— Пусть кто-нибудь посмотрит на термометр, — попросил он. — Дьюк?
— Термометр разбит.
— Не может этого быть! Ведь он целиком сделан из металла. Ударопрочная вещь.
— Я уже смотрел на него, — объяснил Дьюк, — пока ты тут эскулапствовал. Кажется, стало прохладнее. Возможно, термометр и ударопрочный, но два баллона раздавили его, как яйцо.
— Ах, вот оно что! Ну ладно, невелика потеря.
— Отец, может быть, хоть теперь испробовать запасное радио? Учти, я просто предлагаю.
— Понятно. Жаль тебя огорчать, Дьюк, но оно, скорее всего, тоже разбито. Мы уже пытались включить его. Ни ответа ни привета. — Он взглянул на часы: — Полтора часа назад. В два часа. Еще у кого-нибудь есть часы?
Часы Дьюка показывали то же самое время.
— С нами, кажется, все в порядке, — заключил Хью, — если не считать запаса воды. Есть несколько пластиковых бутылей, но воду из бака придется экономить — она может пригодиться для питья. Будем обеззараживать ее таблетками. Джо, нам понадобится посуда, чтобы каждый мог черпать воду из бака. Старайтесь соблюдать чистоту. — Затем он добавил: — Карен, когда освободишься, приготовь что-нибудь на завтрак. Пусть это даже Армагеддон, но есть все равно необходимо.
— Даже если это такой Армагеддон, от которого тошнит, — подпустила шпильку Карен.
Отец недовольно повел плечами.
— Девочка моя, придется тебе на доске тысячу раз написать: «Никогда больше перед завтраком не буду говорить о неаппетитных вещах».
— Хью, по-моему, она не сказала ничего неприличного.
— Не надо поддерживать ее, Барбара. Довольно, покончим с этим.
Карен ушла, но вскоре вернулась, неся Доктора Ливингстона.
— Плохая из меня стряпуха, — сообщила она. — Мне все время приходится держать проклятого кота. Он так и рвется помогать.
— Мя-я-а-у!
— Тихо! Придется, видно, дать ему рыбки и только тогда приняться за приготовление завтрака. Чего изволите, Босс Папа Хью? Крем-сюзе?
— С удовольствием.
— Единственное, на что вы можете рассчитывать, — это джем и крекеры.
— Ну и прекрасно. Как идет вычерпывание?
— Папочка, я отказываюсь пить эту воду, даже после обеззараживания. — Она состроила гримасу. — Ты же сам знаешь, что это такое!
— Вполне возможно, больше пить будет нечего.
— Разве что разбавить ее виски…
— М-м-м… У нас вообще острый дефицит жидкостей. В тех двух бутылях, которые я открывал, осталось не больше пятой части.
— Папа, не порти настроение перед завтраком.
— Вопрос в том, правильно ли я распределил виски. Может, лучше приберечь его для Грейс?
— О! — Лицо Карен исказилось в гримасе мучительного раздумья. — Пусть она получает мою долю. Но остальных обделять только потому, что бедняжка Грейс совсем плоха, не следует.
— Карен, в нашем положении грешно издеваться над матерью. Ведь ты прекрасно знаешь, что для нее это, в какой-то мере, лекарство.
— О да! Конечно! А для меня лучшее лекарство — бриллиантовые браслеты и собольи шубы.
— Доченька, не стоит осуждать ее. В этом, наверное, и моя вина. Так, например, считает Дьюк. Когда ты будешь в моем возрасте, то научишься принимать людей такими, какие они есть.
— Погоди, я пробую завтрак. Ну вот… Вполне вероятно, я несправедлива к ней. Но я устала от того, что всякий раз, когда я привожу домой своих приятелей, мамуля обязательно отключается уже к обеду. Или пытается облапить их на кухне и поцеловать.
— Неужели такое бывало?
— А ты что, не замечал? Впрочем, ты в это время почти никогда не бывал дома. Прости.
— Ты тоже прости меня. Но только за то, что я высказал в твой адрес. Мы оба погорячились. А в остальном, как я уже сказал, когда ты доживешь до моих лет…
— Папа, я вряд ли доживу до твоих лет — и ты прекрасно понимаешь это. И если у нас осталось всего две пятых бутылки виски, то почему бы не отдать их тому, кто больше других нуждается в нем?
Он помрачнел.
