— Пять… четыре… три… два… один… пуск!
Я оторвал взгляд от часов. Монет не было. Не скажу, что глаза у меня полезли на лоб, — ведь Чак уже описывал мне подобный опыт. Но все-таки увидеть такое собственными глазами — совсем другое дело.
— Мы зайдем сюда через неделю и увидим, как одна из монет опять появится на том же месте, — оживленно говорил профессор Твишел. — А другая… Вы ведь видели их обе на площадке? И сами их туда положили?
— Да, сэр.
— А где был я?
— У пульта управления, сэр.
Он действительно находился в добрых пятнадцати футах от решетки и от пульта не отходил ни на шаг.
— Очень хорошо. Подойдите сюда. — Он полез в карман. — Вот одна из ваших монет. Другую получите; обратно ровно через неделю. — Он передал мне зеленую пятидолларовую монету с моими инициалами.
Я ничего не ответил: трудно говорить, если у вас отвисла от удивления челюсть. А он продолжал:
— На прошлой неделе вы своими разговорами задели меня за живое. И в среду я посетил лабораторию, впервые за… да, впервые за последний год. На площадке я нашел эту монету и понял, что произошло… произойдет… и что я опять воспользуюсь установкой. Но до сегодняшнего вечера я еще сомневался, стоит ли вам демонстрировать опыт.
Я повертел монету, разглядывая ее.
— И она была у вас в кармане, когда мы пришли сюда?
— Конечно.
— Но как она могла быть одновременно и в моем, и в вашем кармане?
— Милостивый Господи! Человек, не затем ли у тебя глаза, чтобы видеть? А мозг, чтобы мыслить? Вы что, не в состоянии воспринять простой факт только из-за того, что он лежит за пределами вашей скучной реальности? Вы принесли монету сюда в кармане сегодня вечером — и мы ее направили в прошлую неделю. Несколько дней назад я нашел ее здесь. Положил в карман. Принес сюда сегодня вечером. Ту же самую монету… или, чтобы быть точным, более поздний сегмент пространственно-временной структуры, но недельной давности, недельного пользования. И какая каналья сможет назвать эту монету «той же самой»? Нельзя же называть взрослого человека ребенком только потому, что тот вырос из ребенка. Он старше.
Я снова взглянул на монету.
— Профессор… забросьте меня на неделю назад.
— Об этом не может быть и речи, — сердито взглянув на меня, ответил он.
— Почему? Разве ваша установка не работает с людьми?
— Что? Конечно, она может работать и с людьми.
— Тогда почему бы не попробовать? Я не из трусливых. Только подумайте, как замечательно будет напечатать это в книге… если я напишу на основе собственного опыта, что установка перемещения во времени Твишела действует.
— Вы и так можете писать на основе собственного опыта. Вы только что видели сами.
— Да, — нехотя согласился я. — Но мне могут не поверить. Этот случай с монетами… Я-то видел и верю. Но кто-нибудь из читателей может подумать, что я простофиля, которого вы надули с помощью простого фокуса.
— Какого черта, сэр?
— Вот так и они могут сказать. Читателей невозможно будет убедить, что я описываю то, что видел своими глазами. Но если бы вы отправили меня всего на неделю назад, то я смог бы написать на основе собственного опыта, как…
— Садитесь. Послушайте, что я вам скажу. — Он уселся, но для меня стула не нашлось, а он, похоже, даже не заметил этого. — Я проводил опыты с людьми, давным-давно. Именно поэтому я и не намерен их когда-нибудь повторять.
— Почему? Они погибли?
— Что? Не говорите ерунды. — Он сердито взглянул на меня и добавил: — Это не для книги.
— Как скажете, сэр.
— Серия предварительных опытов показала, что темпоральное перемещение не причиняет живым существам никакого вреда. Я доверился одному из коллег, молодому человеку — он преподавал рисование и другие предметы в архитектурном колледже. Он, конечно, был больше инженер-практик, чем ученый, но мне он нравился: у него был живой ум. Так вот, этот молодой человек — думаю, вреда не будет, если я назову вам его имя: Леонард: Винсент, — горел желанием попробовать… попробовать всерьез. Он хотел подвергнуться перемещению на большое расстояние — пятьсот лет. И я не устоял — и позволил ему.
