— Не знаю.
— Как, шкипер? — спросил доктор у Марло. — Хотите поприсутствовать?
Мистер Марло потер лоб.
— Нет, я слишком ошарашен, чтобы говорить на их языке. Идите вы.
— Ладно.
Макрей пошел за скафандром и маской, позволил мальчикам помочь ему одеться и не стал возражать, когда они пошли за ним. Однако, выйдя из дома, Джим и Фрэнк предпочли стать в сторонке и наблюдать оттуда.
Макрей подошел к группе марсиан и заговорил с ними. Они загудели в ответ. Доктор, стоя среди них, говорил, помогая себе жестами. Беседа продолжалась довольно долго.
Наконец утомленный Макрей опустил руки. Марсиане загудели, явно прощаясь, и двинулись быстрым, но неспешным для них шагом к мосту, а потом к своему городу. Макрей поплелся в дом.
— В чем там было дело, доктор? — спросил его Джим в шлюзе.
— А? Да так, сынок, ничего такого.
Войдя, Макрей взял Марло за руку и повел обратно в приемную.
— Пойдемте и вы, Ролингс. Остальные займитесь своим делом. — Но мальчиков, которые увязались за ними, Макрей не прогнал. — Послушайте и вы, раз уж по уши сидите в этом деле. Следи за дверью, Джим, чтобы никто не вошел.
— В чем дело? — спросил Марло. — Чего вы такой мрачный?
— Они хотят, чтобы мы ушли.
— Ушли?
— Ушли с Марса, вернулись на Землю.
— Как? Что их заставило предложить нам это?
— Это не предложение. Это приказ, ультиматум. Они даже не дают нам времени, чтобы вызвать корабли с Земли. Они хотят, чтобы мы ушли, — все и каждый, будь то мужчина, женщина или ребенок; они требуют, чтобы мы ушли немедленно, — и они не шутят!
Глава 14
Виллис
Четыре дня спустя доктор Макрей, пошатываясь, вошел в тот же кабинет. У Марло по-прежнему был усталый вид, но теперь по-настоящему измученным выглядел Макрей.
— Убери всех отсюда, шкипер.
Марло отпустил всех, кто был в кабинете, и закрыл дверь.
— Ну что?
— Ты получил мое письмо?
— Да.
— Декларация об Автономии составлена? Поддержал ее народ?
— Да, составлена, боюсь только, основное мы списали с американской Декларации Независимости, но в общем справились.
— Риторика меня не волнует. В какой стадии документ?
— Ратифицировали. Это было довольно легко. Получили пару испуганных запросов из лагерей Проекта, но документ прошел. Пожалуй, мы должны благодарить за это Бичера — из-за него всем вдруг показалось, что независимость то, что нам надо.
— Ничего мы ему не должны! Из-за него нас всех чуть не поубивали.
— То есть как?
— Потом скажу, сначала покончим с Декларацией. Я ведь там пообещал кое-что. Отправили ее?
— Прошлой ночью передали по радио в Чикаго. Ждать ответа пока еще рано. Дайте я тоже спрошу: у вас все прошло успешно?
— Да, — Макрей устало потер глаза, — мы можем остаться. Это была великая битва, Джейми, но победа осталась за мной. Они разрешили.
Марло встал и включил магнитофон.
— Может быть, запишем вас сразу на пленку, чтобы не возвращаться к этому?
Макрей отмахнулся.
— Нет. Мой официальный рапорт, каким бы он ни был, потребует самой тщательной редакции. Сейчас я попробую просто рассказать тебе обо всем. — Он помолчал в раздумье. — Джейми, сколько времени прошло с тех пор, как люди впервые высадились на Марсе? Больше пятидесяти земных лет, верно? Кажется, я больше узнал о марсианах за последние несколько часов, чем за все эти годы… И все же я ничего о них не знаю. Мы все думаем о них, как о людях, пытаемся поместить их в наши рамки. Но они не люди; они совершенно на нас не похожи.
Они совершали межпланетные полеты еще миллионы лет назад, — добавил доктор, — и отказались от них.
— Что-о? — сказал Марло.
— Да ничего. Неважно. Это только одно из многого, что я узнал из разговора со стариком — тем самым стариком, с которым говорил Джим. Кстати, Джим не знает, с кем ему довелось говорить, старик вовсе не марсианин.
— Минутку, а кто же он тогда?
