– Ты опять здесь, – констатировал Кармоди.
– Здесь? Я никуда не уходил.
– Но я не видел тебя на предыдущей Земле.
– Это потому, что ты не посмотрел как следует. Я был у тебя в кармане в образе поддельного динария.
– Как я мог догадаться?
– А ты бы спросил, – сказал Приз. – Я ведь метаморфичен по своей природе и изменяюсь непредсказуемо для себя самого. Неужели мне надо сообщать о своем присутствии всегда и всюду?
– Было бы сподручнее, – заметил Кармоди.
– А мне гордость не позволяет вести себя так навязчиво, – сказал Приз. – Я откликаюсь, когда меня зовут. А когда не зовут, я считаю, что мое присутствие необязательно. В последнем мире ты во мне не нуждался, поэтому я пошел закусить в ресторан «Стоклол», а затем заглянул в «Пропариум» выпить сухого, а после этого уж в «Солар Бикон паб» поболтать с дружком, который оказался по соседству, а потом уж...
– Как это ты успел? В том мире я был полчаса, не больше.
– Я же говорил тебе, что у нас время течет по-разному.
– Значит, успел... Ну а где все эти заведения?
– Это долго объяснять, – уклонился Приз. – Попасть туда легче, чем объяснить дорогу. И вообще, это неподходящее место для тебя.
– Почему?
– Ну... по многим причинам. Тебе, например, не понравилась бы еда в «Солар Бикон паб».
– Я уже видел, как ты ел орити, – напомнил Кармоди.
– Да, конечно. Но орити – редкостный деликатес. Его удается попробовать раз или два в жизни. А в «Бикон паб» наша обычная еда.
– Какая же?
– Вряд ли стоит тебе это узнавать, – предупредил Приз.
– Но я хочу знать.
– Я знаю, что ты хочешь, но когда узнаешь, захочешь, чтобы не знал.
– Ладно, кончай. Так какая же у вас пища?
– Ну, хорошо, мистер Нос Сующий, – сдался Приз. – Но заруби себе на длинном носу: ты настаивал. Так вот, мы едим сами себя.
– Что-что?
– Себя едим. Я же предупреждал, тебе не понравится.
– Себя? То есть свое собственное тело?
– Точно.
– Чертовщина какая-то. Мало того, что противно, это и невозможно. Нельзя жить за счет самого себя.
– Я могу и живу, – сказал Приз. – И горжусь этим. А с точки зрения морали это выдающийся пример. Полнейшая личная свобода.
– Но это же невозможно, – настаивал Кармоди. – Это противоречит законам сохранения энергии, или массы, или чего-то такого. В общем, противоречит законам природы.
– Верно, но только в узком смысле, – согласился Приз. – А если бы ты изучил данный вопрос поглубже, ты увидел бы, что невозможное в природе встречается чаще, чем возможное.
– Как это понимать, черт возьми?
– Не знаю, – признался Приз. – Но это написано во всех наших учебниках. И никто до сих пор не сомневался.
– Но я хочу получить прямой ответ, – не уступал Кармоди. – Ты действительно съедаешь кусочек собственной плоти?
– Да, именно так. Хотя это не только моя плоть. Моя печенка очень вкусна, особенно рубленная с крутым яйцом и куриным жиром. А ребрышки хороши, чтобы перекусить в пути. Окорока же надо выдерживать несколько недель, прежде чем...
– Довольно! – закричал Кармоди.
– Извини, но...
– Нет, ты все-таки объясни: за счет чего же твое тело всю жизнь снабжает пищей твое тело? Даже смешно.
– Ну, я не слишком много ем.
– Может быть, я спросил не очень ясно, – поправился Кармоди. – Но ты же не можешь питать свою плоть, если ты одновременно эту плоть уничтожаешь?
– Боюсь, я не совсем понял.
– Давай сначала. Если ты потребляешь свою плоть...
– Так я и делаю.
– Итак, если ты потребляешь свою плоть для пропитания плоти... Минутку. Давай с цифрами. Если ты весишь, скажем, 50 фунтов...
– Именно так. На родной планете я весил 50 фунтов.
– Прекрасно! Идем дальше. Если ты весил 50 фунтов и если, скажем, за год ты съел для поддержания жизни 40 фунтов, сколько же останется?
– Десять фунтов! Правильно?
– Черт возьми, ты что, не видишь к чему я веду? Ты просто не сможешь долго кормить себя.
