Врага можно простить, но не раньше,
Чем его повесят.
Моя обожаемая новобрачная вытаращила глаза.
– Ты собираешься убить человека? За плохие манеры?
– А у тебя есть более веские основания? И хотелось бы, чтобы я игнорировал хамство?
– Нет, я могу понять, если человека осудят за убийство. И не против серьезного наказания. Но не дело ли это прокторов и Управления? Зачем присваивать функции карающего закона?
– Гвен, я неясно выразился. Моя цель – не наказание, а выпалывание сорняков плюс эстетическое удовольствие от того, что грубияна удалось проучить. У него могли быть очень веские основания для уничтожения Шульца… но проделывать это на глазах людей, предающихся трапезе, так же неприлично, как устраивать публично семейный скандал. И сей кретин осмелился на эту оскорбительную акцию в момент, когда жертва была моим гостем. Это обязывает вдвойне! – Переведя дух, я продолжил: – Наказание за предполагаемое убийство не является моей задачей. А что касается прокторов и Управления – не знаю, есть ли у них законы, запрещающие убийство?
– Да ты что, Ричард, конечно, они должны быть!
– Я никогда о таких не слышал. Полагаю, что для Менеджера убийство способ давления со стороны Голден Рула.
– Ну, я думаю, что ты не прав…
– Ты думаешь? Но я-то никогда не знаю, о чем думает сам Менеджер! И к тому же, Гвен, дорогая, уничтожение – не обязательно убийство! Фактически так оно и есть. Если Менеджеру попадется на глаза этот случай, он может решить, что это проявление чьей-то мании. Преступление против хороших манер, но не против нравственности! – Я повернулся к терминалу и продолжил: – Но Менеджер, возможно, уже знаком с этим делом, а посему давай поглядим, что пишет по поводу инцидента «Геральд»?
Я нажал клавишу «газеты», по каналу передавали новости. Я выбрал из них статистику происшествий и житейских событий. В этой рубрике первым номером шло сообщение: «Бракосочетание Эймс-Новак». Я остановил кадр, увеличил его и вывел на печать, затем оторвал полоску бумаги с текстом и вручил моей новобрачной.
– Пошли внукам в подтверждение того, что бабуля больше не грешит!
– Благодарю, милый. Ты очень любезен. Я приму к сведению это твое качество.
– Я ведь умею еще и стряпать!
Перейдя к извещениям о смертях, я рассчитывал подцепить что-либо интересное и важное.
Но этого про сегодняшний набор никак нельзя было сказать. Ни одного знакомого имени. И, главное, никаких Шульцев, никаких неопознанных чужаков, никаких смертей «в популярных ресторанах»! Всего лишь скорбные извещения о смерти нескольких иноземцев по естественным причинам и одно о гибели в результате несчастного случая.
Поэтому я переключил внимание на новости поселения Голден Рул. И здесь ничего стоящего. Бесконечное нудное пережевывание ежедневной текучки: сообщения о прибытии и отбытии кораблей (в качестве «значительной информации»), а также о том, что на оси Голден Рула заканчивается монтаж колец сто тридцать – сто сорок. Если все пойдет по графику, то они состыкуются с основным цилиндром в восемь ноль-ноль шестого числа.
Естественно – здесь не было и намека на Шульца, Толливера или Талиаферо, а тем более на неопознанный труп!
Я снова прошелся по заголовкам и переключился на мероприятия, запланированные на ближайшее воскресенье, но среди них самым стоящим оказался голографический телемост с участием Гааги, Токио, Луна-Сити, Элл-Четыре, Голден Рула, Тель-Авива и Агры. Тема дискуссии: «Кризис веры.
Современный мир на перепутье». Посредниками выступают президент «Гуманистического общества» и Далай-Лама. Я пожелал им удачи.
– Итак, мы имеем «свист, ноль, орешек, немчуру» – и ничего! Гвен, как по-твоему, можно заставить иноземца произнести свое имя?
– Дай-ка я попробую, милый! «Миз Толивух, это Глойа Мид Калхун из Саванны. Нет ли у вас кузины Стейси Мэй в гойоде Чайльстон?» Когда она поправит меня, сказав, как же произносится ее имя, я извинюсь и повешу трубку. Но если она (или он) примет мою «сокращенную» форму, но не признает кузины Стейси Мэй, я скажу: «Удивительно, она же назвала фамилию Талли-ах-фарох… но я так и знала, что это неправильно!» Ну, как ты находишь, Ричард? Это даст возможность назначить свидание или нет?
