Фактически я стою рядом с небольшой рощей. Вдалеке видны строения, которых нет на картине.
Я тяжело опираюсь на мой посох. Немного жить, немного умереть. Я достигла моей десятой остановки и до сих пор не знаю, дает ли Фудзи мне силы, или отнимает их. Наверное, и то, и другое.
Я направляюсь в сторону леса и пока я иду, на мое лицо падают капли дождя. Нигде нет признаков присутствия человека. Я иду дальше от дороги и наконец натыкаюсь на маленькое открытое пространство, на котором несколько скал и булыжники. Это будет моим привалом. Мне больше ничего не нужно для того, чтобы провести остаток дня.
Вскоре у меня горит маленький костер, мой миниатюрный чайник стоит на камне в костре. Дальний раскат грома добавляет разнообразия к моим неудобствам, но дождя пока нет. Однако земля сырая. Я расстилаю пончо и сижу на нем в ожидании. Я точу свой нож и откладываю его. Ем бисквит и изучаю карту. Я полагаю, что должна бы чувствовать некоторое удовлетворение, ведь все идет так, как я предполагала. Я хотела бы, но не чувствую.
Неизвестное насекомое, которое жужжало где-то позади меня, внезапно перестает жужжать. Секундой позже я слышу хруст ветки у себя за спиной. Моя рука сжимает посох.
«Не надо», говорит кто-то сзади.
Я поворачиваю голову. Он стоит в восьми или десяти футах от меня, мужчина в черном, его правая рука в кармане пиджака. Кажется, что у него есть еще что-то, кроме этой руки, засунутой в карман.
Я убираю руку с посоха и он приближается. Носком ботинка он отбрасывает мой посох подальше, вне пределов моей досягаемости.
Затем вынимает руку из кармана, оставляя там то, что держал. Он медленно двигается вокруг костра, поглядывая на меня, усаживается на камень и опускает руки между коленями. Затем спрашивает:
— Мари?
Я не отзываюсь на мое имя, но смотрю на него. Свет меча Кокузо из сна вспыхивает в моем сознании и я слышу, как бог называет его имя, только не совсем правильно.
— Котузов!
Мужчина в черном улыбается, показывая, что вместо зубов, которые я выбила очень давно, сейчас стоит аккуратный протез.
— Вначале я был совсем не уверен, что это Вы.
Пластическая операция убрала по крайней мере десяток лет с его лица вместе со многими морщинами и шрамами. Изменились также глаза и щеки. И даже нос стал меньше. Он стал выглядеть гораздо лучше с тех пор, как мы с ним виделись.
— Вода кипит, — говорит он. — Не предложите ли Вы мне чашку чаю?
— Конечно, — отвечаю я и тянусь за рюкзаком, где у меня есть запасная чашка.
— Спокойно.
— Конечно.
Я отыскиваю чашку, готовлю чай и наполняю обе чашки.
— Нет, не передавайте ее мне, — говорит он и берет ее с того места, где я ее наполнила.
Я подавляю желание улыбнуться.
— Нет ли у Вас куска сахара?
— Увы, нет.
Он вздыхает и лезет в другой карман, откуда вытаскивает маленькую фляжку.
— Водка? В чай?
— Не будьте глупой. Мои вкусы изменились. Это турецкий ликер, удивительно сладкий. Не хотите ли немного?
— Дайте мне понюхать его.
Запах сладости определенно присутствует.
— Прекрасно, — говорю я и он добавляет ликер в чай.
Мы пробуем. Неплохо.
— Как давно все это было? — спрашивает он.
— Четырнадцать лет тому назад — почти пятнадцать. В конце восьмидесятых.
— Да.
Он трет подбородок.
— Я слышал, что Вы уже отошли от дел.
— Вы слышали правду. Это было примерно через год после нашего последнего столкновения.
— Турция, да. Вы вышли замуж за человека из вашей шифровальной группы.
Я киваю.
— Вы овдовели тремя или четырьмя годами позже. Дочь родилась после смерти мужа. Вернулись в Штаты. Поселились в деревне. Вот все, что я знаю.
— Это и есть все.
Он отхлебывает чай.
— Почему Вы вернулись сюда?
— Личные причины. Частично сентиментальные.
— Под чужим именем?
— Да. Это касается семьи моего мужа. Я не хочу, чтобы они знали, что я здесь.
— Интересно. Вы считаете, что они так же тщательно следят за приезжающими, как и мы?
