Он закончит образование и выучит песни, которым хотел научить его дядя. Он не знал, что обе эти вещи будут важны в охоте, на которую он однажды должен отправиться. Он станет чтить старые пути, но научится и новым — самые старые пути и самые новые. В этом нет противоречия, ибо индеец-навахо — одно из самых приспособляемых существ на Земле.
Соседи-хопи танцевали и молились о дожде. Его народ так не поступал. Они стремились скорее сожительствовать с окружающей средой, не управлять ею. Пуэбло, зуньи и хопи жили скученно, словно бледнолицые в кондоминиумах. Его народ так не поступал: жили порознь, и семьи заботились сами о себе. Другие племена включали слова бледнолицых в свой язык, чтобы объяснить новые понятия. Язык же навахо даже в двадцатом веке развивался, чтобы идти в ногу с изменяющимися временами — более двухсот новых слов для названий различных деталей двигателя внутреннего сгорания. Они учились у англичан, испанцев, пуэбло, зуньи и хопи. Они перемещались, они приспосабливались, но оставались самими собой. Не просто так они считали себя потомками Переменчивой Женщины.
Да. Он научится как новому, так и старому, говорил он себе. И Черный Бог будет сопровождать его на охоте.
И это произошло. Однако он не рассчитывал на столь сильные перемены в отношении Народа во времена искривленного времени, когда он находился вдали. Они по-прежнему являлись Народом, отличным от других. Но скорости изменений в них и в нем были различны.
Теперь, глядя на мир с вершины Маунт-Тейлор, он видел, что Черный Бог, избравший его, сдержал обещание, превратив в сильнейшего охотника своего времени. Вот только теперь он уволен, а те дни прошли. Казалась излишней попытка личности приспосабливаться и дальше. Народ как целое являлся организмом и имел много времени для медленной адаптации. Пусть будет так. Его замысел остался неосуществленным. Вероятно, правильнее уйти сейчас от него в красоте и умереть, как легенда, которой он стал.
Он завел песнь вершины горы для этого места. Стаккато слов катилось по миру.
Облака под ним приобрели цвет дыма. Что-то пронеслось над головой, издавая одну-единственную каркающую ноту. Позднее он обнаружил черное перо, упавшее поблизости. Когда он присовокупил перо к своему хишу в суме из неповрежденной шкуры оленя, то стал гадать относительно его двусмысленного характера. Черное, цвет севера, направление, в котором двигаются духи умерших… Черный север, с которого возвращается чинди, наряду с другим злом… Черное означает север, означает смерть. Однако и Ворон мог бросить черное перо, послать ему. И что же это может подразумевать?
Что бы это ни было… Хотя он не мог истолковать глубины всего этого, он видел поверхность. Он начертил указательным пальцем на пыли круги, а потом их стер. Да. Он знал.
Но по-прежнему сидел там, на своем острове в небе, а день уже переполз через полдень. Наконец раздался ожидаемый звонок. Он знал, что это Эдвин Теддерс, еще до того, как услышал голос.
— Билли, мы здесь страшно нервничаем. Ты изучил досконально данные?
— Да.
— К чему-нибудь пришел?
— Да.
— Можешь перенестись сейчас?
— Нет. Поблизости нет ни одной кабины.
— Ну, так доберись до нее! Мы должны знать, а я не хочу говорить по телефону.
— Не могу, — сказал он.
— Почему?
— Если интересующая нас дама имеет в числе своих достоинств, способность узнавать, что у людей на уме, я не хочу, чтобы она извлекла это из вас.
— Подожди минутку. Я перезвоню.
Чуть позднее прозвучал второй звонок.
— Ладно. Вот вернейший вариант. Слушай, это будет прыжок-скачок из кабины в место, которое никто не знает. А она взорвется сразу после переноса.
— Если дама сумеет отрубить ток…
— Может, да, а может, нет. Мы, к тому же, пригласили людей с пси-способностями.
— Это не лишнее, но они не все предсказуемы. Верно?
— Некоторые очень хороши.
— Они вам что-нибудь обнаружили?
— Пока ничего. Ну, так что у тебя на уме? Можешь ли ты изложить это настолько общо, чтобы мы ухватили идею без каких-либо подробностей, которыми она может воспользоваться?
— Нет.
Последовала пауза. Потом Теддерс воскликнул:
— Черт! Мы должны иметь хоть что-то, Билли! Мы же можем помешать друг другу.
— Вы даже не узнаете, что я рядом.
— Ты будешь находиться в этом районе?
— Помните, никаких подробностей? Даже ваши собственные пси могут выудить их из вас… Тогда она сможет извлечь это из них, если потерпит неудачу с вами.
— Если ты собираешься оказаться по соседству, пси смогут так же легко извлечь все из тебя.
— Не думаю. Первобытные люди порой умеют становиться непрозрачными для телепата. Я видел, как это происходит в других мирах. Я вновь стал первобытным.
— Короче, как скоро ты займешься заданием?
Билли посмотрел на опускающееся солнце.
— Скоро, — ответил он.
— Можешь просто изложить, что ты собираешься предпринять?
— Мы собираемся ее остановить.
— Ты стал монархом или редактором? Или заимел солитера? Что еще за «мы»? Ты должен поставить нас в известность, если подключаешь к делу других людей.
— Я не подключаю к делу других людей.
— Билли, мне это не нравится…
— Мне тоже, но работа будет сделана. Потом вы меня не достанете.
— В общем, прощай… Удачи.
— Прощайте.
Он повернулся лицом к белому востоку, голубому югу, желтому западу, черному северу и попрощался с ними, а также со Святыми горами. Потом спустился из одного мира в другой.
Энн Экстелл Моррис и ее муж-археолог Эрл рассказали историю про двух монахов-францисканцев: отца Финтана и отца Ансельма, путешествовавших в край белого тростника, Лу-ка-чу-кай, в 1909 году. Там, на юге Четырех углов, в горах без дорог и признаков жилья, они отдыхали как-то днем, а их проводник-навахо пошел прогуляться. Позднее проводник вернулся с большим, разукрашенным керамическим кувшином для воды. Отец Финтан, разбиравшийся немного в индейской утвари, распознал уникальность этой вещи и спросил, откуда она. Проводник места не назвал. Он лишь сообщил, что кувшин этот из брошенного города Предков — селения со множеством больших домов и высокой башней, места, где множество подобных кувшинов, некоторые все еще наполненные маисом, валяются повсюду, а также валяются одеяла, сандалии и орудия труда. Но он просто взял кувшин на время, чтобы показать им, и должен его возвратить, ибо когда-нибудь хозяева могут возвратиться. Где это селение? Индеец-навахо покачал головой и ушел с кувшином, а через полчаса вернулся. Позднее священники описали этот сосуд Моррисам, которые отнесли его к третьему периоду пуэбло — одной из вершин в культуре юго-запада.