— Карен, я вовсе не собираюсь сложа руки ждать смерти. Действительно, стало немного прохладнее. Мы еще можем выкарабкаться.
— Что ж… тебе виднее. Кстати о лекарствах: не запасся ли ты при строительстве этого убежища некоторым количеством антабуса?
— Карен, антабус не отбивает желания выпить. Просто, если человек, принявший таблетку, выпьет, он почувствует себя очень скверно. Если твое мнение о нашей дальнейшей печальной судьбе верно, то стоит ли омрачать Грейс последние часы жизни? Ведь я не судья ей, я ее супруг.
Карен вздохнула.
— Папочка, у тебя есть одна отвратительная черта: ты всегда прав. Ладно, так и быть, пусть пользуется моей долей.
— Я просто хотел знать твое мнение. И ты, в некотором роде, помогла принять мне решение.
— И что же ты решил?
— Это не твое дело, заинька. Займись приготовлением завтрака.
— Так и хочется плеснуть тебе в тарелку керосина. Ладно, поцелуй меня, папа.
Он чмокнул ее в щеку.
— А теперь поостынь и принимайся за дело.
В конце концов все бодрствующие собрались к завтраку. Сидеть им пришлось на полу, так как стулья упрямо не хотели стоять. Миссис Фарнхэм находилась в почти летаргическом забытьи от сильной дозы успокоительного. Остальные обитатели убежища по-братски разделили между собой консервированное мясо, крекеры, холодный растворимый кофе и банку персикового компота. Согревало завтрак лишь теплое чувство товарищества. На сей раз все были одеты. Мужчины натянули шорты, Карен надела шорты и бюстгальтер. Барбара облачилась в просторное платье гавайского типа, позаимствованное у подруги. Ее собственное белье насквозь промокло, а воздух в убежище был слишком влажен, чтобы высушить что-либо.
— Теперь мы должны кое-что обсудить, — возвестил Хью. — Желающие могут вносить предложения. — Он взглянул на сына.
— Отец… то есть Хью, я хотел сказать вот о чем. Здорово пострадала уборная. Я немного привел ее в порядок и соорудил какой-никакой насест из дощечек от упаковки баллонов. Хочу предупредить… — он повернулся к сестре, — вам, женщины, нужно быть особенно осторожными. Насестик довольно шаткий.
— Это ты будь поосторожнее. Сам, небось, любил позаседать. Папа свидетель.
— Помолчи, Карен. Молодец, Дьюк. Нас здесь шестеро. Боюсь, придется заняться уборной дополнительно. Как, Джо, верно я говорю?
— Да, конечно, но…
— Что «но»?
— Вам известно, сколько осталось кислорода?
— Да. Наверное, скоро придется перейти на воздушный насос и фильтр. У нас уже нет действующего счетчика радиоактивности, поэтому мы не узнаем, насколько заражен воздух, которым мы дышим. Тем не менее дышать нам необходимо.
— А вы проверяли насос?
— С виду он совершенно невредим.
— Это не так. Боюсь, отремонтировать его мне будет не под силу. — Мистер Фарнхэм вздохнул. — Видно, все-таки нужно было приобрести второй, с рассрочкой на шесть месяцев. Ладно, потом посмотрю, что там можно сделать. Дьюк, ты тоже подключайся, вдруг сможешь чем-нибудь помочь.
— О'кей.
— Положим, мы не сумеем починить насос. В таком случае будем использовать оставшийся кислород как можно более экономно. Когда он кончится, еще некоторое время мы сможем дышать тем воздухом, который будет в убежище. Но в конце концов наступит время, когда нам придется открыть дверь.
Все молчали.
— Ну, улыбнитесь же кто-нибудь! — воскликнул Хью. — С нами еще не покончено. Дверь мы затянем фильтром, сделанным из простыней, — это все же лучше, чем ничего. Он будет задерживать радиоактивную пыль. У нас есть еще один радиоприемник. Барбара, помнишь, ты приняла его за слуховой аппарат. Я хорошенько завернул его и убрал подальше, он невредим. Я выберусь наружу и установлю антенну. Может быть, это спасет нам жизнь. Над убежищем мы поставим шест и поднимем флаг — любую тряпку. Нет, лучше поднять американский флаг — у меня один припасен. В этом случае если даже мы и не выживем, то пойдем на дно с высоко поднятым флагом.