Старикан «Джиттербаг» должен был доставить отряды первопроходцев к местам будущих поселений для картирования местности. Хэнк с Сергеем были зачислены в экспедицию.
Мне дико хотелось поехать с ними, ну просто внутри все зудело. Я ни разу не удалялся от Леды дальше чем на пятьдесят миль. Вот вернусь я на Землю, спросят меня: как там на Ганимеде? А мне и сказать-то нечего.
Как-то раз был у меня шанс отправиться в качестве временного рабочего в составе команды проекта «Юпитер» на спутник Барнарда, но ничего не вышло. Из-за близнецов. Пришлось остаться на ферме.
Я потолковал с отцом.
— Мне очень не нравится, что ты опять откладываешь отъезд, — сказал он серьезно.
Я возразил — ведь это всего на два месяца.
— Хм-м… — протянул он. — А экзамены на «орла» ты сдал?
Можно подумать, он не знает! Я сменил тему: дескать, Сергей с Хэнком тоже собираются в поход.
— Но оба они старше тебя, — заметил отец.
— Ненамного.
— Но по возрасту они имеют право быть в отряде, а ты — нет.
— Слушай, Джордж, — сказал я, — правила существуют для того, чтобы их нарушали. Это твои собственные слова. Наверняка можно найти какую-нибудь лазейку — пусть возьмут меня поваром, например.
Так я и отправился в экспедицию — поваром.
Готовить я всегда умел неплохо — не так классно, как Мама Шульц, но вполне прилично. В этом смысле отряду жаловаться не придется.
Капитан Хэтти выбросила нас на условленном месте, девятью градусами севернее экватора на сто тринадцатом градусе западной долготы — то есть по ту сторону от Юпитера и примерно за тридцать одну сотню миль от Леды. Мистер Хукер утверждает, что средняя температура на Ганимеде за ближайшее столетие по мере таяния ледников повысится на девять градусов и тогда Леда окажется в субтропической зоне, а широкий пояс от экватора до полпути к полюсам станет пригодным для обитания. Пока же колония будет располагаться только вблизи экватора.
Что ни говори, а с пилотом нам не повезло: все-таки капитанша Хэтти — совершенно несносная баба. Воображает, будто пилоты — какая-то раса суперменов. Во всяком случае, ведет себя именно так. Совсем недавно комитет настоял, чтобы Хэтти взяла второго пилота, поскольку управлять кораблем в одиночку почти невозможно. Ей пытались навязать также и сменщика — потихоньку готовя замену капитанше, — но Хэтти оказалась крепким орешком. Она пригрозила, что поднимет свой «Джиттербаг» в небо и грохнет его оземь… У комитета не хватило духа проверить, блефует капитанша или нет. Не посмели рискнуть кораблем, слишком многое от него зависело.
Вообще-то задачей «Джиттербага» была перевозка пассажиров между Ледой и станцией проекта «Юпитер» на спутнике Барнарда — но это раньше, когда земные звездолеты садились непосредственно в Леде. А затем появился «Мейфлауэр», и «Джиттербаг» превратился в паром. Разговоры о том, что нужна еще одна челночная ракета, так и оставались пока разговорами. Поэтому капитан Хэтти запросто могла нагнать на комитет страху жуткими видениями беспомощно вращающихся вокруг планеты груженых кораблей, так же не способных приземлиться, как котенок, забравшийся на дерево.
Впрочем, надо отдать Хэтти должное — с кораблем она управлялась виртуозно. Такое впечатление, будто нервные окончания у нее срослись с кораблем. В ясную погоду она даже позволяла себе сделать мягкую посадку, планируя в воздухе, несмотря на разреженность нашей атмосферы. Но по-моему, куда больше удовольствия капитанша получала, как следует встряхнув своих пассажиров перегрузками.
Командиром партии первопроходцев был назначен Поль дю Морье, новый помощник руководителя скаутского отряда «Пришельцев», который и взял меня поваром. Он был моложе многих своих подчиненных, но бдительно следил за порядком, вплоть до того, на каком боку мы засыпаем.
В тот понедельник Поль разбудил меня во второй половине дня, и я по-быстрому собрал легкий завтрак. А потом раздухарился и решил устроить настоящую пирушку. Все уже проснулись, отдохнули, и на боковую никто больше не собирался. Ну и накормил я их до отвала.
