть.
Вообще-то я имел в виду Горлодера, но ведь была еще и миссис Тарбаттон, которая сломалась почти на старте и не вылезала из каюты, а также эта матрона, миссис Григсби, заработавшая себе мытье тарелок. И был мужик по имени Сондерс, постоянно конфликтовавший с судовым советом из-за того, что не желал признавать никаких постановлений и пытался жить так, как было удобно ему, а не окружающим.
— Джордж, как же им всем удалось пройти психологические тесты?
— Билл, ты когда-нибудь слыхал о политическом давлении?
— Чего? — Вот и все, что я смог ответить.
— Понимаю, что тебя это шокирует, но ты уже достаточно взрослый — пора воспринимать мир таким, какой он есть, а не таким, каким он должен быть. Рассмотрим, например, чисто гипотетическую ситуацию. Скажем, племянница сенатора собралась на Ганимед. Я не думаю, чтобы ее завалили на психологических тестах. Но даже если бы и завалили, комитет мог пересмотреть решение, коль скоро сенатор всерьез бы этого захотел.
Я задумался, переваривая услышанное. На Джорджа это совсем не похоже, циником его не назовешь. Из нас двоих циник скорее я, а Джордж наивен, как ребенок.
— Но если тесты так легко обойти, Джордж, тогда вообще нет смысла их проводить.
— Ничего подобного. Как правило, тесты проводят честно. А если кто и проскользнет по блату — это неважно. Природа-мать сама о них позаботится. Выживут сильнейшие. — Отец сдал карты и заявил: — Ну, держись! На сей раз я тебя разделаю под орех, вот увидишь.
Он всегда так говорит.
— И все равно, — сказал я, — тех, кто злоупотребляет своим служебным положением, нужно гнать в три шеи!
— Согласен, — мягко ответил Джордж. — Но тут главное не переусердствовать. Работать нам предстоит не с ангелами, а с людьми.
Двадцать четвертого августа капитан Харкнесс прекратил вращение корабля и начал сбрасывать ускорение. Корабль тормозил более четырех часов, а затем в шестистах тысячах милях от Юпитера перешел на свободное падение. Ганимед находился за Юпитером. Невесомость по-прежнему доставляла нам мало удовольствия, но теперь мы были к ней подготовлены и все, кто хотел, сделали уколы. Я тоже не выпендривался.
Теоретически «Мейфлауэр» мог сманеврировать таким образом, чтобы в конце торможения сразу выйти на орбиту вокруг Ганимеда. Но на практике более удобно было потихоньку приближаться к спутнику, чтобы избежать неприятных встреч с метеоритами в так называемых фальшивых кольцах.