Ноздри Эндрюса затрепетали от растущей силы запахов, доносящихся издалека. Да, там была опасность, огромная опасность. Но рвануться бежать его заставила совсем другая.
— Так это там, Эндрюс? — снова спросил капитан. — На холме?
Наконец, Эндрюс покачал головой.
— Ты что, не можешь разговаривать? — спросил капитан Кэррингтон. — Способен только дергать головой, как и все остальные?
Остальные? Что с ними случилось? — подумал Эндрюс.
— Я могу разговаривать, — с усилием ответил он.
— Тогда скажи нам, мой мальчик, — спросил доктор Хильгер, — где та опасность, которой мы должны избегать?
— Здесь, — сказал Эндрюс.
— Среди нас? — не поверив своим ушам, переспросил капитан. — Хочешь сказать, опасность где-то тут — прямо рядом с нами?
— Повсюду, — ответил Эндрюс. — Рядом с каждым из нас. Доктор Хильгер оставался по-научному спокойным.
— Думаю, проблема в том, что Эндрюс еще не привык к своему многократно усилившемуся обонянию, — постарался объяснить он капитану Кэррингтону. — Разумеется, поначалу все запахи кажутся очень резкими и потому представляющими опасность. — Затем он повернулся к Эндрюсу. — Мой мальчик, тебе надо научиться распознавать действительно опасные запахи. Попробуешь это сделать?
— Я могу рас… распознавать запахи. — Эндрюсу было трудно произносить длинные слова, и он встревожился, не ожидав, что эксперимент затронет речевой центр.
— Конечно, можешь, — снисходительно сказал доктор, — но расскажи нам поподробнее о запахах, идущих с холмов.
— Там сорок — пятьдесят разных запахов, — посмотрев вдаль и заставив губы шевелиться, ответил Эндрюс.
Внезапно его охватил порыв страха, он резко развернулся, толкнул доктора Хильгера, и промчался мимо двух солдат, сбив их с ног. Капитан Кэррингтон выхватил из кобуры пистолет, затем выстрелил. За убегающим полетел тонкий снаряд, прямо в воздухе раскрывшийся, как рыболовная сеть. Ноги Эндрюса завязли в паутине, он упал на землю и начал громко и бессвязно ругаться.
— Хотя остальные и убежали в джунгли, — сказал Кэррингтон, — я думал, что с Эндрюсом этого точно не случится.
— Ничего страшного, капитан, — ответил доктор. — Я уверен, Эндрюсу очень тяжело, но, как хирург и ученый, я должен решить эту проблему. Если я собираюсь помочь экспедиции — и Эндрюсу — то просто обязан докопаться до самых корней.
Двое солдат, сбитых Эндрюсом, подняли его, и через пару секунд он уже снова стоял перед Хильгером и Кэррингтоном.
— Ты должен контролировать себя, Эндрюс, — сказал капитан.
— Очевидно, он ничего не может с этим поделать, — заметил Хильгер. — Он убегает из-за непреодолимых запахов, в этом нет его вины.
Капитан Кэррингтон достал небольшой распылитель и побрызгал им тело Эндрюса, растворив верхнюю часть паутины.
— Это даст тебе некоторую свободу движений, — сказал он, — но пока я не могу развязать тебе ноги. Помни, мы нужны друг другу, тебе надо набраться терпения.
Лишь позже, когда Эндрюса отвели в каюту на корабле, с него полностью сняли паутину. И затем он принялся размышлять об этом, потому что ожидал на этой планете свободы — свободы, которая у него всегда была на Земле, которая есть у остальных (нормальных) людей. Но его снова заперли — «взяли под опеку», как говорят ученые. Эндрюс закрыл глаза и сел на пол каюты.
Он смутно вспомнил, что считался одним из самых выдающихся бойцов Космической Службы, если бы это было не так, то зачем бы его назначили ответственным на безопасность этой экспедиции? Он верил в успех путешествия, в работу группы, в свою должность. Не сомневаясь в научных достижениях, к которым, возможно, приведут его действия, после прибытия на планету Эндрюс вызвался на дополнительное задание. Но теперь все это, казалось, осталось в прошлом.
Если бы он управлял своими способностями… если бы мог нормально говорить… если бы его разум не был заторможенным, каким казался сейчас, то это он отдавал бы приказы капитану Кэррингтону. А сейчас дела обстояли так, что Эндрюс, после судьбоносной операции на носовой полости, стал для всех лишь обузой.
Мысли, мелькавшие у него в голове, были слишком расплывчатыми и не могли соперничать с бесконечными сообщениями, бьющими в нос. Система вентиляции вытягивала из корабля затхлый воздух и заменяла его свежим, Эндрюс все еще ощущал смешанные запахи, идущие с холмов, и таящуюся где-то опасность — он не мог определить точное место, но знал, что оно было неподалеку. Ощущения менялись слишком быстро, и он был не в состоянии сосредоточиться на конкретном запахе. Эндрюс уже давно не думал о чем-то одном дольше пары секунд. Например, для того, чтобы говорить, требовалось выгнать из головы ощущения, угрожавшие захлестнуть его мощной волной — но эти усилия неизбежно лишали его сил. Проще было совсем не думать и слушаться инстинктов и рефлексов, как животные, одним из которых, наверное, и стал теперь Эндрюс.