Листья у него над головой полезли вниз. Он стукнул по ним, и они отпрянули. Джиму удалось нащупать фонарик, он вытащил его и включил. Замкнутое пространство ярко осветилось. Фрэнк перестал храпеть, моргнул и сказал:
— Что это?
— Да вот вспомнил про фонарик. Хорошо, что я его взял, правда?
— Ты лучше выключи его и спи.
— Он кислорода не поглощает, а мне с ним легче.
— Может, и так, зато ты, когда не спишь, поглощаешь больше кислорода.
— Наверное. — Тут Джим вспомнил, что мучило его до того, как он зажег свет. — Только нам это все равно, — и он рассказал Фрэнку о своем открытии: больше они отсюда не выйдут.
— Чепуха! — сказал Фрэнк.
— Ничего не чепуха. Почему ж она тогда не раскрылась на рассвете?
— Потому что, — сказал Фрэнк, — мы здесь не больше часа.
— Что?
— Не больше часа. Заткнись и не мешай мне спать. А свет лучше выключи.
Джим заткнулся, но свет не выключил — свет успокаивал его. Кроме того, ближние листья, которые все время надоедливо лезли им на голову, теперь отодвинулись и плотно прилипли к стенке, образованной слоями наружных листьев. Следуя законам природы, листья старались подставить как можно больше поверхности свету фонарика.
Джим не анализировал это явление. Его понятия о фотосинтезе и гелиотропизме были поверхностными. Он просто видел, что при свете пространство увеличилось и не надо все время воевать с листьями. Он приткнул фонарик к Виллису, который даже не шевельнулся, и закрыл глаза.
При свете казалось, что внутри не так душно, и давление как будто повысилось. Джим подумал, не снять ли маску, но решил не делать этого и сам не заметил, как уснул.
Ему приснился сон. Ночлег в пустынной капусте был всего лишь фантастическим, причудливым сном, а школа и директор Хоу кошмаром; он был дома и спал в своей кровати с Виллисом под боком. Завтра они с Фрэнком поедут в школу в Малый Сирт.
Это был просто кошмарный сон, вызванный опасениями, что у него отберут Виллиса. Они собрались отнять у него Виллиса! Не бывать этому! Джим его не отдаст!
Сон переменился: Джим снова восставал против директора Хоу, спасал Виллиса и убегал, и снова они были заперты в пустынной капусте. Джим с горечью сознавал во сне, что конец всегда будет таким. Это реальность: они заперты, пойманы в сердцевину гигантского, закрывшегося на зиму сорняка и умрут там. Он задыхался и бормотал сквозь сон, пытаясь проснуться, и уходил в другой, не такой тяжелый сон.
Глава 7
Погоня
Крохотный Фобос, внутренний спутник Марса, вышел из его тени и с головокружительной скоростью пролетел с запада на восток, навстречу восходящему солнцу. Неспешное вращение Красной планеты, делавшей оборот за двадцать четыре с половиной часа, подставило под лучи солнца восточный Стримон. Через полосу пустыни между рукавами канала лучи достигли западного Стримона и коснулись огромного шара, торчащего на его восточном берегу — пустынной капусты, закрывшейся на ночь от холода.
Растение шевельнулось и раскрылось. Сторона, обращенная к солнцу, распласталась по земле, а вторая половина развернулась, как павлиний хвост, ловя почти горизонтальные лучи. При этом из сердцевины растения что-то вывалилось на плоские листья — два человеческих тела, скрюченных и застывших, одетых в нелепые эластичные костюмы, с карикатурными шлемами на головах.
Вместе с ними вывалился мяч, прокатился пару ярдов по толстым зеленым листьям и остановился. Вверху показались глазки, внизу — ножки, шарик поковылял к распростертым телам и потерся об одно из них. Подождал, потерся снова, отскочил и тоненько заскулил, выражая свое безутешное горе и невосполнимую потерю.
Джим открыл один глаз, налитый кровью.
Прекрати к черту этот шум, — рявкнул он.
Виллис завопил:
— Джим, мой мальчик! — Вскочил ему на живот и начал там прыгать в полном экстазе.
Джим смахнул его и взял под мышку.
— Уймись. Как ты себя ведешь? Ой!
