— Я?
— Да, сынок. Ведь на самом деле я лучше твоей матери и даже лучше тебя самого понимал, зачем ты решил пойти на службу… Быть может, гнев мой был так силен оттого, что ты совершил поступок, который должен был сделать я. Я это чувствовал, но тогда не смел признаться даже себе… Но и ты не был главной причиной того, что я пошел на службу. Ты… как бы это сказать… только нажал на взведенный курок. И помог выбрать род войск. Он помолчал.
— После того как ты ушел, меня все чаще охватывала беспричинная тоска, я даже был на грани депрессии, так что пришлось обратиться к гипнотерапевту. Но врачи не помогали, и меня спасала только работа… Смерть мамы словно освободила меня, и я понял, как должен поступить. Дело я передал Моралесу.
— Старику Моралесу? А он справится?
— Должен. У него нет другого выхода. Я передал ему изрядную долю акций. Остальные отложил для тебя — если когда-нибудь захочешь взяться за наше дело. Вот так… Короче, я наконец понял, в чем загвоздка.
Он снова помолчал и продолжил совсем тихо, будто шепотом:
— Мне нужно было доказать, что свою судьбу делаю я сам. Доказать себе, что я мужчина. Не производящее и потребляющее экономическое животное… а мужчина.
Мы оба замолчали, не зная, что сказать, и в этот момент запели громкоговорители космопорта:
— «Славься, славься имя Роджера Янга!» Через секунду женский голос произнес:
— Личный состав корабля военного флота «Роджер Янг» может занять места в шлюпке. Причал Эйч. Девять минут.
Отец схватил сумку и вскочил на ноги.
— Это меня! Береги себя, сынок. И сдавай поскорей экзамены. Плохо сдашь — накажу и не посмотрю, что ты старше по званию.
— Я буду стараться, папа. Он обнял меня.
— Когда вернемся на базу — увидимся!
И он убежал, как и полагается десантнику, — рысью. В комендатуре я доложил о прибытии флотскому сержанту, удивительно похожему на сержанта Хо. У него тоже не было руки, но не было и улыбки, которая так шла Хо. Я сказал:
— Сержант Рико. Поступил в ваше распоряжение. Он бросил взгляд на часы.
— Ваша шлюпка прибыла семьдесят три минуты назад. Так?
Я подтвердил. Он поджал губы и задумчиво посмотрел на меня. Я рассказал, как было дело. Он покачал головой.
— Мне казалось, что весь мыслимый реестр уважительных причин я уже знаю наизусть. Но вы вписали в него новую страницу. Ваш отец, ваш родной отец отправился на корабль, с которого вы только что уволились?
— Именно так, сержант. Вы можете проверить — капрал Эмилио Рико.
— Мы не занимаемся проверкой заявлений всех молодых джентльменов, которые к нам прибывают. Мы просто увольняем их, если выяснится, что они говорили неправду. О'кей. Парень, который не рискнет опоздать ради того, чтобы повидаться со своим стариком, ни на что не годится. Так что забудем об этом.
— Спасибо, сержант. Должен ли я теперь доложить о прибытии коменданту?
— Считайте, что уже доложили. — Он сделал пометку в бумагах. — Вот ваши документы. Можете срезать шевроны, но не выбрасывайте их. Они еще могут пригодиться, С этого момента вы «мистер», а не «сержант».
— Да, сэр.
Я не буду подробно описывать Кадетский корпус. Он во многом схож с лагерем, только здесь более мягкие порядки и всюду книги. По утрам, «вспоминая молодость»; мы выполняли обязанности рядовых, и точно так же, как когда-то в лагере, нас за провинности и неряшливость отчитывали сержанты. После утренних занятий мы становились кадетами и джентльменами и слушали лекции по бесконечным спискам предметов: математике, галактографии, ксенологии, гипнопедии, логике, стратегии и тактике, теории коммуникаций, военному законодательству, специальным вооружениям, психологии управления. Короче, нас заставляли изучать все премудрости от земной до небесной, от специальных сведений, как накормить и обогреть рядовых, до теоретических рассуждений, почему некий Ксеркс в забытом Богом месте проиграл когда-то важную битву.
