— Давай посмотрим. К следующему мы не успеем до заката.
— Давай. — Фрэнк нагнулся снять коньки.
Они поднялись наверх. В косых лучах солнца не было видно ничего, кроме растительности, окружающей канал. Джим чуть не заревел от усталости и разочарования.
— Что же теперь делать? — сказал он.
— Поедем обратно, — ответил Фрэнк, — и будем бежать, пока не найдем.
— Вряд ли мы разглядим подъемную балку в темноте.
— Тогда будем бежать, пока не упадем, — мрачно сказал Фрэнк.
— Раньше мы замерзнем.
— Если хочешь знать мое мнение, — ответил Фрэнк, — то нам конец. Я, к примеру, не смогу бежать всю ночь, даже если мы не замерзнем раньше.
— Тебе плохо?
— Мягко говоря. Пошли.
— Хорошо.
Виллис вылез из сумки Джиму на плечо, чтобы лучше видеть. Внезапно он соскочил вниз и куда-то покатился. Джим не успел схватить его.
— Эй! Виллис! Назад!
Виллис не отвечал. Джим побежал его догонять, с трудом продираясь сквозь заросли. Днем он спокойно прошел бы под листьями, но теперь, к вечеру, почти все растения съежились и стали ему по колено — скоро они уйдут на ночь в землю. Более чувствительные к морозу уже исчезли, и на их месте осталась голая земля. Виллису заросли не мешали, но Джим запутался в них и никак не мог найти беглеца. Фрэнк закричал;
— Берегись водоискалок! Смотри, куда идешь!
Джим стал продвигаться еще медленнее.
— Виллис, — позвал он, стоя на месте, — а Виллис! Вернись! Вернись, чтоб тебя, а то мы уйдем и бросим тебя здесь. — Это была совершенно пустая угроза.
Фрэнк с треском продрался к нему.
— Нельзя больше здесь оставаться, Джим.
— Само собой. Кто ж его знал, что он выкинет такой номер в самый неподходящий момент?
— Надоел он до смерти, вот что. Пойдем.
Издалека донесся голос Виллиса или, скорее, голос Джима:
— Джим! Джим! Иди сюда!
Джим, а за ним и Фрэнк стали пробираться сквозь жмущиеся к земле растения. Попрыгунчик сидел на краю огромного листа пустынной капусты — все растение насчитывало пятьдесят ярдов в поперечнике. Пустынная капуста не часто встречается вблизи каналов. Это сорняк, и ее не допускают на дно бывшего моря в низких широтах, зато ее находят в пустыне за многие мили от воды.
Листья, обращенные к западу, все еще были распластаны веером по земле, но те, что смотрели на восток, поднялись почти вертикально, жадно ловя солнечные лучи, необходимые для фотосинтеза, а значит, для жизни. Растение было морозостойким и не сворачивалось до полного захода солнца, а в землю совсем не уходило. Капуста просто сжималась в тугой шар, защищаясь от холода, и тем напоминала в гигантском масштабе земное растение, в честь которого была названа.
Виллис сидел на листе, распластанном по земле, и Джим потянулся за ним.
Виллис подпрыгнул и укатился в самую середину капусты. Джим остановился и сказал:
— Виллис, чтоб тебя, вылезай. Ну пожалуйста.
— Не ходи за ним, — предостерег Фрэнк. — Вдруг она сейчас свернется. Солнце почти что село.
— Я стою на месте. Виллис! Вернись!
— Иди сюда, Джим, — отозвался Виллис.
— Нет, это ты иди сюда.
— Джим, иди сюда. Фрэнк, иди сюда. Там холодно. Здесь тепло.
— Фрэнк, что делать?
— Иди, Джим, — снова позвал Виллис. — Тепло! Тепло всю ночь.
— Знаешь что, Фрэнк, — опешил Джим. — Кажется, он хочет пересидеть ночь в капусте. И зовет нас к себе.
— Похоже на то.
— Иди, Джим! Иди, Фрэнк! — настаивал Виллис. — Скорей!
— Может, он и знает, что делает, — сказал Фрэнк. — Док говорит, у него есть инстинкты для жизни на Марсе, а у нас нет.
— Но нельзя же лезть в капусту. Она нас раздавит.
— Не знаю.
— А нет, так задохнемся.
— Возможно. Делай как знаешь, Джим, — сказал вдруг Фрэнк, — я больше не могу бежать на коньках.
Он поставил ногу на широкий лист, который при этом дрогнул, и пошел прямо к Виллису. Джим какой-то миг колебался, потом бросился следом.
