А я набирался знаний о свиньях. И коровах. И цыплятах. И о том, как увеличивать количество «платной грязи» — так называли спрессованную плодородную почву с бактериями, необходимую для культивации полей, которую импортировали с Земли.
Каждый день я узнавал уйму новых вещей. Вот, скажем, коровы. Половина моих знакомых едва ли с ходу отличит свой левый бок от правого. Кто бы мог подумать, что для коров это так существенно? Но они прекрасно чувствуют разницу: я убедился в этом на собственной шкуре, попробовав подоить буренку с левого бока.
Все работы на ферме велись вручную, как в допотопной китайской деревне. Основным транспортным средством была тачка. Впрочем, приценившись к одной из них на толкучке, я зауважал этот вид транспорта.
Отсутствие механизации не было вызвано нехваткой энергии: одна антенна на крыше дома могла обеспечить энергией все хозяйство. Не хватало самих машин. Техника, без которой колонисты вообще не смогли бы существовать: камнедробилка, оборудование для тепловой ловушки, энергостанция — была общей собственностью колонии.
Джордж объяснял это таким образом: каждый фунт груза, присылаемый с Земли, уменьшал количество пассажиров. Колонисты требовали больше машин и меньше иммигрантов; Колониальный же комитет считал, что планете в первую очередь нужны колонисты, и сокращал грузы до минимума.
— Комитет, разумеется, прав, — сказал отец. — Будут люди — будет и техника, мы сами ее смастерим. Когда ты обзаведешься собственной семьей, Билл, эмигранты будут прибывать сюда с голыми руками, вообще без грузов, и мы сможем каждого обеспечить всем необходимым, начиная от пластмассовых тарелок и кончая техникой для освоения целины.
— Если они будут дожидаться, пока я обзаведусь семьей, им придется долго ждать. Я считаю, что холостяки легче на подъем.
Отец только усмехнулся, будто знал какой-то секрет, недоступный моему пониманию. Я пришел в город пообедать со своим семейством. С тех пор как я стал работать у Папы Шульца, виделись мы нечасто. Молли устроилась преподавателем в школу, Пегги, естественно, на ферму не пускали, а отец по уши погрузился в работу и увлеченно рассказывал о том, что в двадцати милях к востоку от города открыто месторождение алюминия, так что в следующем году в продаже появится листовой металл.
Честно говоря, на Ганимеде даже вручную работать на ферме не слишком утомительно. Очень помогала низкая гравитация — по крайней мере, не приходилось таскать свое бренное тело, словно тяжкий груз. Благодаря обильной стряпне Мамы Шульц я раздобрел до ста сорока двух фунтов, но весил при этом во всей экипировке и тяжелых башмаках меньше пятидесяти. Даже груженая тачка и та казалась сравнительно легкой.
Но знаете, что облегчало жизнь больше всего? Думаю, не догадаетесь.
Отсутствие сорняков.
Сорняков не было вообще; мы очень старались не завезти их случайно с Земли. Как только почва была подготовлена, оставалось лишь сунуть в нее зерно и быстренько отскочить, чтобы выросший стебель не ткнул тебя прямо в глаз.
Это не значит, конечно, что мы сидели сложа руки. На ферме и без сорняков забот хватает. А чтобы тачки не казались слишком легкими, мы загружали их втрое. Но работа не мешала нам веселиться — по части веселья Шульцы могли заткнуть за пояс кого угодно.
Я притащил из города аккордеон и после ужина мы устраивали хоровые спевки. Папа Шульц при этом гудел так самозабвенно, что нам оставалось лишь помирать со смеху и пытаться определить, в какой тональности он поет.
Когда Гретхен преодолела первоначальную застенчивость, выяснилось, что она ужасная дразнилка. Я же в отместку уверял ее, что у нее на голове пожар, и пытался погреть у ее волос руки либо вылить ей на голову ведро воды, чтобы не спалила весь дом.
Наконец подошла моя очередь на камнедробилку — и я об этом почти жалел: так хорошо мне было у Шульцев. К тому времени я уже мог самостоятельно выхолостить петуха-забияку и засеять борозду зерном. Конечно, мне еще многому предстояло научиться, но в общем не было никаких причин откладывать начало работ на собственной ферме.
