— Корвин!
Я попытался отмахнуться от ее крика — ведь я был уже почти на вершине. Вершина приближалась, и я напрягся, готовясь выскочить. Если колесо не остановится здесь, я выпрыгну — и паду, как та проклятая тварь, даже если погибну при этом. Я приготовился к прыжку. Колесо щелкнуло еще раз…
— Корвин!
Колесо отдалилось, снова приблизилось и поблекло… Я опять глядел на мельничное колесо, имя мое эхом отдавалось в ушах, сливаясь с плеском воды и растворяясь в нем.
Я моргнул и провел рукой по волосам. На плечи мне посыпались одуванчики, рядом раздалось довольное хихиканье.
Я быстро обернулся.
Она стояла в дюжине шагов от меня — высокая, стройная девушка с темными глазами и коротко остриженными каштановыми волосами. На ней была фехтовальная куртка, рапира — в правой руке, маска — в левой. Девушка смотрела на меня и смеялась. У нее были ослепительные зубы, пусть и крупноватые, загорелые щеки и небольшой нос усеяли веснушки. В ней чувствовалась жизненная сила, это особенно привлекает, иначе, чем просто красота. Особенно в моем возрасте.
Она отсалютовала клинком.
— En garde[12], Корвин! — сказала она.
— Какого черта, кто ты? — спросил я и заметил рядом с собой на траве куртку, рапиру и маску.
— Ни вопросов, ни ответов, — объявила девушка. — Сперва мы фехтуем.
Она надела маску и приготовилась.
Я поднялся, прихватив куртку. Проще было фехтовать, чем спорить. Меня беспокоило, что она знает мое имя, и чем больше я думал о ней, тем более знакомой она мне казалась. Ну что же, посмеемся, решил я, надевая куртку и застегивая ее.
Я поднес клинок, надвинул маску.
— Хорошо, — сказал я, изобразил короткий салют и сделал шаг вперед. — Хорошо!
Она шагнула навстречу, мы сошлись. Я дал ей атаковать.
Она начала очень резво: удар — финт — финт — выпад. Мой ответный укол был вдвое быстрей, но она сумела отразить его и с той же скоростью ответить. Тогда я начал отступать, вытягивая ее на себя. Девушка расхохоталась и обрушила на меня град ударов. Фехтовала она отлично и знала это. И хотела показать себя. Дважды она чуть не достала меня низкими выпадами, которые отнюдь не понравились мне. И я постарался скорее поймать ее на контратаке. Она беззлобно чертыхнулась, признавая пропущенный удар, и продолжала бой.
Обычно я не люблю фехтовать с женщинами, как бы хорошо ни владели они оружием, но на этот раз я просто наслаждался боем и собой. С таким искусством и изяществом отражала она атаки и наносила удары, что биться с ней было чистым удовольствием. И я задумался о том разуме, который крылся за этим стилем.
Поначалу мне хотелось побыстрее вымотать ее, а потом закончить бой и выспросить обо всем. Теперь я понял, что хочу продлить поединок.
Особой усталости в ней не было заметно. На это теперь надеяться не приходилось. И пока мы скакали взад и вперед по берегу, звеня клинками, я потерял представление о времени.
Должно быть, его прошло достаточно, когда девушка наконец топнула ногой и в прощальном салюте подняла вверх клинок. Потом сорвала маску с лица и улыбнулась мне.
— Благодарю, — сказала она, тяжело дыша.
Я отсалютовал в ответ и снял с головы чертову корзинку. Отвернулся, принявшись за пряжки куртки, а потом вдруг сообразил, что она рядом и целует меня в щеку. И ей не пришлось для этого вставать на цыпочки. Я слегка смутился, но улыбнулся ей. И прежде чем успел что-нибудь сказать, она взяла меня за руку и повернула лицом назад, туда, где мы только что были.
— Я принесла с собой корзинку с припасами.
— Отлично. Я голоден. И очень хочу знать…
— Я скажу тебе все, что ты хочешь знать, — весело ответила она.
— А как насчет твоего имени, — спросил я.
— Дара. Дара, в честь прабабушки.
Она глянула на меня, словно ожидая определенной реакции. Ужасно неприятно было разочаровывать ее, но я просто кивнул и повторил это имя.