— Ты чего, Джим?
— Рука затекла. У-уй! — Джим понял, что у него затекли и ноги, и спина, и шея.
— Что с тобой? — спросил Фрэнк.
— Застыл, как доска. Придется коньки на руки надевать. Слушай…
— Чего «слушай»?
— Может, коньки и не понадобятся. Интересно, ручьи уже бегут?
— Что ты такое несешь? — Фрэнк медленно, осторожно сел.
— Ну ручьи, весенние. Нам как-то удалось протянуть зиму, не знаю почему.
— Не будь глупее, чем ты есть. Посмотри, где солнце встает.
Джим посмотрел. Марсианскому колонисту положение солнца на небе говорит гораздо больше, чем любому землянину, за исключением разве что эскимоса.
— А-а… — только и сказал он, — это, наверное, был сон.
— То ли сон, то ли мозги у тебя свихнулись набекрень больше обычного. Надо двигаться. — И Фрэнк со стоном поднялся на ноги.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как собственный дедушка.
— Я про горло спрашиваю.
— Да нормально. — И Фрэнк тут же закашлялся, но усилием воли остановил приступ: очень неудобно кашлять, когда на тебе респиратор, а чихать еще хуже.
— Позавтракать не хочешь?
— Нет, не хочу пока, — ответил Фрэнк. — Давай сначала поищем станцию, тогда и поедим, как люди.
— Давай.
Джим упаковал Виллиса обратно в сумку и убедился, что стоять и ходить может. Заметив фонарик, он сунул его к Виллису и пошел за Фрэнком на берег. Растительность начинала вылезать из земли и все больше мешала ходьбе. Зелень еще не отошла от ночного холода и неохотно уступала дорогу. Они вышли на берег.
— Спуск должен быть ярдов на сто вправо, — определил Фрэнк. — Точно, я его вижу. Пошли.
Джим схватил его за руку и оттащил назад.
— Ты что, обалдел?
— Погляди на канал к северу.
— Чего там? А-а!
К ним приближался скутер, но не со скоростью двести пятьдесят миль в час, обычной для него, он еле полз. Наверху, на куполе, сидели двое человек.
Фрэнк быстро отпрянул назад.
— Молодец, Джим. Я чуть было не вылез прямо на них. Пусть проедут.
— Виллис тоже молодец, — наставительно заметил Виллис.
— Проедут, как же! — ответил Джим. — Ты что, не видишь, что они делают?
— Что?
— Идут по нашим следам, вот что!
Пораженный Фрэнк выглянул из укрытия.
— Осторожно! — одернул Джим. — У него бинокль.
Фрэнк нырнул обратно, он видел достаточно: скутер остановился примерно в том месте, где и они вчера вечером. Один из тех, что сидел наверху, через обзорный купол жестами разговаривал с водителем, показывая на спуск.
Следы коньков никогда не исчезают со льда канала — разве что при оттепели, а сейчас канал прочно замерз на зиму. И вряд ли еще кто-нибудь, кроме двух беглецов, мог бежать на коньках по этому отрезку канала, вдали от всякого жилья, и в это время. Следы скутеров, конечно, тоже отпечатывались на льду, но Джим и Фрэнк, как все конькобежцы, избегали их, предпочитая гладкий лед. Теперь их след, как по нитке, мог привести любого от станции Киния к ближайшему спуску.
— Залезем обратно в кусты, — прошептал Джим, — и спрячемся, пока они не уйдут. В этих зарослях им нас никогда не найти.
— А вдруг не уйдут? Хочешь провести еще одну ночь в капусте?
— Когда-нибудь им ведь придется уйти.
— Да, но это будет не скоро. Они знают, что мы поднялись на берег в том месте, значит, останутся и будут искать, мы столько не выдержим. Им легче, у них есть укрытие.
— Что же тогда делать?
— Пойдем на юг по берегу пешком, хотя бы до следующего спуска.
— Ну пошли, а то они вот-вот поднимутся.
С Фрэнком во главе они рысцой двинулись по берегу. Растения теперь поднялись достаточно высоко, чтобы можно было пройти под ними. Фрэнк держался футах в тридцати от обрыва. Сумрак под листвой и стебли трав укрывали их от преследователей.