Потом опустил сиденье, закрыл глаза, сложил руки на груди и еще раз мысленно проделал путь, пройденный после Италбара.
…Он быстро шел сквозь туман. Синее, синее, синее. Синие, похожие на головы змей, цветы. Экзотические ароматы в воздухе. Синяя луна над головой, синие лианы на пологих ступенях лестницы.
Вверх, в сад… Рой синих насекомых.
Сделав резкое движение, чтобы отогнать их, он увидел свою руку.
«Что-то здесь не то. Всякий раз, когда я прихожу в это место, я сразу выздоравливаю».
Он шел все дальше по саду, и вдруг почувствовал небольшое изменение, хотя вряд ли смог бы сказать, в чем оно заключалось.
Он поднял глаза, но в небе висела лишь неподвижная луна.
Он прислушался — птицы не пели.
Туман клубился у его колен. Он подошел к одному из сверкающих камней и заметил, что тот по-прежнему продолжает отбрасывать радужные блики. Бабочек, однако, нигде не было видно. Вместо них в воздухе на тонкой паутине повисли дюжины жирных синих гусениц, которые беспрерывно извивались. Под их узловатыми рогами фасетчатые глаза искрились, точно осколки сапфира. При его приближении все они повернулись и подняли головы.
Он не стал смотреть на другие камни, когда проходил мимо них, а пошел вперед, чувствуя, как его охватывает отчаяние. Он искал то единственное место, где кустарники были особенно высокими. Увидев, бросился в том направлении; как и всегда при его приближении свет померк. А потом он увидел летний домик.
Таким домик не представлялся ему никогда. Прежде он был воплощением покоя и тенистой прохлады. Теперь же каждый камень пылал холодным синим огнем. А внутри царила непроглядная ночь.
Он остановился. Порыв ледяного ветра заставил его содрогнуться.
«Что же все-таки здесь не так? Раньше все было по-другому. Она на меня сердится? За что? Может быть, мне не следует входить. Может быть, я должен стоять здесь на пороге, пока не придет время возвращаться. Или мне нужно немедленно вернуться к себе? Воздух так странно насыщен электричеством. Как перед бурей…»
Он стоял перед домом, смотрел на него, ждал. Ничего не происходило.
А потом неприятные ощущения усилились. В затылке что-то начало пульсировать, возникло сильное покалывание в руках и ногах.
Он решил, что должен уйти отсюда, но не смог сдвинуться с места.
Теперь у него пульсировало все тело.
Вдруг он почувствовал непреодолимое желание идти вперед, которому не в силах был противиться. Сделал несколько шагов и оказался в доме, где испытал ощущения, которые никогда не посещали его в этом месте. След улыбки, взмах ресниц, мочка уха, локон, сияние голубых лунных лучей на руке или плече — он надеялся, что на этот раз ему не дано будет их увидеть. На этот раз он этого боялся. На этот раз он надеялся, что ее здесь нет.
Он подошел к каменной скамье у стены и уселся на нее.
— Дра Хейдель фон Хаймек, — услышал он, и ему сразу захотелось вскочить и броситься бежать, но он не мог пошевелиться.
Сейчас ее слова, казалось, шипели, словно змеи, а холодное дыхание касалось его щеки. Он не решался повернуть к ней лицо.
— Почему ты не хочешь посмотреть на меня, Дра фон Хаймек? Раньше ты об этом мечтал.
Она была такой же, как прежде — и одновременно другой.
— Дра фон Хаймек, ты не поворачиваешься и не отвечаешь мне. В чем дело?
— Госпожа…
— Ну, что ж, оставайся невежой. Вполне достаточно того, что ты наконец вернулся домой.
— Я не понимаю.
— Ты совершил правильный поступок — в конце концов. Теперь звезды изменили свои пути, а моря оторвались от якорей.
«Какой у нее приятный голос. Раньше он таким не был. Просто меня смутила столь резкая перемена. Сад тоже стал гораздо красивее».
— Ты заметил изменения, и они тебе понравились. Это хорошо. Расскажи мне, как ты относишься к своим новым способностям.
— Мне они доставляют удовольствие. Люди не достойны жизни и заслуживают смерти. Будь я сильнее, я мог бы уничтожить гораздо больше этих ничтожеств.
