Но то, что подействовало на домохозяйку, несомненно, подействует и на других, более молодых и привлекательных женщин. Например, на девушку с томными глазами в отделе столовых приборов или на дерзкую кокетку из отдела салатниц и кастрюль.
Стук в дверь:
— Это всего лишь я, Хильда Нэгенбек. Послушайте, мистер Боммер, я тут подумала — салями и хлеб трудно есть всухомятку. К тому же от них вам наверняка пить захочется. Вот я и принесла вам две банки пива.
Открыв дверь и взяв пиво, Боммер улыбнулся. Время уже поработало над миссис Нэгенбек. То, что еще несколько минут назад было в ее глазах лишь бутонами, теперь пышно расцвело. Ее душа попрала сковывающие узы и помахивала ему рукой.
— Спасибо, миссис Нэгенбек. А теперь идите спать. Идите, идите.
Она быстро и покорно кивнула и побрела прочь, через каждый шаг томно поглядывая на него.
Гордо расправив плечи, Ирвинг Боммер вскрыл банку пива. Конечно, миссис Нэгенбек не Бог весть что, но она подсказывала ему дорогу к более интересному будущему.
Теперь он стал привлекательным — для любой женщины с чувствительным носом.
Жаль только, что зелья так немного, уж больно мала бутылочка. Кто знает, долго ли продлится эффект? А ему еще столь многое предстоит проверить и испытать!
Приканчивая вторую банку пива и намного более довольный собой, он внезапно натолкнулся на решение. Превосходное! И такое простое.
Первым делом Ирвинг вылил содержимое бутылочки в пустую пивную банку. Затем, сорвав бинт, сунул раненый палец в треугольное отверстие и соскреб подсохшую на ране корочку о голый металл. Через несколько секунд в банку потекла кровь. Когда струйка начинала иссякать, он вновь теребил ранку.
Решив, что смеси набралось достаточно, он потряс банку, забинтовал онемевший палец и вылил смесь в большой флакон с лосьоном после бритья, купленный неделю назад. Флакон был снабжен распылителем.
— А теперь, — заявил он, швырнув хлеб и нож на бюро, выключив свет, забравшись в постель и откусив кусок салями, — теперь остерегайтесь Ирвинга Боммера!
Он забыл завести будильник и проснулся лишь от шума, который издавал за стеной умывающийся сосед.
— Двадцать минут, чтобы одеться и добраться до работы, — пробормотал он, отбрасывая одеяло и бросаясь к раковине. — И никакого завтрака!
Но внизу миссис Нэгенбек встретила его широкой улыбкой и полным подносом, настояв, несмотря на его протесты, чтобы он «съел хоть кусочек».
Отчаянно забрасывая вилкой яичницу из суповой тарелки в рот, он столь же отчаянно дергал головой, избегая губ миссис Нэгенбек, украдкой пытавшейся его поцеловать, напоминая при этом человека-мишень, увертывающегося от бейсбольного мяча, а сам гадал, что же произошло с его властной хозяйкой со времени их последней встречи.
Со времени их последней встречи…
Воспользовавшись передышкой, когда миссис Нэгенбек вышла за баночкой икры («чтобы вы намазали ее на хлеб, когда будете пить кофе»), он опрометью помчался в свою комнату.
Ирвинг сорвал с себя галстук и рубашку, а затем, немного подумав, и майку. Потом направил на себя форсунку распылителя, сдавил резиновую грушу и опрыскал лицо, волосы, уши, шею, спину, руки и живот. Он даже сунул распылитель за пояс брюк и сделал им полный оборот вокруг талии. Когда мускулы рук стало сводить от непривычного напряжения, он наконец успокоился и начал одеваться. От запаха его едва не стошнило, и все же он ощущал поразительную беззаботность.
Прежде чем выйти из комнаты, он встряхнул флакон. Полон почти на девять десятых. Что ж, пока флакон не опустеет, Боммер со многими и за многое рассчитается!
Когда он проходил мимо, цыганка стояла перед своей лавочкой. Завидев его, она начала было улыбаться, но резко стерла с лица улыбку и цыкнула на детей. Те юркнули в лавку. Попятившись к дверям, цыганка зажала нос и прогундосила:
— Ты использовал слишком много! Нельзя все сразу!
Не останавливаясь, Ирвинг помахал ей:
— Я не все потратил. Там еще много осталось!
Его поезд был переполнен, но, еще стоя на платформе подземки, он заметил в вагоне незанятое место. Врезавшись в кучку людей перед входом, он буквально растолкал их, дерзким рывком ворвался в вагон, едва не напевая от самоуверенности и счастья, протиснулся между двумя женщинами, с ловкостью профессионала пнул в голень какого-то старикана и уже опускался на свободное сиденье, как поезд тронулся. Толчок лишил его равновесия, что позволило юной леди с фарфоровым личиком лет двадцати или двадцати пяти проскользнуть за его спиной и усесться. Когда он выпрямился и обернулся, она уже хитро улыбалась ему маленьким, но поразительно алым ротиком.