– Почему не смогу?
– Закон Уменьшающихся Поступлений, – веско сказал Кармоди. – Совершенно очевидно, что ты съешь сам себя. Съешь, и ничего не останется. Тебе нечем будет кормить себя, и ты умрешь.
– Совершенно верно. Но смерть неизбежна и для себяядных, и для чужеядных. Умирают все, Кармоди, как бы они ни питались.
– Но если ты действительно ешь себя, ты умрешь через неделю.
– Есть насекомые, которые живут один день, – возразил Приз. – Но у нас, Призов, вполне разумная долговечность. Запомни правило: чем больше мы съедим, тем меньше надо кормить и тем больше получается срок жизни. Время – великий фактор в автопоедании. Многие Призы съедают свое будущее еще в ранней юности и таким образом сохраняют для себя большой кусок жизни.
– А как они съедают свое будущее? – спросил Кармоди.
– Не могу объяснить. Съедаем, и все. Я, например, слопал запас за двенадцать лет, от 92 до 80, старческие годы, когда от жизни нет удовольствия. А теперь, соблюдая рациональное самопотребление, я думаю дожить до семидесяти с лишком. – У меня от тебя голова болит, – прервал Кармоди. – И тошнит заодно.
– В самом деле? – возмутился Приз. – Тошнит его по всякому поводу, понимаете ли! А ты сам, кровавый мясник, сколько несчастных животных разгрыз и сожрал в своей жизни? Сколько слопал беззащитных яблок, сколько головок лука вырвал из их земляных кроваток? Верно, я съел случайно попавшегося орити, но перед тобой в день Страшного суда встанут целые стада, которые ты сожрал: сотни волооких коров, тысячи беззащитных курочек, бесконечные ряды кротких овечек, не говоря уж об изнасилованных тобой садах, целых лесах яблонь и вишен. Да, я отвечу там за съеденного орити, но ты! Как ты искупишь стоны всех этих животных, сожранных тобой? Как искупишь, Кармоди, как?
– Ладно, заткнись! – рявкнул Кармоди.
– С большим удовольствием, – ответил Приз с иронией.
– Я ем, потому что я должен есть. Природа у меня такая. Вот и все.
– Ну, если ты так полагаешь...
– Да, так полагаю. А теперь заткнись. Дай мне сосредоточиться.
– Не скажу больше ни слова. Только можно спросить: а на чем ты хочешь сосредоточиться?
– Это место похоже на мой родной город, – сказал Кармоди. – Я хочу понять: он это или не он?
– Неужели это так трудно? – удивился Приз. – Кто знает, как выглядит его город, тот его и узнает.
– Нет. Когда я здесь жил, я его не разглядывал. А с тех пор как уехал, почти не вспоминал.
– Если ты не разберешься, где твой дом и где не твой, никто в этом не разберется. Надеюсь, ты это помнишь?
– Помню, – сказал Кармоди. И медленно побрел по Мэйплвуд-авеню, с внезапным ужасом подумав, что любой выбор может стать роковым.
Глава 27
Кармоди шел и смотрел по сторонам, смотрел и присматривался. Все было как будто таким, как это и должно было быть. В Мэйплвудском театре на экране шла «Сага Элефантины» – итало-французский приключенческий фильм Жака Мара, блестящего молодого режиссера, который уже дал миру душераздирающий фильм «Песнь моих язв» и лихую комедию «Париж – одиннадцать часов». На сцене выступала («Проездом, только один раз!») вокальная группа «Якконен и Фунги».
– Похоже, фильм смешной, – заметил Кармоди.
– Не на мой вкус, – сказал Приз.
Кармоди остановился у галантереи Марвина и заглянул в витрину. Увидел мокасины и полукеды, джинсы с бахромой «Собачья рвань», шейные платки с рискованными картинками и белые рубашки с отложным воротом. Рядом, в писчебумажном магазине, Кармоди увидел свежий номер «Кольерс», перелистал «Либерти», заметил еще «Манси», «Черного Кота» и «Шпиона». Только что пришло утреннее издание «Сан».
– Ну? – спросил Приз. – Твой город?
– Рано говорить, – ответил Кармоди. – Но похоже, что да.
Он перешел через улицу и заглянул в закусочную Эдгара. Она не изменилась нисколько. У стойки сидела, прихлебывая содовую, хорошенькая девушка – Кармоди ее сразу узнал.