— Итак, ты теперь общаешься с дьяволом?
— Камень служит своим собственным целям. Я не всегда понимаю их.
Жерар хмыкнул:
— Лучше договорись с Камнем, прежде чем мы попытаемся советовать королю Ги.
Томас собирался возразить Жерару, что тот ничего не понимает в этих вещах. Но вовремя вспомнил, что Жерар — магистр и Камень, как и Амнет, в его подчинении.
— Да, господин.
Иерусалимский дворец имел выходы во внешний двор, прорытые под ограждающими его стенами. Они позволяли пройти во дворец, минуя главные ворота, хотя те были открыты всегда, кроме периодов осады.
Рыгая и шатаясь после полудюжины кружек хмельного пива, сэр Бовуар нашел путь, ведущий из трапезной. Его вел зов природы, а его оруженосец — утонченный мальчик знатной французской крови — напомнил ему, что мочиться на камни в коридоре запрещено, особенно, не дай Бог, если за этим вас застанет проныра-сенешаль, Эберт.
Бовуар вышел из освещенного сальными свечами коридора во двор. Как только его ноги коснулись неутрамбованной почвы, он поднял подол своей легкой кольчуги и начал возиться с тесемками штанов. Так велико было его нетерпение, что любой камень в лунном свете казался ему подходящим.
И только он начал мочиться с длинным вздохом облегчения, как от стены отделилась тень и двинулась к нему. Так как руки его были заняты, Бовуар только повернул голову, чтобы посмотреть, кто там идет.
— Могу ли я показать тебе реликвию, о христианский господин? — Голос был певуч, убаюкивал и насмехался.
— Что это, приятель?
— Кусочек от полы плаща Иосифа. Он был найден в Египте после многих сотен лет, а краски еще сохранились. — Руки держали что-то неясное в лунном свете.
— Подними это повыше, чтобы я мог рассмотреть. Руки поднялись вверх, над головой Бовуара, прежде чем он смог что-либо сообразить. Камень, завязанный в узел, ударил его в горло и сломал гортань — рыцарь даже не вскрикнул. Последнее, что он видел, прежде чем тени исчезли навсегда, были горящие глаза продавца редкостей.
Вина из долины Иордана были смолистыми, отдавали пустыней и колючками. Томас Амнет подержал вино на языке, пытаясь обнаружить сладость и терпкость, которую он помнил у вин Франции. Это вино имело вкус лекарства. Он быстро проглотил его.
Остальные тамплиеры были не столь разборчивы. Праздник коронации достиг той стадии веселья, когда добрые христианские рыцари лежат и опорожняют кувшины с вином и пивом в свои глотки. В этом случае вкус вина вряд ли имеет значение.
Амнет посмотрел через стол на сарацинских принцев, которые вынуждены были присоединиться к празднеству — только как гости в этом дворце. Они не пили ничего, кроме чистой воды, которую их слуга наливал им из седельной фляги. Томас, в отличие от многих тамплиеров, знал, что спиртное запрещено их религией.
Сигирет из Небулы был одним из тех, кто никогда не отягощал себя знаниями об обычаях людей, которых собирался убивать. Сейчас, вынужденный сидеть за пиршественным столом рядом с ними, он воспринял воздержание принцев как вероломство.
— Вы не пьете? — взревел Сигирет, приподнимая голову над столом.
Ближайший сарацин, не понимающий норманнского, нервно улыбнулся и прикрыл свой рот тонким платком, которым время от времени вытирал губы.
— Не смей смеяться надо мной, собака!
Два других тамплиера, глядя на объект его ярости, тоже подняли головы.
— Они не пьют, потому что с вином что-то неладно. Посмотрите! Они даже воду принесли с собой!
Амнет, видевший дворцовый водоем после того, как стража поила там лошадей, предпочитал вино. Но остальные за столом обратили внимание на сарацин.
— Может быть, они отравили нас?
— Яд! Именно так!
— Сарацины отравили вино!
— Собаки отравили наши колодцы!
Наблюдая за принцами, Амнет видел, что эти крики проникают даже сквозь их вежливые улыбки.
