— Тибор отправился в опасное Странствие, — продолжил Шульд. — И незадолго до этого высказал желание перейти в вашу религию.
— А вы, однако, неплохо осведомлены, — сухо заметил Пит Сэндз.
— Да, не буду скрывать, я хорошо осведомлен. Вам, христианам, туго приходится в наши дни. И даже один новообращенный важен для вас в таком крохотном селении, как Шарлоттсвилль. Верно?
— Не могу этого отрицать.
— Вот почему настоятель вашего прихода послал вас сопровождать калеку-пилигрима, чтобы с ним, не дай Бог, не случилось чего плохого, пока он трудится на благо конкурирующей религии.
— Да, я действительно хочу отыскать его, чтобы оберегать от опасностей, подстерегающих в пути, — кивнул Пит.
— А как насчет предмета его поисков? Вам любопытен тот, чей портрет он подрядился написать?
— Ну, я не очень-то верю, что тот человек, которого обязался найти Тибор, все еще жив, — сказал Пит.
— Человек? — переспросил Шульд. — Как у вас язык поворачивается называть его человеком?
— В отличие от Служителей Гнева я нисколько не верю в его якобы божественную сущность.
— Я не о том, — сказал Шульд. — Меня просто удивило, что вы удостаиваете звания человека подонка, который лишил себя права принадлежности к роду человеческому. По сравнению с ним фашистский выродок Карл Эйхманн, убийца сотен тысяч евреев, был невинным ягненочком. Мы говорим о животном, которое повинно в истреблении почти всего населения нашей планеты.
— Я не могу отрицать сам факт, но не смею выносить оценку этому факту. Ведь я не знаю, каковы были исходные намерения и цели того, кого вы выводите за рамки рода человеческого.
— Вы посмотрите кругом. Результат его намерений налицо, куда ни глянь. В каждое мгновение и в любом месте мы теперь ощущаем плоды его «намерений». Короче, говоря о нем, деликатничать нелепо — это бесчеловечное чудовище.
Пит кивнул.
— Возможно. Если он вполне осознавал природу и нацеленность своих действий, тогда он, по-моему, был в то время неописуемым монстром.
— Давайте будем звать его подлинным именем — Карлтон Люфтойфель. Нас не поразит молния с неба, если мы выговорим это имя. В нашу эпоху на Земле нет ни одного живого существа, которое не испытывало бы всечасно, всеминутно боли — в той или иной форме. И источник всего этого неизбывного страдания — Карлтон Люфтойфель. Каждая капля в океане нынешних страданий и нынешнего отчаяния родилась по его вине. Он был проклят с той секунды, когда принял свое роковое решение.
— А я слышал, что охотники — просто наемники, у которых нет никаких убеждений.
— Что ж, это правда. Тут вы меня подловили. Ведь я охочусь не за Люфтойфелем, а совсем за другим.
Пит сдержанно засмеялся. Шульд тоже хохотнул.
— Но самые счастливые времена, когда внутреннее желание и обстоятельства дивным образом совпадают, — сказал Шульд после короткого молчания.
— В таком случае зачем вы с таким остервенением ищете Тибора? Не улавливаю сути вашего последнего замечания.
— Животное очень осторожно, — сказал охотник. — Но я уверен, что оно не заподозрит в дурном беспомощного калеку.
— О-о, я начинаю кое-что понимать…
— Да. Я выведу калеку на него. Пусть Тибор сфотографирует его. А я позабочусь, чтоб эта фотография была предсмертной.
Пит поежился. Ситуация с каждым мгновением становилась все запутанней и непонятней. Но, может, все эти повороты и навороты ему, Питу, только на руку?
— Вы намерены сделать это быстро и чисто? — спросил он.
— Нет, — ответил Шульд. — Совсем наоборот. Мне строго приказано, чтоб это происходило и медленно, и мучительно. Видите ли, мой наниматель — тайная всепланетная полиция, которая разыскивает Люфтойфеля на протяжении многих и многих лет именно для того, чтобы он умер самой медленной и самой мучительной смертью.
— Понимаю, — сказал Пит. — Лучше бы мне вовсе об этом не знать. Я до некоторой степени жалею, что услышал все это. Но лишь до некоторой степени.
