— Приветствую, граждане! — прогудел он. — Меня зовут Иоганн Шульц.
Отец представил нас обоих. Моя рука совершенно потонула в исполинской ладони.
— Я где-то уже встречал тебя, Билл, — пристально вгляделся в меня великан.
Я сказал, что, наверное, на собрании скаутов. Он кивнул и пробасил:
— Ты командир отделения, да? Я признал, что был когда-то.
— Скоро снова будешь, — уверенно заявил он, словно дело было решенное. Потом повернулся к отцу: — Один из моих киндеров заметил вас на шоссе, и Мама послала меня на поиски. Желает пригласить вас па чай с кусочком своего знаменитого кофейного торта.
Отец поблагодарил за приглашение, но заметил, что нам не хотелось бы показаться навязчивыми. Мистер Шульц пропустил его слова мимо ушей. Отец объяснил, зачем мы сюда явились, продемонстрировал карту и показал на каменную пирамидку. Мистер Шульц кивнул раз пять-шесть и проговорил:
— Значит, соседями будем. Гут, гут! — И добавил, обращаясь к отцу: — Соседи зовут меня «Джон» или «Джонни».
Отец сказал, что его зовут Джорджем, и с этой минуты они стали закадычными друзьями.
Мистер Шульц приблизился к пирамидке, бросил пристальный взгляд на запад, затем на север, в сторону гор. Потом вскарабкался на большой валун и снова огляделся. Мы подошли к нему.
Он указал на небольшой холм на западной стороне.
— Там и построите дом — недалеко от шоссе, но и не совсем рядом. Сначала освоите вот этот участок, а сезоном позже начнете понемногу продвигаться к горам. — И обернулся ко мне: — Да?
Я ответил, что, наверное, да.
— Это хорошая земля, Билл, — сказал он. — И ферма получится что надо.
Он слез с валуна, подобрал обломок булыжника, потер его пальцами и повторил:
— Хорошая земля.
Потом осторожно положил обломок назад, выпрямился и прогудел:
— Мама уже заждалась, надо думать.
Мама и вправду уже заждалась, а ее представления о кусочке кофейного торта приводили на память пиршество в честь возвращения блудного сына. Но прежде чем войти в дом, мы остановились, восхищенно уставившись на дерево.
На веселой полянке, поросшей мятликом, прямо перед домом тянулось к небу настоящее дерево — яблонька. Больше того: на двух ее ветках висели яблоки. Я застыл на месте, не в силах оторвать от нее взгляд.
— Хороша! Верно, Билл? — сказал мистер Шульц. Я кивнул. — Да-а, — продолжал он, — это самое прекрасное дерево на Ганимеде. И знаешь почему? Потому что оно единственное!
Он разразился оглушительным хохотом и шутя ткнул меня пальцем под ребра, довольный собственным остроумием. Этот дружеский тычок я ощущал целую неделю.
Затем мистер Шульц подробнейшим образом разобъяснил отцу, как он растил это чудо, как глубоко пришлось копать яму и проводить дренажные трубы. Отец спросил, почему яблоки растут только с одной стороны.
— В следующем году опылим и другой бочок, — пообещал великан, — и вырастут у нас «римские красавицы». А в этом году у нее «род-айлендские зеленые» и «виноградный сок». — Он сорвал с ветки яблоко. — Попробуй «виноградное», Билл.
Я поблагодарил и запустил в яблоко зубы. Вкуснотища! В жизни не пробовал ничего подобного.
Наконец мы вошли в дом, где нас встретила Мама Шульц и четверо или пятеро разнокалиберных прочих Шульцев, от младенца, ползавшего по полу, до девицы моего возраста и приблизительно моего же роста. Звали ее Гретхен. Рыжие, как у отца, волосы не курчавились, а спускались вниз длинными косами. Мальчишки в основном были белобрысыми, в том числе и те, которые подошли попозже.
Почти весь дом занимала большая столовая, посреди которой возвышался стол — гигантская каменная плита шириной четыре-пять футов и длиной футов двенадцать-тринадцать, опиравшаяся на три каменные колонны. Впрочем, только такое основательное сооружение и могло выдержать все яства, которыми уставила его Мама Шульц.