— Ну, он, конечно, родился на Марсе, но это не марсианин в нашем с тобой понимании. По крайней мере, мне он таким не показался.
— Как он выглядит? Опишите его.
— Не могу, — пришел в замешательство Макрей. — Может, мы с Джимом видели каждый то, что он хотел. Оставим это. Виллис должен будет вернуться к марсианам, и довольно скоро.
— Жаль, — ответил Марло. — Джим будет против, но это не такая уж высокая цена, если марсиане так решили.
— Ничего ты не понимаешь, ничегошеньки. В Виллисе-то вся и загвоздка.
— Конечно, он имел отношение ко всей этой истории, — согласился Марло, — но почему загвоздка?
Макрей потер виски.
— Все очень сложно, не знаю, с чего и начать. Виллис очень много значит. Знаешь, Джейми, ты, безусловно, войдешь в историю как отец-основатель, но, между нами говоря, слава спасителя должна принадлежать Джиму. Исключительно Джиму и Виллису — любви Виллиса к Джиму и упрямой привязанности Джима к Виллису — обязаны колонисты своей жизнью. Если б не они, мы бы пошли на корм червям. Ультиматум, обязывающий нас убраться с планеты, — всего лишь уступка, сделанная ради Джима. Они собирались уничтожить нас.
Марло открыл рот.
— Но это невозможно! Марсиане не способны на такое!
— Еще как способны, — заверил его Макрей. — Они долго сомневались на наш счет. Намерение Бичера отправить Виллиса в зоосад переполнило чашу, но благодаря отношениям Джима и Виллиса она вновь вошла в берега. И марсиане пошли на компромисс.
— Не могу поверить, что марсиане могли бы так поступить, — возражал Марло, — и не понимаю, как бы они это сделали.
— А Бичер где? — озадачил его Макрей.
— Н-н-да.
— Вот и помолчи о том, что они могут и чего не могут. Мы о них ничего не знаем — ровно ничего.
— Не стану спорить. Но что это за тайна вокруг Джима и Виллиса? Что им так дался Виллис? В конце концов, он всего лишь попрыгунчик.
— Не думаю, что смогу разъяснить эту тайну, — сознался Макрей, — но кое-какие гипотезы на этот счет есть. Ты знаешь марсианское имя Виллиса? Знаешь, что оно означает?
— Я даже не знал, что у него есть имя.
— Оно означает: «Тот, на кого возлагаются надежды мира». Это о чем-нибудь тебе говорит?
— Видит Бог, ни о чем.
— Может быть, я плохо перевел. Может быть, лучше сказать «Подающий надежды» или просто «Надежда». Возможно, это лишь поэтическое значение имени, как и у нас. Возьмем мое имя, Дональд. Означает «Правитель мира». Тут мои родители промахнулись. А может, марсианам просто нравится давать попрыгунчикам цветистые имена. Я знал одного пекинеса, так его, не поверишь, звали «Великий чемпион Маньчжурии, принц Бельведерский». — Макрей вздрогнул. — А знаешь, что я вспомнил: в кругу семьи этого песика звали Виллис!
— Да что вы!
— Точно. — Доктор поскреб щетину на подбородке и подумал, что на той неделе надо будет побриться. — Но это даже не совпадение. Я же и предложил Джиму назвать попрыгунчика Виллисом — наверное, вспомнил того пекинеса. Тот пучеглазый паршивец смотрел точно как Виллис — наш Виллис. Я хочу сказать, что ни одно из имен Виллиса, в сущности, ничего не значит.
Доктор замолчал так надолго, что Марло сказал:
— Вы не очень-то спешите раскрыть тайну. Вы ведь думаете, что настоящее имя Виллиса все-таки означает кое-что, иначе вы бы его не упомянули.
Макрей подскочил на месте.
— Да. Я действительно так думаю. Я думаю, что имя Виллиса следует понимать буквально. Нет, погоди, не спорь пока. Я ничего не хочу тебе навязывать. Скажи сам, кто такой Виллис, по-твоему?
— Кто? По-моему, он представитель экзотической марсианской фауны, полуразумное существо, хорошо приспособленное к окружающей среде.
— Сколько умных слов, — пожаловался доктор. — А по-моему, это марсианин, который еще не вырос.
— У них же совершенно разное строение, — заволновался Марло. — Они различны, как небо и земля.