— Я признался сознательно. Для меня проще, если кто-то из вас будет в курсе. Что касается Тибора, он много лет был Служителем Гнева, и не исключено, что их символы еще не до конца вырваны из его сердца. Вы же — из противоположного лагеря. Улавливаете, к чему я клоню?
— Вы хотите сказать, что я готов к сотрудничеству с вами?
— Да, именно это я имел в виду. Так вы готовы?
— Сомневаюсь, что я сумел бы остановить человека вроде вас. Даже если бы очень захотел.
— Вы уклонились от прямого ответа.
— Знаю.
«Мне бы, черт возьми, очень не помешало посоветоваться с достопочтенным отцом Абернати! Но сейчас с ним связаться никак нельзя. Да и не ответит он мне со всей откровенностью. Придется решать самому. Тибору надо помешать встретиться с Люфтойфелем. Должен же быть какой-то способ воспрепятствовать этой встрече. Со временем я что-нибудь придумаю — и позволю Шульду выполнить работу вместо себя. Итак, мне остается только один вариант ответа».
— Отлично, Джек. Считайте меня своим помощником.
— Замечательно, — отозвался Шульд. — Я так и знал, что мы найдем общий язык.
Пит ощутил на своем плече дружеское пожатие могучей руки. И в это мгновение острее ощутил свое единство с окрестным ночным волшебным миром камней и звезд.
Глава 15
Навстречу россыпи дневных впечатлений — в мир, где: щебет птиц, сперва робкий, потом уверенно самозабвенный; где: роса как туманный след на запотевшем зеркале, что исчезает — исчез; где: постепенно меркнущее на востоке слоистое многоцветье неба, обретающего мало-помалу чистейшую голубизну; где: бок о бок с востроухим псом, похожий на полуоплывшую восковую куклу, горой тряпья возлежит на тележке Тибор и созерцает неспешное рождение нового дня.
Зевок, осоловелое моргание, медлительное обретение себя.
Тибор заворочался, улегся повыше, расслабил плечевые мышцы. Не так-то просто безрукому-безногому потягиваться по утрам. Напряжение всех мышц корпуса. Расслабление. Напряжение. Расслабление…
— Доброе утро, Тоби. Смотри-ка, дожили мы до нового утра! И сегодня у нас будет решающий денек. А ты славный пес. Действительно славный! Всем собакам собака. Лучше я не встречал. А теперь, голубчик, можешь спрыгнуть на землю. Ты у меня смекалистый — попробуй найти себе что-нибудь на завтрак. Тут я тебе, увы, не помощник.
Тоби спрыгнул на землю, задрал лапку у ближайшего дерева и, прилежно принюхиваясь, обежал вокруг тележки. Тибор в свою очередь манипулятором расстегнул ширинку и совершил нехитрый утренний обряд.
Затем он задумался о своих дальнейших действиях. Надо бы опять покричать в репродуктор. Но было боязно. Ведь этот репродуктор — последняя надежда.
И если никто не откликнется, надежда умрет. Поэтому Тибор оттягивал момент пробы.
Он размышлял довольно долго — не приходя ни к какому решению. Глазами шарил по небу и деревьям.
«Не ищу ли я взглядом голубую сойку?.. Сам не знаю толком, чего я ищу. Похоже, я еще не до конца проснулся. А вон Тоби понесся в заросли. А ну как этот барбос больше никогда не вернется? Или вернется к моему окоченелому трупу. Ведь нет особой надежды… Ой, заткнись ты, сонный ворчун. Ладно, ладно… Сейчас бы чашку кофе — очень бы взбодрило. Последнюю чашку кофе — как последнее желание приговоренного… Ладно, ладно, молчу! Уже беру репродуктор».
Он направил раструб на долину и проорал в микрофон:
— Эге-ге-гей! Это Тибор Макмастерс. У меня случилась авария. Моя тележка застряла. Я не могу выбраться самостоятельно. Кто меня слышит, помогите, пожалуйста. Слышит меня кто-нибудь? На помощь! Есть тут кто поблизости?
Ответом — молчание. Он выждал минут пятнадцать и повторил серию призывов. Опять безрезультатно.
На протяжении следующего часа калека еще трижды повторил свои попытки докричаться до жителей долины. Тем временем успел вернуться Тоби, тявканьем сообщил что-то корове, на что она угрюмо мукнула и отвернулась.