Мы жили комфортно: в отдельных комнатах, с душем, с непривычно мягкими и удобными постелями. К четырем кадетам прикреплялся слуга: застилал постели, убирал в комнатах, чистил обувь и следил за формой. Это не было роскошью. Просто нас освободили от дел, которым мы научились еще новобранцами, чтобы больше времени оставалось для занятий.
И мы учились — все вечера и все выходные, пока не начинали болеть глаза. Потом засыпали, а под подушкой всю ночь напролет бубнил гипнопедический «преподаватель».
Но несчастным я себя не чувствовал. Может быть, слишком был занят. И потом здесь не было того психологического давления, которое каждый постоянно ощущал на себе в лагере. В корпусе нас скорее подстегивала страшная мысль об изгнании. Лично меня долгое время изводил страх перед математикой, которая еще со школы мне не давалась. Мой сосед — колонист с Гесперуса со странным именем Ангел — натаскивал меня ночи напролет.
Наверное, «пиком» моей кадетской карьеры стал визит младшего лейтенанта Флота Кармен Ибаннес — сияющего черными очами пилота транспортного корвета «Маннергейм».
Карменсита в парадной белой форме выглядела потрясающе. Она появилась в тот момент, когда нас выстроили перед ужином на поверку, и, ничуть не смутясь, прошла мимо всего строя к дежурному офицеру. Мне показалось, что я слышу, как скрипят глазные мышцы у ребят, провожающих ее взглядом. Она спросила у дежурного офицера, как найти меня, и ее голосок мелодично звенел над плацем.
Дежурным в тот вечер был капитан Чандар, который, по нашему общему мнению, вряд ли улыбнулся хоть раз даже собственной матери. Но сейчас, глядя на маленькую Кармен, он расплылся до ушей так, что его лицо изменилось до неузнаваемости. Он вежливо подтвердил, что нужный ей человек действительно здесь. Тогда Кармен взмахнула своими удивительными шелковыми ресницами и грустно объяснила, что ее корабль скоро должен отправляться. Так не будет ли он так любезен отпустить кадета Рико с ней поужинать?
И вскоре, как по волшебству, я оказался обладателем беспрецедентной увольнительной на три часа. Я даже заподозрил, что флотских обучают специальной технике гипноза, которая еще не известна в других частях. Хотя, наверное, секретное оружие Кармен было несколько старше того, что обычно использовала Мобильная Пехота. Так или иначе, мы провели чудесный вечер, а мой престиж среди однокашников, до этого не поднимавшийся выше среднего уровня, достиг немыслимых высот.
Это был незабываемый вечер. Нашу встречу омрачала лишь новость о Карле, которую мы оба узнали недавно. Карл был убит при нападении багов на Плутон: они уничтожили всю исследовательскую станцию. Может быть, это и очень плохо, но грустили мы недолго — наверное, потому, что уже начали привыкать к таким новостям.
Помню, меня особенно поразила одна деталь. Кармен расслабилась и в ресторане сняла фуражку. Я знал, что большинству женщин на флоте делают короткую стрижку или вообще бреют голову. На войне совсем ни к чему длинные волосы, а пилоту в ответственный момент они могут сильно помешать, Я сам брил голову — так было удобнее и гигиеничнее. Но образ Кармен всегда ассоциировался у меня с черными блестящими длинными волосами.
Человек, наверное, ко всему привыкает. Я имею в виду, что если считаешь девчонку красивой, то она нравится тебе и тогда, когда ее голова обрита. К тому же для меня эта «прическа» служила признаком принадлежности к «армейскому ордену» и отличала «наших» девушек от штатских цыплят. Возможно, Кармен что-то и потеряла, но многое и приобрела: красота стала какой-то неземной, иррациональной, что ли. И еще я впервые почувствовал — она действительно офицер, воин, а не только удивительная девушка.
Я вернулся в корпус, ничего не соображая, преследуемый сладковатым запахом духов: прощаясь, она меня поцеловала.
Единственный предмет из курса подготовки, о котором хотелось бы рассказать — история и нравственная философия.
Я удивился, когда обнаружил, что нам придется его изучать. Мне казалось, что история с философией не имеют отношения к управлению отрядом десантников в боевой обстановке. Этот предмет, если он касается войны, в лучшем случае объясняет, почему ты должен драться — вопрос, который каждый решает для себя задолго до поступления в Кадетский корпус. Я уже говорил: Мобильная Пехота дерется потому, что она Мобильная Пехота.