— А почему ты зовешь меня Корвином? — спросил я.
— Потому что это твое имя, — ответила девушка, — я тебя узнала.
— Откуда ты знаешь меня?
Она отпустила мою руку.
— Вот и корзинка. — Девушка достала из-за ствола дерева стоявшую там на корнях корзинку. — Надеюсь, муравьи не успели забрести сюда, — сказала она и, выбрав у ручья тенистое место, расстелила там салфетку.
Я повесил фехтовальное снаряжение на ближайший куст.
— И ты всегда носишь с собой столько всего? — удивился я.
— Моя лошадь вон там, — она показала вниз по течению.
А потом снова занялась салфеткой и корзинкой.
— А почему там? — спросил я.
— Естественно, чтобы было удобнее следить за тобой. Если бы ты услыхал рядом конскую поступь, то вскочил бы, как чертик.
— Вероятно, ты права.
Она замолчала, словно бы задумавшись, а потом нарушила молчание смешком:
— Но в первый раз ты не услышал. Все-таки…
— В первый раз? — переспросил я, чувствуя, что она хочет этого.
— Да, сперва я чуть не раздавила тебя. Ты спал беспробудным сном. А когда я узнала тебя, то сразу отправилась за фехтовальным снаряжением и корзинкой.
— О! Тогда понятно.
— Теперь присаживайся, — пригласила девушка. — Ты, конечно, откупоришь бутылку?
Она водрузила передо мной бутылку, осторожно развернула два хрустальных бокала и поставила на середину салфетки.
— Хрусталь Бенедикта, — заметил я, откупоривая бутылку.
— Да, — согласилась она, — и, пожалуйста, не опрокинь бокалы, когда будешь разливать вино… Вряд ли нам обязательно чокаться.
— Согласен, не будем чокаться, — ответил я, разливая.
Она подняла бокал.
— За наше воссоединение!
— Какое воссоединение?
— Наше.
— Я никогда не встречал тебя.
— Не будь таким прозаичным. Я пожал плечами:
— За воссоединение.
Девушка принялась за еду, и я тоже. Она так наслаждалась атмосферой таинственности, что мне не хотелось портить ей удовольствие.
— И где же я мог тебя встречать? — попробовал я все-таки выяснить. — При дворе великого повелителя? В гареме, должно быть…
— Должно быть, в Амбере. Ты был…
— В Амбере? — я удивился и, вспомнив, что в руке моей бокал Бенедикта, постарался ограничить свои эмоции голосом. — Кто ты на самом деле?
— Ты был красив, самодоволен и окружен поклонением дам, — продолжала она, — а я, скромный тихий мышонок, любовалась тобой издалека. Серенькая мышка… пастельные тона… скромная Дара… тихий ребенок, отдавший тебе свое сердце…
Я пробормотал под нос легкую непристойность, девушка расхохоталась.
— Разве неправда? — спросила она.
— Нет, — отвечал я, проглотив кусок мяса. — Скорее всего дело было в том борделе, где я растянул свою спину. Тогда я был пьян…
— Значит, помнишь! — вскричала она. — Я там работаю по совместительству. Привыкла менять лошадей.
— Сдаюсь, — ответил я, подливая вина. Меня беспокоило что-то ужасно знакомое в ней. По виду и поведению следовало, что ей лет семнадцать. А значит, наши пути едва ли могли пересечься.
— Фехтованию тебя учил Бенедикт? — спросил я. — Да.
— Кто он тебе?
— Конечно, любовник, — ответила девушка. — Сперва украшает меня драгоценностями и мехами, а потом фехтует со мной.
Она снова рассмеялась. Я вглядывался в ее лицо. Что ж, такое было возможно. Наконец я выпалил:
— Я оскорблен.
— Чем? — спросила она.
— Бенедикт не угостил меня сигарой.
— Какой сигарой?
— Ты его дочь, не так ли?
Она покраснела, но качнула головой;
— Нет, — ответила она, — но уже горячо.
— Тогда внучка? — спросил я.
— Ну… что-то вроде того.
— Боюсь, не понял.
— Он любит, когда я зову его дедушкой. На самом деле это не так, он отец моей бабушки…