После чего мы расслабились и несколько часов подряд чесали языками. Я вытащил аккордеон — взял его в поход по требованию народа, то есть по настоянию Поля — и сыграл пару вещей. А потом снова завязался общий треп.
Спорили о том, где впервые зародилась жизнь. Джок Монтэгю, химик, вспомнил старую теорию, что раньше Солнце светило куда ярче.
— Помяните мое слово, — сказал он, — когда мы вышлем экспедицию на Плутон, она обнаружит там следы прежней жизни Жизнь так же вездесуща, как масса и энергия.
— Чепуха, — очень вежливо ответил мистер Вилла. — Плутон и планета-то не настоящая. Когда-то он был спутником Нептуна.
— Ну, значит, на Нептуне, — не сдавался Джок. — Жизнь существует во всей Вселенной. Вот попомните мои слова: когда проект «Юпитер» развернется по-настоящему, они найдут жизнь даже на Юпитере.
— На Юпитере? — взорвался мистер Вилла. — Джок, я тебя умоляю! Метан, аммиак и холод, словно мачехин поцелуй. Ты, должно быть, шутишь. Да на поверхности Юпитера даже света нет, там же тьма кромешная!
— Я сказал и еще раз повторю, — не унимался Монтэгю. — Жизнь вездесуща. Где есть масса и энергия плюс условия, позволяющие образоваться большой устойчивой молекуле, там обязательно возникнет жизнь. Посмотрите на Марс. Или на Венеру. Или на Землю, самую опасную из всех планет. Или на пояс астероидов — бывшую планету.
— Что ты об этом думаешь, Поль? — спросил я.
— А ничего не думаю. Данных маловато, — мягко улыбнулся командир.
— Вот! — сказал мистер Вилла, — Вот слова мудрого человека. Скажи нам, Джок, с какой стати ты возомнил, что можешь судить о таких вещах?
— Да, я не специалист, и в этом мое преимущество, — важно проговорил Джок. — В философском споре факты только мешают.
Затем тему сменили. Главный агроном, мистер Сеймур, сказал:
— Меня не так уж беспокоит, откуда происходит жизнь. Меня больше волнует, как она будет развиваться здесь.
— И как же? — заинтересовался я.
— Что мы собираемся сделать из этой планеты? Мы можем превратить ее во что захотим. На Марсе и Венере была своя культура. Мы не имели права сильно менять эти планеты и заселять их целиком не будем. А спутники Юпитера — дело другое; тут все в нашей власти. Говорят, человеческая приспособляемость не имеет границ. Я бы сказал — наоборот: человек не столько адаптируется сам, сколько адаптирует к себе окружающую среду. Здесь мы, безусловно, именно этим и занимаемся. Но как?
— Мне всегда казалось, что все задумано неплохо, — отозвался я. — Мы положим начало новым центрам, потом сюда придут люди и обживут эти места, как Леду.
— Да, но до каких пределов? Сейчас регулярные рейсы совершают три корабля. В недалеком будущем каждые три недели к нам будет прилетать по кораблю, затем каждую неделю, затем каждый день. Если мы не проявим бдительности, здесь, как и на Земле, придется вводить нормированные рационы. Билл, ты знаешь, с какой скоростью растет на Земле население?
Я признался, что не имею понятия.
— Каждый день рождается на сто тысяч человек больше по сравнению с предыдущим. Подсчитай-ка.
Я прикинул.
— Получается… э-э… что-то около пятнадцати-двадцати кораблей в сутки. И все же я думаю, что они сумеют их построить.
— Да, но куда мы денем этих людей? Ежедневно здесь будет высаживаться вдвое больше народу, чем сейчас живет на планете. И не только по понедельникам — по вторникам, средам, четвергам, и так целую неделю, месяц, год, чтобы стабилизировать численность населения Земли. Говорю тебе, из этого ничего не выйдет. Придет день, когда мы вынуждены будем полностью прекратить иммиграцию. — Он воинственно огляделся по сторонам, готовый опровергнуть любые возражения, которые не заставили себя ждать.
— Ох, Сеймур, не выступай! — раздался чей-то голос. — По-твоему, этот мир принадлежит тебе только потому, что ты прилетел раньше других? Ты просто просочился сюда, пока не было строгих ограничений.
— С математикой не поспоришь, — не сдавался Сеймур. — Надо как можно быстрее добиться того, чтобы Ганимед перешел на самообеспечение — и захлопнуть за собою дверь!