— Эй! Остановитесь! — воскликнул он, поднимаясь со своего места. — Их пророк строго-настрого запретил им прикасаться к вину, так же как наш Господь запретил прелюбодеяние. Они пьют воду, более привычную для их вкуса. Вот и все.
Пьяные рыцари примолкли и посмотрели на него с недоверием. Некоторые из них, он знал, хотели бы иметь хоть какое-нибудь оправдание, чтобы прирезать сарацинских принцев прямо там, где они сидят. А некоторые охотно включили бы и Томаса Амнета в число зарезанных.
— Ты знаешь их обычаи, Томас, — в конце концов сказал сэр Брор. Тебе можно верить.
Амнет поклонился ему с холодной улыбкой и опустился на свое место. Остальные тамплиеры потянулись за кубками и кружками.
Один из сарацинских принцев поймал его взгляд.
— Спасибо, сеньор, — отчетливо сказал он. Амнет кивнул, в свою очередь глядя на него.
— Я слышал об их пророке, — холодный чистый голос послышался с конца стола. Все вокруг Томаса замерло, как молодая мышь в тени сокола. — Судя по тому, что я слышал, их Мухаммед был погонщиком верблюдов и бродягой, и никем более.
Голос принадлежал Рейнальду де Шатильону. Рыцари за столом беспокойно задвигались. Сидящий рядом Жерар де Ридерфорт положил руку на плечо Рейнальда, но тот стряхнул ее.
— Конечно, у него были видения. И он писал плохие стишки. А почему бы нет? Он пьянствовал почти все время.
Сарацинские принцы прищурились, и Амнет был уверен, что они поняли это издевательство. Однако положение гостей обязывало их хранить молчание.
— Он был никем — конечно, до тех пор, пока не женился на богатой распутнице и не смог предаваться своим капризам и — как ты там сказал, Томас? — прелюбодеянию.
Сарацины впились глазами в Амнета, будто внезапно заподозрили его в том, что он расставил для них ловушку.
— Мой господин, — продолжал Рейнальд, обращаясь теперь к королю Ги, — если бы ты захотел смыть позорное пятно присутствия трупа этого погонщика верблюдов в Святой Земле, я мог бы возглавить поход в Аравию, вырыть его кости и разбросать их по песку, чтобы они проветрились.
Амнет не отрываясь смотрел на принцев. Их глаза сузились до щелочек, белые зубы поблескивали между усами и бородами.
— Кто из рыцарей Ордена тамплиеров присоединится ко мне? — воскликнул Рейнальд.
В ответ на этот вызов раздались нестройные вопли норманнских и французских голосов.
Сарацинские принцы готовы были взорваться, чего и добивался Рейнальд де Шатильон.
— Тьфу на всех христиан! — вскричал один, и оба вскочили из-за стола, опрокинув кубки с красным вином и блюда с едой. Куски пищи полетели на одежду и головы рыцарей.
— Так-то французские господа принимают своих гостей? — спросил второй, адресуя свой вопрос прямо Амнету.
Томас мог только покачать головой и опустил глаза. Сарацины подобрали свои длинные плащи и шагнули из-за стола. Пока они шли к двери в дальнем углу зала, два тамплиера попытались остановить их. Быстрее, чем французы успели среагировать, два кинжала из дамасской стали очутились возле их глоток. Сарацины и тамплиеры повернулись вокруг лезвий, в результате чего принцы оказались ближе к двери. Больше никто не пытался их остановить.
У самой двери один из них задержался.
— Мы знаем этого Рейнальда! — воскликнул он. — Это самозваный принц Антиохии. Пророк отомстит ему.
Выходя, он так хлопнул дверью, что треск прокатился по всему залу. После его ухода воцарилась абсолютная тишина. Внезапно Рейнальд де Шатильон начал смеяться — высоким, чистым, заливистым смехом. Ги, который хмуро наблюдал насмешки над сарацинскими принцами и их уход, расслабился и тоже начал смеяться. Его смех был более низким и богатым оттенками. Теперь смеялись и тамплиеры.
Только Амнет не участвовал в этом. Ему внезапно открылось видение: темное лицо, черные крылья усов, горящие глаза, отыскивающие Томаса Амнета среди прочих.