Макс хотел подать на ужин мясо и картошку, оставшуюся от завтрака, но обнаружилось, что половина сковородки уже пуста. Он поджарил с мясом несколько яиц и сварил кофе.
Когда сели за стол, Монтгомери взглянул на еду и тут же объявил:
— Дорогая, с завтрашнего дня я надеюсь наслаждаться твоей стряпней, о которой ты столько рассказывала. У твоего сына нет кулинарных способностей.
Тем не менее ел он жадно. Макс решил не говорить Монтгомери, что мать совсем не умеет готовить, — сам скоро об этом узнает.
Наконец Монтгомери откинулся на спинку стула, вытер губы, налил себе еще кофе и закурил сигару.
— Макси, сынок, а что у нас на десерт?
— Десерт? Не знаю… По-моему, в холодильнике есть мороженое, то что осталось от празднования юбилея Солнечного Союза.
На лице матери появилась унылая гримаса.
— Боже мой! Боюсь, что мороженого уже нет, — пробормотала она.
— Куда же оно делось?
— Да я съела его однажды днем, когда ты работал на южном поле. Было очень жарко.
Макс промолчал: он не видел в этом ничего удивительного. Но мать не унималась.
— Но почему ты не приготовил ничего на десерт, Макси? Ведь сегодня такой торжественный день!
Монтгомери вынул сигару изо рта.
— Успокойся, милая, — добродушно произнес он. — Я не люблю сладкое, предпочитаю тушеную картошку с мясом — или жареные свиные ребрышки. Давайте поговорим о более приятных вещах. — Он повернулся к Максу. — Слушай, Макс, а что ты умеешь делать, кроме работы на ферме?
Макс удивился.
— Что? Я никогда не занимался ничем другим. А зачем это мне нужно?
Монтгомери стряхнул пепел на свою тарелку.
— Потому что тебе больше не придется гнуть спину на ферме.
Во второй раз за последние пару часов новость застала юношу врасплох.
— Но почему? Что вы хотите этим сказать?
— Потому что мы продали ферму.
Максу показалось, что земля ушла у него из-под ног. По выражению лица Монтгомери он понял, что тот говорит правду, да и мать утвердительно кивнула. Она выглядела так всегда, когда ей удавалось сделать ему какую-нибудь неприятность — торжествующая и словно опасающаяся чего-то.
— Но папе это не понравилось бы! — отрезал юноша. — Эта земля принадлежала нашей семье на протяжении четырехсот лет.
— Перестань, Макси! Я ведь много раз говорила тебе, что не гожусь для работы на ферме. Я родилась и выросла в городе.
— Клайдс Корнерс! Ну уж и город!
— По крайне мере не ферма. А когда твой отец привез меня сюда, я была совсем молодой девчонкой, — тогда как ты был уже большим мальчиком. У меня впереди вся жизнь. И я не могу похоронить себя на какой-то ферме.
Макс заговорил более твердым голосом.
— Но ты обещала папе, что…
— Помолчи, молодой человек, — перебил Монтгомери. — И когда говоришь, будь вежлив со старшими, — как со своей матерью, так и со мной тоже.
Макс замолчал.
— Земля продана, и больше говорить не о чем. Как ты думаешь, сколько стоит ферма?
— Никогда не задумывался над этим.
— Мне удалось получить за нее намного больше, чем тебе может показаться. — Монтгомери подмигнул Максу. — Это уж точно! Тебе и твоей матери здорово повезло, что я положил на нее глаз. Я в курсе всех последних новостей и прекрасно разбираюсь в них. Мне известно, почему здесь скупают эти никому не нужные, истощенные участки. Я…
— Мы удобряем почву веществами, увеличивающими ее плодородие, которые поставляет нам правительство.
— Я сказал, что это никому не нужные участки, — они и являются таковыми. Для сельского хозяйства, я имею в виду.
Он потер пальцем нос, сделал хитрую физиономию и начал объяснять. Судя по его словам, в этом районе намеревались начать крупную государственную стройку — что-то вроде электростанции. Влиятельный синдикат потихоньку начал скупать землю в ожидании объявления о правительственном проекте. Монтгомери напустил на себя таинственный вид, и Макс пришел к выводу, что он мало об этом знает.
— Так вот, нам удалось получить от них в пять раз больше, чем они рассчитывали. Здорово, а?