— И что случилось потом?
— Откуда я могу знать? Пятьсот лет — я просто не доживу, чтобы узнать…
— Так вы думаете, что он переместился в будущее?
— Или прошлое. Он мог оказаться и в пятнадцатом веке, и в двадцать четвертом. Возможности совершенно равные. Здесь нет определенности — соотношения возможностей симметричны… Иногда я думаю… нет, нет, случайное сходство имен.
Я не стал спрашивать, что он имел в виду, так как внезапно тоже увидел сходство двух имен, и волосы у меня встали дыбом. Но я тут же постарался об этом забыть: у меня хватало своих заморочек. Кроме того, случайное сходство и есть случайное сходство: не мог же человек добраться до Италии из Колорадо — по крайней мере, в пятнадцатом столетии.
— Но я принял решение больше не поддаваться на уговоры. Это не наука, если нет результатов опыта. Хорошо, если он попал в будущее. Но если он переместился в прошлое… тогда вполне вероятно, что я послал своего друга на верную смерть к варварам. Или на съедение к диким зверям.
Или, что более вероятно, подумал я, он стал Великим Белым Богом[60], но высказывать свою мысль не стал.
— Но меня-то не потребуется перемещать так далеко.
— Если вы не возражаете, сэр, давайте не будем больше об этом.
— Как вам угодно, профессор. — Но отступиться так просто я не мог. — Гм, могу я кое-что предложить?
— Что? Высказывайтесь.
— Можно получить похожие результаты, если провести репетицию?
— Что вы имеете в виду?
— Полный прогон, но вхолостую, а все подготавливается в точности так, как если бы вы намеревались переместить живое существо. Я сыграю роль живого существа. Мы все сделаем один к одному до того момента, когда вам следовало бы нажать вон ту кнопку. Тогда я разберусь в деталях… а пока мне не все ясно.
Твишел поворчал немного, но чувствовалось, что он сам не прочь похвастаться своей игрушкой. Он взвесил меня, потом подобрал несколько металлических болванок в точном соответствии с моей массой, то есть на сто семьдесят фунтов.
— На этих самых весах я взвешивал и бедного Винсента.
Мы вместе перенесли болванки на край платформы.
— Какой временной промежуток мы установим? — деловито спросил он. — Вы же у нас режиссер-постановщик.
— Вы говорили, что на вашей аппаратуре можно установить время довольно точно?
— Да, сэр, именно так я и сказал. А вы сомневаетесь?
— Нет, нет. Так, дайте подумать. Сегодня у нас двадцать четвертое мая… А что если на шкале установить, скажем, тридцать один год, три недели, один день, тринадцать минут и двадцать шесть секунд?
— Неудачная шутка, сэр. Когда я говорил «точно», я имел в виду «с точностью до одной стотысячной». У меня нет возможности заниматься установкой требуемой вами точности — одной девятьсотмиллионной.
— Вот-вот, теперь понимаю, профессор, насколько важна для меня наша репетиция, — я ведь так мало знаю обо всем этом. Ну, предположим, просто тридцать один год и три недели. Не очень утонченно?
— Нисколько. Максимальное значение ошибки не должно превысить двух часов. — Он принялся налаживать аппаратуру. — Можете занять место на платформе.
— И это все?
— Да. Остается подключить более мощную систему снабжения электроэнергией. Напряжение от сети, которое я использовал в опыте с монетами, для вашего перемещения не годится. Но поскольку мы не собираемся никого перемещать, то вопрос об энергоснабжении не имеет значения.
Я был разочарован и не скрывал этого.
— Выходит, у вас нет всего необходимого для такого перемещения? Вы просто теоретизировали?
— К черту, сэр! Я вовсе не теоретизировал!
— Но если у вас нет достаточного количества энергии…
— Будет и энергия, если вы так настаиваете. Подождите.