— Я не знала, что Вы следите за приезжающими.
— Сейчас мы это делаем.
— Я не знаю, что здесь происходит.
Раздался еще один раскат грома. Еще несколько капель упали.
— Я хотел бы верить, что Вы действительно удалились от дел.
— У меня нет причин опять возвращаться к этому. Я получила небольшое наследство, достаточное для меня и моей дочери.
Он кивнул.
— Если бы у меня было такое положение, я не сидел бы в поле. Скорее я был бы дома, читал бы, или играл в шашки, ел и пил во-время. Но Вы должны допустить, что это только случайность, что Вы здесь, когда решается будущее нескольких наций.
Я отрицательно покачала головой.
— Я ничего не знаю о множестве вещей.
— Нефтяная конференция в Осаке. Она начинается через две недели в среду. Вероятно, Вы собираетесь посетить Осаку примерно в это время?
— Я не собираюсь ехать в Осаку.
— Тогда связь. Кто-то оттуда может встретиться с Вами, простой туристкой, в какой-либо точке Вашего путешествия и…
— Боже мой! Вы повсюду видите секретность, Борис? Я сейчас забочусь только о своих проблемах и посещаю те места, которые имеют для меня значение. Конференция к ним не относится.
— Хорошо. — Он допил чай и отставил чашку в сторону.
— Вы знаете, что мы знаем, что Вы здесь. Одно слово японским властям о том, что Вы путешествуете по чужим документам, и Вас вышвырнут отсюда. Это было бы самым простым. Никакого вреда не причинено и все живы. Только это бы омрачило бы Вашу поездку, если Вы действительно здесь как простая туристка…
Грязные мысли пронеслись в моем мозгу, как только я поняла, куда он клонит, и я знаю, что они более испорчены, чем его. Я этому научилась у одной старой женщины, с которой работала и которая не выглядела как старая женщина.
Я допила мой чай и подняла глаза. Он улыбался.
— Я приготовлю еще чаю, — сказала я.
Верхняя пуговка на моей блузке расстегивается, когда я отворачиваюсь от него. Затем я наклоняюсь вперед и глубоко вздыхаю.
— Вы могли бы не сообщать властям обо мне?
— Я мог бы. Я думаю, что Вы, скорее всего, говорите правду. А даже если нет, Вы бы теперь не стали рисковать, перевозя что-то.
— Я действительно хочу окончить это путешествие, — говорю я, посматривая на него. Мне не хотелось бы быть высланной сейчас.
Он берет меня за руку.
— Я рад, что Вы сказали это, Марьюшка. Я одинок, а Вы еще привлекательная женщина.
— Вы так думаете?
— Я всегда думал так, даже когда Вы выбили мне зубы.
— Простите меня. Так получилось, Вы знаете.
Его рука поднимается на мое плечо.
— Конечно. В конце-концов, протез выглядит лучше, чем настоящие.
— Я мечтал об этом много раз, — говорит он, расстегивая последние пуговицы моей блузки и развязывая мой пояс.
Он нежно гладит мой живот. Это не вызывает у меня неприятных ощущений. Это продолжается довольно долго.
Вскоре мы полностью раздеты. Он медлит, и когда он готов, я раздвигаю ноги. Все в порядке, Борис. Я расставила ловушку и ты попался. Я могла бы даже чувствовать себя немного виноватой в этом. Ты более благороден, чем я думала. Я дышу глубоко и медленно. Я концентрирую свое внимание на моей «хара» и на его, в нескольких дюймах рядом. Я чувствую наши силы, похожие на сон и теплые, движущиеся. Вскоре я привожу его к завершению. Он ощущает это лишь как удовольствие, может быть, более опустошающее, чем обычно. Хотя когда все кончается…
— Ты сказала, что у тебя есть затруднения? — спрашивает он в том мужском великодушии, которое обычно забывается через несколько минут. — Если я могу что-нибудь сделать, у меня есть несколько свободных дней. Ты мне нравишься, Марьюшка.
— Это то, что я должна сделать сама. Во всяком случае, спасибо.
Я продолжаю в прежнем духе.
Позднее, когда я одеваюсь, он лежит и смотрит на меня.
— Я должно быть, старею, Марьюшка. Ты меня утомила. Я чувствую, что мог бы проспать целую неделю.
— Это похоже на правду. Неделя и ты снова будешь чувствовать себя отлично.