— Я намерен обобщить в диссертации результаты моей нынешней исследовательской работы.
Бринкли поднял брови с выражением вежливого удивления:
— Вот как? Но об это не может быть и речи, мальчик мой, вы ведь знаете! Вам действительно необходимо отдохнуть. Итак, до свидания; на случай, если мы с вами не увидимся до окончания семестра, разрешите пожелать вам приятно провести отпуск.
Когда массивная дверь закрылась за ним, Хаксли забыл о своих претензиях на светские манеры и помчался по университетскому городку, не обращая внимания ни на преподавателей, ни на студентов. Он нашел Коуберна и Джоан на их любимой скамейке, где они сидели, глядя через Ямы Ла Бри на Уилширский бульвар.
Хаксли плюхнулся на скамейку рядом с ними. Мужчины молчали, но Джоан, не в силах сдержать нетерпение, спросила:
— Ну, Фил? Что сказал старый хрыч?
— Дайте-ка сигаретку. — Коуберн протянул ему пачку и выжидающе взглянул на друга. — Да, в общем, мало что сказал. Пригрозил уволить с работы и испортить мне научную репутацию, если я не подчинюсь и не буду плясать под его дудку. Разумеется, все это говорилось в самых любезных выражениях.
— Но, Фил, почему ты не предложил ему привести меня и показать, каких успехов ты добился?
— Я не хотел тебя впутывать; к тому же это бесполезно. Он отлично знает, кто ты такая. Он слегка проехался по поводу того, что молодым преподавателям не следует встречаться со студентками во внеслужебное время и все бубнил о высоком моральном облике университета и о наших обязательствах перед обществом.
— Ах он старый грязный козел! Да я его на куски разорву!
— Спокойно, Джоан, — мягко прервал ее Бен Коуберн. — Скажи-ка, Фил, чем именно он тебе угрожал?
— Отказался продлить контракт со мною сейчас. Хочет промурыжить меня все лето, а если осенью я приду и заблею овечкой, он, может, и продлит — если пожелает. Чтоб ему пусто было! Но чем он меня достал больше всего, так это предположением, что я сдаю и мне нужно отдохнуть.
— Ну и что ты будешь делать?
— Работу искать, наверное. Есть-то нужно.
— Преподавательскую?
— Скорее всего, Бен.
— Не слишком-то много у тебя шансов, пока официально не уволишься из университета. Тебе могут здорово подпортить репутацию. Пожалуй, в этом смысле ты ничуть не свободнее, чем профессиональный футболист.
Хаксли помрачнел, Джоан вздохнула, поглядела на болотца, окружающие Ямы. Потом, улыбнувшись, сказала:
— Давайте заманим старого шута сюда и столкнем в яму!
Коуберн улыбнулся, но ничего не ответил. Джоан пробурчала про себя что-то насчет трусливых зайцев. Коуберн обратился к Хаксли:
— А знаешь; Фил, предложение старика насчет отпуска было не таким уж дурацким. Мне и самому отпуск не помешал бы.
— Ты серьезно?
— Ну да, более или менее. Я живу здесь уже семь лет, а штата еще не знаю по-настоящему. Мне бы хотелось поехать куда глаза глядят. Можно махнуть через Сакраменто на север Калифорнии. Говорят, там чудесно. А на обратном пути можно заехать в Хай-Сьерры и в Бит Триз.
— Звучит заманчиво.
— Возьми с собой записи, по пути мы их обсудим. А если тебе понадобится что-то дописать, остановимся и подождем.
Хаксли протянул руку.
— Идет, Бен. Когда выезжаем?
— Как только закончится семестр.
— Значит, мы сможем выехать в пятницу вечером. Чью машину возьмем, твою или мою?
— Мою, двухместную. У нее большой багажник. Джоан, которая с интересом прислушивалась к разговору, вмешалась:
— Почему твою, Бен? В двухместной машине неудобно втроем.
— Втроем? Почему втроем? Ты не едешь, светлоглазка!
— Да? Это только ты так думаешь! Вы от меня так легко от отделаетесь: я подопытный кролик.
— Но, Джоан, это чисто мужское дело.
— А меня, значит, под зад коленом?
— Джоан, мы этого не говорили. Но будет ужасно неприлично, если ты станешь шататься повсюду с двумя мужчинами…
— Трусы! Слюнтяи! Ханжи! Боитесь за свою репутацию.