— О, так и будет! Поверь мне. Вскоре ты сможешь убивать все живое на многие тысячи километров. А потом наступит день, когда тебе будет достаточно лишь ступить на землю какой-нибудь планеты, чтобы она умерла.
— Меня интересуют только люди. Потому что именно они причинили мне страдания. Человек груб и лишен способности мыслить. Другие расы, другие формы жизни мне не мешают.
— Ты добровольно выбрал путь служения мне, а значит, сама жизнь является твоим заклятым врагом.
— Я еще не готов зайти так далеко, Госпожа. Ведь жизнь не наносила мне никаких оскорблений.
— Чтобы добраться до виноватых, тебе придется нанести удар по всем, в том числе и по невиновным. Это единственный путь.
— Я могу не останавливаться на мирах, где нет людей.
— Хорошо. Во всяком случае поначалу. Ты по-прежнему безмерно счастлив, когда находишься здесь, со мной?
— Да, Мира-о…
— Не искажай мое имя. Произноси его как положено: Арим-о-мира, но только в тех случаях, когда действительно возникает необходимость.
— Госпожа, я прошу прощения. Я думал о нем в обратном порядке.
— А ты перестань думать. Просто выполняй мои приказы.
— Конечно.
— В тебе пробуждается новая, непобедимая сила — ты сможешь взять все самое лучшее, что есть в обоих мирах. Только когда ты находишься здесь, твое спящее тело лишается своего могущества. Ты мирно спишь в той хрупкой скорлупке, что путешествует между мирами и является вместилищем твоей души. Проснувшись, ты поймешь, что наделен невиданным могуществом, и увидишь на своем теле новые глубокие шрамы.
— Почему так? Я помню времена, когда все происходило иначе.
— Потому что ты решил вести себя не как человек, а как Бог, и на тебя снизошла божественная сила.
— Я надеялся, вы поможете мне очиститься, хотя бы на время. Оказалось же, что я становлюсь все более и более уродливым.
Она рассмеялась.
— Ты? Уродлив? Я призываю Имена в свидетели: Хейдель фон Хаймек — самое прекрасное существо из всех живущих во Вселенной. А сейчас повернись и преклони предо мной колени. Восхищайся мной. Я потребую от тебя сексуального поклонения, а потом ты удостоишься чести стать моим слугой навечно.
Он повернулся и, наконец, взглянул на нее. И, упав на колени, опустил голову.
Проснувшись, Малакар сделал себе настоящую инъекцию — шприц с транквилизатором он приготовил заранее. Первый раз в шприце была просто дистиллированная вода. Все это время он намеренно не смотрел на сферу.
Потом встал, чтобы сделать такой же укол Мор-вину, который все еще находился без сознания. Однако в последний момент передумал.
— Почему он все еще без сознания, Шинд?
— Когда он использовал свое искусство, вся сила сна смерти ударила в его незащищенный разум.
— В таком случае я дам ему успокоительное и отправлю в постель.
Только после этого Малакар вернулся в лабораторию, чтобы рассмотреть сферу.
Его охватили странные ощущения.
«Господи! Это правда! Я видел именно это! Я и представить себе не мог, насколько велико мастерство Морвина! Ему и в самом деле удалось поймать кошмар и поместить в сферу. Идеальное исполнение. По правде говоря, даже слишком. Мне совсем не нужно произведение искусства. Именно таким и должен был оказаться этот мираж, если посмотреть на него, находясь в полном сознании. И все-таки, мне кажется, Морвин внес небольшие изменения… Впрочем, никогда не удастся узнать наверняка… Мне требовалось всего лишь нечто отвратительное, чтобы отослать Верховному Командованию СЭЛа — от Малакара, с любовью — дабы они знали: это я стою за последними событиями и предупреждаю их. Я хотел показать им, что намереваюсь сделать с их проклятой ОЛ. Конечно, меня ждет неудача, но я становлюсь старше, а преемника у меня нет. Они запомнят последний акт моей мести навсегда. И снова станут бояться ДИНАБа, по крайней мере некоторое время. Может быть, потом появится другой Малакар Майлз. Именно об этом я буду молиться, когда понесу бомбу в самое сердце ОЛ. Если честно, не хочется отдавать им эту сферу. Она мне нравится. Морвину не следовало навещать меня. Неплохой он парень. Эти его сферы… Сферы… Черт возьми, что такое!»