Мы с отцом должны были заранее подготовить поле для камнедробилки, то есть взорвать динамитом самые большие глыбы. В принципе машина могла управиться с камнями размером куда больше бочки, но на это ушло бы слишком много времени. А дешевого динамита, слава Богу, на Ганимеде вполне достаточно. Исходное сырье — нитроглицерин — не завозили с Земли; глицерин выделяли из животных жиров, а азотная кислота была побочным продуктом атмосферного проекта.
Отец две недели приходил ко мне по выходным, помогая превращать здоровенные валуны в камни средней величины, а затем решил, что мне можно доверить взрывчатку, и я сам закончил работу. Заодно мы проложили новое русло для ручейка из талого снега, сбегавшего с гор, чтобы он оказался поближе к будущему дому. Пока что русло было сухим: мы перегородили его плотиной, то есть большим камнем, решив взорвать его немного позже. Кроме того, мы своротили целый холм у озера и сделали из него овраг. Взрывчатки на него ушло жуткое количество — я чуть было не отправился прямо в рай, недооценив амплитуду падения обломков.
Трудились мы в охотку, чуть ли не играючи. Отец позаимствовал в офисе вибродрель: просверлить ею в скале дырку для заряда глубиной в двадцать футов — все равно что горячим ножом проткнуть кусок масла. Засыпаешь в дырку порошок, затыкаешь ее измельченной горной породой, поджигаешь шнур — и уноси ноги, пока цел.
С особым удовольствием я разнес в пух и прах булыжник, похожий на ухмыляющийся череп. Я его уделал будь здоров, вместе с его оскалом!
Пока мы сражались с валунами, нас удостоил визитом мистер Сондерс, «человек-лобби», как прозвал его Джордж. Только мы с отцом пристроились пообедать — и Сондерс тут как тут. Пришлось угостить его чем Бог послал; самому ему Бог послал только отменный аппетит.
Он сидел, ел и ныл не переставая. Отец попытался переменить тему и спросил, как у него продвигаются взрывные работы. Сондерс сказал — черепашьими темпами. Отец заметил:
— Ваша очередь на камнедробилку сразу после нас, так ведь?
Сондерс сказал: «Да, так» — и тут же попросил одолжить ему динамита: у него, мол, весь вышел. Отец согласился, хотя для него это означало лишний поход пешком из города после работы.
— Я долго размышлял над сложившейся ситуацией, мистер Лермер, — не унимался Сондерс, — и пришел к выводу, что у нас неправильный подход к делу.
— Вот как? — сказал Джордж.
— Ей-Богу! Во-первых, фермеры не обязаны сами взрывать камни. Правительство должно было отрядить для этого специалистов. В конце концов, в контракте записано, что мы получаем землю, готовую для посева.
Отец мягко возразил, что идея сама по себе неплоха, но откуда взять столько специалистов, чтобы обработать полторы тысячи новых участков?
— Пусть правительство их наймет! — воскликнул мистер Сондерс. — По такому случаю могли бы И с Земли прислать людей! Послушайте, мистер Лермер, вы ведь работаете в офисе главного инженера, Вы просто обязаны замолвить за нас словечко!
Джордж поднялся и взял в руки вибродрель.
— Боюсь, вы обращаетесь не по адресу. Я работаю совсем в другом департаменте.
Надо полагать, мистер Сондерс сообразил, что это дохлый номер, поскольку не стал настаивать, а продолжил:
— А во-вторых, я размышлял по поводу почвы, или того, что они называют «почвой» без всяких на то оснований, заметьте. — Он пнул ногой булыжник. — Это бесплодные скалы. На них ни черта не вырастишь.
— Естественно, — согласился отец. — Сначала нужно создать почву.
— Вот-вот, я как раз об этом. Нам нужен настоящий чернозем, богатый и плодородный. «Создайте его», — говорят они. Да это же какая морока! И удобрения туда внеси, и земляных червей разведи, и еще Бог знает сколько фокусов с ней проделай, и так до посинения.
— У вас есть вариант получше?
— Конечно, есть! К чему я веду-то? Мы тут колупаемся, выполняем приказы кучки бюрократов, которые отродясь ни единой травинки сами не вырастили, и в результате получаем несколько дюймов второсортной почвы — в то время как миллионы кубических футов богатейшего жирного чернозема простаивают впустую.