— Вовсе нет. За твою боимся.
— Неубедительно. Если девушка живет одна, у нее нет никакой репутации. Пусть она чище куска туалетного мыла, все равно сплетники разберут ее по косточкам. Чего вы испугались? Мы же не будем выезжать за границы штата…
Бен с Филом переглянулись: так глядят друг на друга мужчины, когда неразумная женщина настаивает на своем.
— Джоан, осторожнее!
Большой красный автобус из Санта-Фе вывернул из-за поворота навстречу и промчался мимо. Джоан, обогнав на своей полосе бензовоз и трейлер, обернулась к Хаксли, сидевшему на заднем сиденье.
— В чем дело, фил?
— Да мы бы разбились в лепешку, если бы столкнулись с двадцатитонным подвижным составом из Санта-Фе!
— Не нужно нервничать; я вожу машину с шестнадцати лет и еще ни разу не попадала в аварию.
— Ничего удивительного — первая же твоя авария будет и последней. Слушай, неужели ты не можешь глядеть на дорогу? Я ведь не слишком много прошу, верно?
— Мне вовсе не обязательно смотреть на дорогу. Гляди. — Она развернулась к нему лицом: глаза были плотно закрыты. Стрелка спидометра показывала девяносто миль в час.
— Джоан! Прошу тебя!
Она открыла глаза и отвернулась.
— Да мне же не нужно глядеть, чтобы видеть. Ты меня сам научил, не помнишь, что ли?
— Да, только мне и в голову не приходило, что ты будешь проделывать такие фокусы за рулем!
— А почему бы и нет? Я самый безопасный в мире водитель: я вижу на дороге все, даже за поворотом. Если нужно, я читаю мысли других шоферов и узнаю, что они намерены делать.
— Фил, она права. Я немного понаблюдал за тем, как она ведет машину: не придерешься, я и сам не смог бы лучше. Вот почему я не нервничаю.
— Ладно, ладно, — пробурчал Хаксли. — Но вы, пожалуйста, не забывайте, супермены, что у вас на заднем сиденье есть обычный нервозный смертный, который не видит, что там, за углом.
— Я исправлюсь, — смиренно сказала Джоан. — Я не хотела пугать тебя, Фил.
— Объясни мне, Джоан, — попросил Коуберн. — Ты сейчас сказала, что не смотришь на то, что хочешь увидеть. У меня так не получается. Помню, раньше ты говорила — у тебя голова кружится, если ты смотришь назад, а видишь то, что впереди.
— Было, Бен, но я с этим справилась. И ты тоже справишься. Нужно просто перебороть старые привычки. Для меня теперь все «впереди» — вокруг, вверху и внизу. Могу сосредоточить внимание на любом направлении или на двух-трех направлениях сразу. Могу даже выбрать точку вдали от того места, где я нахожусь физически, и посмотреть на обратную сторону предмета. Но это труднее.
— Из-за вас обоих я себя чувствую чем-то вроде матери Гадкого Утенка, — с горечью сказал Хаксли. — Вы хоть помянете меня добрым словом, когда вырветесь за пределы человеческого общения?
— Бедный Фил! — воскликнула Джоан. В голосе ее звучало искреннее сочувствие. — Ты нас научил, а мы про тебя и забыли. Послушай, Бен, что я скажу;
давайте сегодня вечером остановимся на стоянке — выберем какую-нибудь поспокойнее в окрестностях Сакраменто и пробудем там денька два, научим Фила тому, чему он нас научил.
— Я согласен. Хорошее предложение.
— Жутко благородно с вашей стороны, компаньоны, — язвительно заметил Фил. Тем не менее он явно обрадовался и смягчился. — А когда вы со мной закончите, я тоже сумею водить машину на двух колесах?
— Почему бы тебе не научиться левитации? — предложил Коуберн. — Это проще, не требует так много энергии, и ничего из строя не выходит.
— Когда-нибудь, возможно, и научимся, — вполне серьезно ответил Хаксли, Неизвестно, куда заведет нас этот путь.
— Да, ты прав, — не менее серьезно сказал Коуберн. — Я уже дошел до того, что готов поверить в любое чудо света, особенно на голодный желудок. Так на чем ты прервался, когда мы обгоняли бензовоз?