Кто-то закричал, пронзительный вопль вырвался из кровавого хаоса поля битвы и Анфай достигла переулка, ведущего к дому её дядюшки. Она остановилась. Она не могла бросить Канто… и должна была увидеть, что происходит на площади. Она выглянула из-за угла, наблюдая за зрелищем лишь правым глазом. Где-то наверху послышались звуки открывающихся окон и перешёптывающихся со страхом и восхищением селян, сверху вниз разглядывающих площадь.
Канто танцевал. Словно светлое пламя он сдвигался, уклонялся и прыгал от солдата к солдату, высыпавших из захваченного дома и рубивших своими мечами лишь ветер. На мгновение Анфай подумалось, что огромный белоснежный тигр очутился среди человекоподобных багрово-золотых демонов и рвёт их в клочья. Канто плавал в море крутящихся клинков, его руки и ноги встречались с головами, подбородками и промежностями со звуком раскалываемого топором дерева. Его ураганный танец продлился лишь несколько мгновений, когда он один остался на ногах среди повалившихся тел пьяных воинов. Двадцать девять рыцарей Тарингола без сознания валялись на площади, некоторые из них стонали и безуспешно пытались приподняться на переломанных руках и ногах. Кони топотали и беспокойно ржали, быть может, страшась того, что среди них оказался лев и в следующий раз он примется за их солоноватую плоть.
Но Канто просто поднял погибшую чету, одного за другим, и отнёс их в дом. К тому времени, когда он появился из выломанных дверей, казалось, что вся деревня Пять Деревьев собралась целиком, чтобы поглазеть на своего спасителя. Старухи улыбались и касались кромки его одеяний, а деревенские старики хлопали его по спине, и одаряли ухмылками и бутылками рисового вина. Канто отказался от выпивки и вознаградил лишь кроткой улыбкой тех, кто готов сделать его своим властителем. Анфай наблюдала с края площади, как люди толпились вокруг скромного священника, а несколько юношей начали связывать солдат прочной пеньковой верёвкой и затаскивать их в несколько крепких амбаров, что могли послужить темницами. Анфай не желала знать, что сделают с мучителями. Она проталкивалась через толпу, пока не приблизилась к Канто. Люди восхваляли его и просили ещё продемонстрировать боевые умения.
— Ты — божественный дух, присланный Спящими, — прошамкал беззубый старичок из-за своей длинной трубки.
Канто покачал головой.
— Должно быть, ты волшебник, раз так легко уложил этих тарингольских дьяволов! — заявил другой.
И снова Канто не согласился.
— Ты сражаешься невидимым оружием! — заявила юная девушка, схватив его за руку.
Канто покачал головой, мягко высвободившись из её хватки. В конце концов он заметил Анфай и подошёл к ней. Когда он шёл, толпа раздалась в стороны, будто пшеница от сильного ветра.
— Как твой дядюшка? — поинтересовался он, как всегда спокойный.
Теперь все глаза обратились на неё и маленький Онд проснулся, криком потребовав ужин. С изумлённой толпой, следующей за ними по пятам, они направились к дому дядюшки. Его младший сын, Дин, откликнулся на стук и впустил их. Он с трудом удержал поселян от того, чтобы тоже зайти внутрь, следом за их героем.
Дядюшка Дьяма был толстяком с приветливым лицом и выглядел так же, как запомнила его Анфай тремя годами раньше, когда в прошлый раз посетила Пять Деревьев с пожилой матерью. Двумя годами раньше, чем она вышла замуж за того, кого вскоре увели на войну. Дьяма приветствовал её улыбками и объятиями, и он поклонился Канто, как и остальные крестьяне — поскольку видел танец белого пламени с балкона третьего этажа.
Три сына Дьямы делили с ним дом, вместе со множеством работников, помогавших в садах. Он плакал, когда Анфай рассказывала ему о гибели её деревни. Они пообедали свежими персиками, жареной свининой и козьим сыром. Канто ел лишь фрукты и пил лишь воду. Он не рассказал о себе Дьяме больше, чем поведал Анфай, а фермер был слишком вежлив, чтобы приставать с расспросами.
— Ты покорил сердца деревни, — сказал Дьяма. — Они полюбили тебя. И я полюбил тебя, за то, что ты доставил племянницу ко мне в целости и сохранности, не говоря уже о моём крохотном внучатом племяннике. Оставайся здесь с нами, сколько пожелаешь.
Канто поблагодарил его. — Завтра мне нужно уходить, но на эту ночь я принимаю честь вашего гостеприимства.
Анфай взглянула на священника. Казалось, что она знала его не дни, а годы. — Разве ты не можешь остаться подольше? — спросила она.
Канто моргнул. Пылала ли в его тёмных глазах необычная страсть? Или это просто был чудной взгляд человека, непривычного к обществу других?