Бесполезные или нет, чешуйки уже засыпали все вокруг, и когда-то непробиваемая шкура зверя лишилась своей брони. Сквозь густой пар, вырывающийся из ноздрей дракона и окутывающий место поединка, лишь изредка пробивались искры, да и те весьма тусклые. Единственное, что ярко светилось, так это страх в огромных глазах существа.
Дева, являющаяся наградой победителю, почувствовала этот страх.
— Он отступает, сэр Георг! Он боится вашего огромного меча!
Дракон никогда не обращал внимания на замечания зрителей, но в данном случае девушка была права.
— А этот парень, действительно, силен, подумал он.
Интеллектом дракон может и уступай, как своему противнику, так и девушке, но природной соображаловки ему было не занимать.
— Лучше убегу от него, пока еще есть возможность. Как говорится, лучше быть живым трусом, чем мертвым драконом.
Тут тварь развернулась и побежала, что есть сил, изнемогая от боли в раненном крыле и пытаясь поднять свой огромный вес.
С диким победным криком, усиленным яростью при виде убегающей добычи, доблестный Георг пришпорил коня и бросился в погоню. Но дракон уверенно взмыл в небо, хотя и испытывал ужасную боль. На секунду он потерял высоту, но затем с невероятными усилиями перемахнул через вершины большой группы деревьев, стоящих на границе лесы. Задев лапами высокий дуб, дракон исчез из поля зрения Георга.
— Не дай удрать этому подлецу! — закричала прекрасная дева с изрядной долей кровожадности.
Рыцарь, не способный гнаться по воздуху, увидел, что подлесок уже совсем близко, слез с задыхающегося коня и бросился вдогонку пешком. Но, выбежав из леса, не нашел и следа своего врага. Ни обгорелого листка, ни почерневшего дерева, которые могли бы подтвердить, что тут пролетай дракон.
На поле неподалеку крестьянин разрыхлял землю мотыгой, как это свойственно всем крестьянам.
— Эй, дружище, — окрикнул его рыцарь. — Ты дракона тут случайно не видел?
— Чё?
— Дракона, долбня ты деревенская, дракона, смертельно раненного. Видел такого?
Деревенская долбня покачала головой и продолжала возделывать землю.
— Трусливое чудовище решило подохнуть в одиночестве, как и полагается его жалкой натуре, — мрачно нахмурившись, пробормотал Георг. — Но хотя бы, он больше не украдет ни одной прекрасной девы.
Рыцарь секунду задумчиво постоял, а затем, выкинув из головы все сомнения, взял кусок кремня и сделал еще одну насечку на рукоятке меча, и без того напоминающую зазубренный край пилы. После этого Георг прошел обратно через лес и вернулся к деве, которую там оставил. Он уже был близок к тому, чтобы стать святым, но все же из вежливости спросил, как она себя чувствует…
Золушке, подумал Бенджамин Сент-Джордж Тинкер, еще повезло. Когда все стало совсем плохо, она привлекла внимание доброй феи, и та пришла ей на помощь. Но в наши дни не стоит надеяться, что феи будут появляться также своевременно — по крайней мере, добрые — и когда оказываешься в таком затруднительном положении, в каком оказался Бен, нужно рассчитывать лишь на себя.
Что бы сделал его знаменитый предок? Возможно, поднял бы меч и отрубил пару голов. Но Бену вряд ли стоило идти те же путем.
Бена можно было назвать Золушкой в штанах. Он жил с отчимом и тремя сводными братьями, и семьей они были ужасной. Его мать мучилась с ними десять лет, прежде чем тихо умереть и попасть в лучший мир. Бен был слишком молод, чтобы придумать нечто поприличнее обезглавливания — ему было только двадцать восемь — и слишком запуган, чтобы найти вариант получше или попроще. Вообще-то, у него была работа, и он сам себя обеспечивал, ему только оставалось взять себя в руки и сказать: «До скорого, ребята, я ухожу». Бен этого не делал.
Отчим и трое братьев не дали бы ему так поступить. Они имели его, где и как хотели. Во-первых, физически. Старик Карл Морланд был стодевяностосантиметровым здоровяком и весил более девяноста килограммов еще до того, как растолстел. Он мог одной рукой связать Бена в узел, и Бен боялся, что однажды так и случится. Трое сыновей Карла имели такую же конституцию. Стэн с ростом сто восемьдесят сантиметров, можно сказать, был малышом. Но Эрл был выше отца на пять сантиметров и имел еще более дурной характер, что делало его очень опасным типом. Среди всех них только Гарри, пьющего виски, как рыба воду, можно было назвать добродушным. Но к Бену, которого шпыняла вся семейка, он тоже относился, мягко говоря, не очень хорошо.