Вдоль стола тянулись каменные скамьи, а во главе и на противоположном конце стояли два настоящих кресла, сделанные из канистр для масла, с сиденьями в виде тугих кожаных подушек.
Мама Шульц утерла передником лицо и руки, поздоровалась с нами и усадила отца в свое кресло, прибавив, что все равно сидеть ей долго не придется. И тут же вернулась к своей стряпне, а Гретхен налила нам чаю.
Часть комнаты служила кухней, в центре которой стоял большой каменный камин. Выглядел он вполне пригодным для пользования — впрочем, в каком-то смысле так оно и было. Огонь в нем, естественно, не разводили, но камин прекрасно справлялся с ролью вытяжной трубы. Просто Папа Шульц хотел, чтобы в доме был камин, — и в доме был камин.
Сбоку к нему примостилась плита Мамы Шульц. Она была выложена — я не верил своим глазам — голландскими изразцами! Это же уму непостижимо — тащить сюда с Земли декоративные кафельные плитки! Папа Шульц перехватил мой взгляд и спросил:
— А неплохо рисует моя малышка Кэти, верно?
Одна из девочек среднего калибра залилась румянцем, хихикнула и выпорхнула из комнаты.
От моего яблока остался крохотный худосочный огрызок, и пока я соображал, куда бы его пристроить в этих сверкающих чистотой хоромах, Папа Шульц протянул ко мне ладонь:
— Давай его сюда, Билл.
Он вытащил нож и очень аккуратно вылущил семечки. Один из мелких Шульцев вышел из столовой и вернулся с тонким бумажным конвертом. Папа Шульц высыпал семечки в конверт, заклеил его и отдал мне.
— Вот, Билл, — сказал он. — У меня всего одна яблоня, а у тебя целых восемь!
Я немного удивился, но сказал «спасибо». А хозяин продолжил:
— Помнишь это место, рядом с твоим будущим домом? Если ты заполнишь овраг, слой за слоем насыпая почву, и слегка припудришь ее «платной грязью», там поместится целый ряд деревьев. А когда они подрастут, мы привьем глазки с моей яблони.
Я осторожно положил конверт в сумку.
Домой вернулось еще несколько пацанов. Они умылись, сели за стол, и мы дружно принялись за жареных цыплят с картофельным пюре и консервированными помидорами и прочие блюда. Мама Шульц уселась рядом со мной и усиленно потчевала меня, сокрушаясь, что я слишком мало ем: в чем, мол, душа держится? Видит Бог, она была не права.
После обеда, пока отец беседовал с Папой Шульцем, я перезнакомился со всеми его отпрысками. Четырех из них я встречал на скаутских собраниях. Пятый, Иоганн-младший, парень лет двадцати — братья звали его «Йо», — работал в городе в конторе главного инженера. Хьюго и Питер, как выяснилось, были «волчатами», а Сэм и Вик — «следопытами», как и я. В женскую часть команды входили: младенец, ползавший по полу, Кэти и Анна, похожие друг на друга как две капли воды, но не близнецы, и Гретхен. Все они галдели хором.
Тут меня окликнул отец:
— Билл, похоже, нам не светит получить камнедробилку раньше чем через несколько месяцев.
— Ну и? — спросил я, немного заинтригованный.
— Чем ты думаешь пока заняться?
— Ну, точно не знаю. Буду набираться опыта.
— Хм… Мистер Шульц любезно предложил взять тебя на время в работники. Как ты на это смотришь?
Глава 14
Мои владения
Папе Шульцу работники были нужны, как мне четыре уха, но я согласился. В этой семье работали все, кроме малышки, которой, судя по всему, предстояло заняться мытьем посуды, как только она встанет на ноги. Вкалывали с утра до ночи, и, похоже, им это нравилось. Когда ребята не пахали в поле, они готовили уроки, а отстающих наказывали запретом на полевые работы.
Мама, стоя у плиты, выслушивала пройденный материал. Я уверен, что она не всегда понимала, о чем шла речь, но это не имело большого значения, поскольку Папа Шульц тоже проверял учеников.