— Молодец, Фрэнк! Молодец, Джим! — восторженно приветствовал их Виллис. — Хорошо, тепло всю ночь.
Солнце опускалось за отдаленную дюну, подул холодный закатный бриз. Наружные листья растения поднялись и начали сворачиваться.
— Еще не поздно выскочить, Фрэнк, — нервно сказал Джим.
— Я остаюсь, — сказал Фрэнк, сам глядя с тревогой на приближающиеся листья.
— Мы задохнемся.
— Возможно. Все лучше, чем замерзнуть.
Внутренние листья закрывались быстрее, чем наружные. Один лист, четырех футов в ширину и десяти в длину, поднялся дыбом за спиной у Джима и стал скручиваться, пока не коснулся его плеча. Джим нервно стряхнул его. Лист отпрянул и снова медленно пополз к Джиму.
— Фрэнк, — пронзительно вскрикнул Джим, — они нас задушат!
Фрэнк тоже со страхом смотрел, как сжимаются листья вокруг него.
— Джим, — сказал он, — сядь. Расставь ноги пошире. Теперь бери меня за руки, сделаем свод.
— Зачем?
— Чтобы захватить как можно больше места. Скорей!
Джим послушался. Действуя руками, локтями и коленями, они отвоевали себе неправильную сферу пяти футов в поперечнике и примерно столько же высотой. Листья коснулись их, словно ощупывая, а потом сомкнулись вокруг них, но не с такой силой, чтобы раздавить. Вскоре закрылся последний просвет, и они оказались в полной темноте.
— Фрэнк, — спросил Джим, — теперь-то можно шевелиться?
— Нет! Пусть наружные листья тоже станут на место.
Джим еще долго просидел неподвижно, он знал, что долго, потому что досчитал в уме до тысячи и уже приступил ко второй, когда у него в ногах закопошился Виллис.
— Джим, Фрэнк, хорошо, тепло, да?
— Да, Виллис, — согласился Джим. — Ну как, Фрэнк?
— Пожалуй, можно расслабиться, — Фрэнк опустил руки. Лист, служивший потолком, тут же полез вниз и задел Фрэнка по голове. Тот инстинктивно отмахнулся, и лист вернулся на место.
— Здесь уже душно, — сказал Джим.
— Не волнуйся, ничего страшного. Не дыши глубоко, не говори и не двигайся, тогда меньше кислорода уйдет.
— Какая разница, задохнемся мы через десять минут или через час? Это было безумие, Фрэнк. Как ни крути, до утра нам не дотянуть.
— Почему? Я читал, как в Индии люди давали хоронить себя заживо, а когда их откапывали спустя несколько дней или даже недель, они еще были живы. Они назывались «факиры».
— Факиры или еще кто, я в это не верю.
— Говорю тебе, я читал это в книге.
— Что ж, по-твоему, все, что пишут в книгах, правда?
— Хорошо бы это было правдой, — поколебавшись, ответил Фрэнк, — потому что это наш единственный шанс. А теперь, может, заткнешься? Если будешь трепаться, то изведешь весь воздух, который еще есть, и мы все помрем из-за тебя.
Джим замолчал, и слышно было только, как дышит Фрэнк. Джим наклонился и потрогал Виллиса: попрыгунчик был гладкий, наверное, спал. Потом дыхание Фрэнка перешло в скрипучий храп.
Джим попытался заснуть, но не смог. Непроглядная тьма и спертый воздух давили на него, как груз. Он снова пожалел о своих часах, ставших жертвой деловой сметки Смайта. Если бы знать, который час и сколько еще до рассвета, тогда бы он, пожалуй, выдержал.
Он был убежден, что ночь уже прошла или на исходе, и стал ждать рассвета, когда капуста раскроется. Прождав, по своим расчетам, часа два в надежде, что это вот-вот произойдет, Джим начал паниковать. Он знал, что зима совсем близко, и знал, что пустынная капуста на зиму засыпает — закрывается до весны, и все. Очевидно, им с Фрэнком здорово не повезло: они нашли приют в капусте в ту самую ночь, когда она закрылась на зиму.
Пройдет двенадцать долгих месяцев, больше трехсот дней, и капуста раскроется навстречу весеннему солнцу, освободив их мертвые тела. Джим был уверен в этом.
Потом он вспомнил про фонарик, который прихватил на первой станции Проекта. Эта мысль приободрила Джима, и на миг он забыл свои страхи. Он наклонился, извернулся и попробовал достать сумку, все еще висевшую за спиной.