– Наверное, даст.
– Тебе или мне?
– Лучше тебе. Но я отправлюсь с тобой. Или ты пригласишь собеседника к себе. Но сперва мне следует купить шляпу.
– Шляпу?
– Тот нелепый коробок, который укрепляется на макушке тех, кто прибывает с Земли.
– Господи, да знаю я, что такое шляпа! Я ведь, как и ты, родилась там. Но очень сомневаюсь, чтобы кто-нибудь за пределами Земли носил шляпы!
Да и где ты собираешься сей предмет покупать?
– Не знаю, о лучшая из девушек, но могу сказать, почему мне он понадобился. Имея шляпу, я могу вежливо прикоснуться к ней и произнести:
«Сэр (или мэм), умоляю вас, откройте, зачем кому-то понадобилось видеть вас мертвым в полдень в воскресенье?» Кроме шуток, Гвен, меня заботит, как начать разговор. Ведь почти на все случаи предусмотрены правила вежливого обращения – от предложения адюльтера чьей-нибудь целомудренной супруге до дачи взятки. Но как приступить к интересующему меня сюжету?
– А ты не можешь сказать просто: «Эй, учтите, кому-то приспичило вас убить!»
– Да нет, не годится. В мою задачу не входит предупредить малого, что его собираются кокнуть. Мне всего лишь надо установить, почему это понадобилось. И не исключено, что, узнав, я смогу это от души одобрить как наблюдатель или даже так проникнусь целесообразностью задуманного, что сумею сам претворить в жизнь намерения покойного мистера Шульца, оказав тем самым услугу роду человеческому!.. Или, наоборот, не соглашусь с этим настолько рьяно, что посвящу все свои помыслы и остаток дней предотвращению оного преступления, если, конечно, намеченным объектом не окажется Рон Толливер! Впрочем, рано еще говорить о выборе позиции. Сперва я должен понять, что происходит. Гвен, любовь моя, в профессии ликвидатора никогда не бывает так: сперва убиваешь, потом задаешь вопросы. Это же может утомить публику! – Я вновь обратился к экрану терминала, не переключая ничего. – Гвен, прежде чем мы начнем обзванивать людей, мне надо вызвать каждого из друзей Уокера Эванса. Первая задача – выяснить, как Шульц узнал пароль. Его обязательно сообщил кто-то из шести, которому известно и то, почему Шульц вляпался в дерьмо.
– А что, они находятся за пределами Голден Рула?
– Не знаю точно, все ли. Один из них, возможно, на Марсе, двое – в Поясе астероидов. Один или двое могут жить на Земле под именами, которые мне известны. Гвен, та катастрофа, которая вынудила меня оставить веселую военную профессию, заставила обратиться в бегство шесть моих товарищей, ставших моими кровными братьями… Я понимаю, широкой публике это могло показаться отвратительным… Единственное, что я могу сказать, журналисты и комментаторы, не видевшие самого события, не могли и понять, почему оно произошло… Но уверяю тебя, в основе лежали веские причины, касавшиеся времени, места, обстоятельств. Я мог бы… Нет, неважно, милая.
Давай остановимся на том, что все мои друзья находятся в укрытиях, а значит, их поиск может оказаться делом весьма утомительным.
– Но ведь тебе нужен только один из них, не так ли? Только тот, кто общался с Шульцем.
– Да, но я же не знаю, кто это!
– Ричард, а может быть, легче и проще проследить за тем, что делал Шульц, и выйти на того единственного, чем разыскивать всех шестерых, да еще пребывающих под вымышленными именами, по всей Солнечной системе? А может, и за ее пределами?
Я задумался.
– Очень возможно. Но как же я смогу проследить действия Шульца? Тебя что-нибудь озарило, любовь моя?
– Ничего. Но я помню, что, когда я прибыла в Голден Рул, меня спрашивали в приемном центре не только о том, где я жила раньше (и проверяли паспорт), но также интересовались, откуда я прибыла и где еще побывала до этого. И тоже проверяли данные мной сведения. То есть не только то, что я прибыла с Луны: ведь почти каждый стартует оттуда, но и то, как я там оказалась. А тебя разве не спрашивали о том же?