Аппарат казался в десять раз более сложным, чем стандартный радиоприемник. Гэлвэй совершенно растерялся при виде множества различных деталей и не поверил, что Леклерк смог заставить это устройство работать.
— Но все-таки ты ожил, — сказал Гэлвэй.
— Знаю. Хотя для этого мне пришлось уничтожить свое второе «я». Позволь мне рассказать, что случилось. Четыре года назад я пережил период амнезии. Он длился восемнадцать месяцев. Вот что я имею ввиду, когда говорю, что умер. С моим телом ничего не произошло, но прежний разум совершенно исчез, словно меня разорвало на мелкие кусочки мощным взрывом.
Гэлвэй кивнул. Он понимал, что чувствует Леклерк. Иногда у него тоже появлялось странное ощущение, что как только он засыпает, то умирает, и оживает лишь на следующее утро. Некоторые примитивные народы, насколько знал Гэлвэй, на самом деле верили в это.
— Когда я снова пришел в себя, — то есть, когда мое второе «я» умерло, а первое ожило, — на мне был дорогой костюм, в бумажнике лежало пять тысяч долларов, и я ночевал в дешевом отеле. Не знаю, как я туда попал.
— Ты мог бы нанять детективов и все выяснить, — предложил Гэлвэй.
— Я так и сделал, но они ничего не узнали. При мне не было никаких документов, поэтому мне даже неизвестно, какое имя я использовал в течение этих восемнадцати месяцев. Я всегда хотел это узнать и просто сгорал от любопытства всякий раз, как думал об этом.
— Какое это имеет значение?
— Большое. Может, я женился и завел детей? Может, меня ищут друзья? Я не знаю. Но хочу знать. Пропали полтора года моей жизни, а я понятия не имею, куда. Гэлвэй, ты помнишь, как чувствуешь себя, когда пытаешься вспомнить чье-нибудь имя, вертящееся на кончике языке, но оно так и не приходит на ум? Не можешь решить проблему и не можешь выкинуть ее из головы.
— Понимаю, — кивнул Гэлвэй. — Иногда это просто не дает покоя.
— Именно! Я так мучаюсь уже более двух лет. Иногда мне кажется, что, пытаясь вспомнить, я сойду с ума. Что случилось за это время? Где я побывал за эти полтора года? Вот чтобы ответить на эти вопросы, я и изобрел эту машину.
Гэлвэй покачал головой. Он не совсем понимал, как тут поможет какая-то машина.
— Что она делает? — спросил он. — Переносит в прошлое?
— Нет, нечто другое. Большая часть разговоров о путешествиях во времени — полная чушь. Заметь, я сказал, что не все разговоры, а большая часть. Нельзя отправиться в прошлое. Прошлое — это бесконечная область в четырехмерном пространственно-временном континууме, природа которого была полностью определена. Все мировые линии, как их называет Минковский, все мировые плоскости и объемы известны. Путешествие в прошлое изменило бы их. А это сделать невозможно.
— Не понимаю, — пробормотал Гэлвэй, — но поверю тебе на слово.
— Это не обязательно. Вот, взгляни сам. — Леклерк собрал со стола несколько листов бумаги со стройными рядами уравнений. — Вот мои расчеты. Выводы не совсем очевидны, но они пришли не из воздуха. Я несколько месяцев работал, как проклятый, чтобы получить их.
— Понятно. Что дальше?
— Путешествие в будущее — другое дело. Будущее до определенной степени неизвестно. Принцип неопределенности Гейзенберга работает на атомном уровне, и этого достаточно, чтобы убедиться в индетерминизме в макроскопическом масштабе. Говоря математическим языком — прошлое однозначно, будущее — многозначно. Настоящее — точка разветвления. Путешествие в будущее меняет его. Сделать это сложно, но теоретически возможно.
— Да, но твоя проблема не в будущем, — заметил Гэлвэй.
— Верно. Ответы на мучающие меня вопросы лежат в прошлом. Но есть еще один вариант путешествий во времени с использованием машины для просмотра истории, какую я собрал здесь. Тут ситуация полностью противоположная. Настроив машину, я смогу заглянуть в прошлое, — не изменяя его, просто, как сторонний наблюдатель. Смогу показать тебе Вашингтона в Вэлли Фордж, Линкольна в Геттисберге и Вильсона в Версале. Эти события прошлого находятся в определенных областях пространства-времени. Но то, что произойдет в будущем, мы увидеть не сможем. У нас не получится посмотреть на Рузвельта в Берлине, потому что еще неизвестно, попадет ли он туда. Это зависит от слишком большого числа атомных процессов.
— Но твоя машина покажет прошлое?
— Покажет, если ты мне поможешь.
Гэлвэй кивнул, и они с Леклерком принялись за работу. Сам Гэлвэй не являлся хорошим инженером, но мог оценить чужие навыки, и подивился проворству, с которым буквально летали пальцы Леклерка. Гэлвэй был неплохим ассистентом, и под руководством Леклерка работа шла очень быстро.