Раздался голос матери:
— Теперь понимаешь, Макси? Если бы твой отец знал, что мы сумеем получить за наш участок…
— Замолчи, Нелли!
— Но я просто хотела сказать ему, сколько мы получили за…
— Я сказал — замолчи!
Мать умолкла. Монтгомери отодвинулся от стола, сунул в рот сигару и встал.
Макс поставил на плиту кастрюлю с водой, чтобы помыть посуду, и вынес остатки еды курам. Он пробыл во дворе довольно долго, глядя на небо и обдумывая создавшееся положение. Одна мысль о том, что Бифф Монтгомери стал членом их семьи, потрясала его до глубины души. Интересно, думал Макс, какими правами обладает приемный отец или, вернее, вдвойне приемный отец — мужчина, женившийся на моей мачехе? Но ему так и не удалось решить этот вопрос. Нужно было возвращаться в дом, как бы ни хотелось остаться во дворе.
Войдя, Макс сразу увидел, что Монтгомери стоит у книжной полки над стереовизором и разглядывает книги. Несколько штук уже лежало на приемнике. Он оглянулся и заметил юношу.
— А, это ты? Не уходи, мне нужно поговорить с тобой о скоте.
В дверях появилась фигура матери.
— Милый, — обратилась она к Монтгомери, — может быть, заняться этим завтра утром?
— Не вмешивайся, дорогая, — ответил он. — Аукционер приедет рано утром. Мне нужно подготовить список всего, что поступит в продажу. — Он продолжал разглядывать книги. — Смотри-ка, да это действительно ценные штуки. — Монтгомери держал в руках полдюжины томов, отпечатанных на тончайшей бумаге высшего качества и в обложках из красивого пластика. — Интересно, сколько за них дадут? Нелли, принеси-ка мои очки.
Макс поспешно подошел и протянул руку.
— Это мое! — воскликнул он.
— Что? — удивленно спросил Монтгомери и поднял книги высоко над головой. — Ты слишком молод, чтобы что-то было твоим. Нет, мы продадим все. Начнем жизнь с самого начала.
— Но это мои книги! Мне подарил их мой дядя! — Макс повернулся к матери. — Скажи ему, мама.
— Да, Нелли, поставь на место этого мальчишку, прежде чем мне придется сделать это самому.
На лице матери появилось озабоченное выражение.
— Не знаю, что и сказать. Книги действительно принадлежали Чету.
— А Чет был твоим братом? Значит, ты его наследница, а не этот щенок.
— Он был ей не братом, а деверем!
— Ну и что? Это не имеет значения. Значит, наследником дяди был твой отец, а мать унаследовала все от твоего отца. Именно мать, а не ты — ведь ты еще несовершеннолетний. Таков закон, сынок. Ты уж извини. — Он поставил книги на полку и остался стоять перед ней.
Макс почувствовал, как у него задрожали губы. Он знал, что не сможет говорить убедительно. Глаза наполнились слезами, и комната поплыла перед глазами.
— Вы… вы просто вор!
— Макс! — застонала мать.
Лицо Монтгомери приняло зловещее выражение.
— А вот теперь ты зашел слишком далеко. Боюсь, тебе придется попробовать вкус ремня. — И он начал расстегивать широкий пояс.
Макс сделал шаг назад. Монтгомери выдернул ремень и двинулся за ним.
— Монти, прошу тебя, не надо! — взвизгнула мать.
— Не встревай, Нелли! — отрезал Монтгомери и обратился к Максу: — Думаю, пришло время раз и навсегда установить, кто здесь повелитель. Сейчас же извинись!
Макс не ответил.
— Извинись, и мы забудем о случившемся, — повторил Монтгомери.
Он взмахнул ремнем. Макс сделал еще шаг назад. Монтгомери бросился за ним и попытался схватить за плечо. Макс увернулся и выскочил во двор.
Он бежал, пока не убедился, что Монтгомери не преследует его. Юноша остановился, тяжело дыша и содрогаясь от бессильной ярости. Он почти жалел, что Монтгомери не побежал за ним; едва ли кто-нибудь мог поймать его ночью около дома. Макс знал, где находится поленница, а вот Монтгомери — нет. Он помнил, в каком месте начинается выгул для свиней, а Монтгомери даже не подозревал. Наконец, юноша точно представлял себе место, где расположен колодец.